Войны инков. Incas

– Спать? – спросил чин.

– Спросят меня: что видел? Кохиль ответит: спал? Врать станет сны?! Тумпис грозен, могуч, хочет жить в дружбе с Куско! Не останавливаясь, идём!

Чин, вздохнув, двинул дальше. Сам без сил, Кохиль рад был, что досадил-таки подданным Сына Солнца, кой уклонялся от встреч, муча высокогорьем, где каждый вздох щипал горло, веки горели, как обожжённые, а ладони и губы трескались.

– Мы к утру явимся в Паукар-тампу?! – он проорал. Здесь, в горах, чтоб слышали, надо орать.

– Придём.

– Я, великий батаб, – выскользнул шип дипломатии, – знаю, что Паукар-тампу главный город Востока. Сколько дней до границ его?

– Десять лет плыть рекой, – лгал чиновник, наставленный Амару Т?пак Инкой, канцлером.

– Я не верю, что сей страной управляет лишь Титу Йавар. Или он солнечной крови?

– Предок наместника Титу Йавара – Солнце. Инки – солнечной крови все до единого.

– Тумпис воюет – сто двадцать тысяч бьют врага. А Восточная Сторона?

– Дважды по двести тысяч, – вновь лгал чиновник.

– Как Киту, младший брат Тумписа! – Кохиль, восстановив престиж, стал чиновника соблазнять. – Умный! В Тумписе бы народами управлял, как Набольший Господин ваш…

Люд в масках, выскочив из засады, поубивал воинов; а остальных погнали. Чиновник явил знак власти, но великан в шкуре пнул его. Ночь карабкались с кручи на кручу; днём шли в тумане; в сумерках были под городом, к коему взошли лестницей. Там гид Кохиля с криком: «Мы у Ольантая-самозванца!» – кинулся вниз со скал.

Кохиля великан в шкуре ввёл во дворец, явив инке с серебряно-седым волосом и кураке с нежной улыбкой.

– Что он за племени? – рек Ольантай. – Где ты нашёл его, Чара-Пума?

– Где? На дороге в Паукар-тампу. – И великан в шкуре хмыкнул.

– Я посол Тумпис! – нёс Кохиль, портя речь; замечена снисходительность в нас к неправильно говорящим как к неумеющим здраво мыслить, стало быть, к существам неумным. – Хожу и друзья ищу! Со мною вино, безделицы для подарков. Будем посмотрим?

– Инка, Ольантай, пусть принесут кладь, – молвил нежноулыбчивый.

Чара-Пума ушёл. Лот Кохиля ввергся в бездну.

– Ольанта – инка?! Я видел в Куско чима-панака, айльу-панака, инка-панака. Ольанта какой клан?

– Ответь, Пики-Чаки.

– Ольантай – он честного благородного рода, – молвил вельможа.

– Мне поручали: ты ищи честных, – врал посол с жаром. – Кохиль нашёл таких!

Чара-Пума внёс полихромный сосуд.

В чаши влилось пунийское, после многих глотков лот упал за борт вновь.

– Молчат об Ольанте, честном и благородном, в Куско.

– Куско, – признал Пики-Чаки, – предал героя из-за упрямого Пача К?тека…

– У которого Коси-Койльур?

Горцы застыли.

– Что в подземелье?

Через мгновение он болтался, вздёрнутый, а отпущенный, лишь оправился и на требованье вещать вскричал:

– Я раб? Я не раб! Я знатный! Спи-отдыхай сперва!

В комнате с ложем из трав дали ужин. Ночью он из окна видел кручи под лунным светом, слушал гул речки где-то вдали внизу, споря с Хачем как с политическим оппонентом, ибо Хач начал: «Ведь невозможно растерзанной плавать рыбе и без гримас взирать на того, кто спасения ищет в Куско! Лучше мне в рабство, чем умолчать, что Кохиль есть вошь безмозглая. Не умалчиваю отнюдь!» – «Смеялся бы, видя, как Хач наш, медуза, мелкий батабишка, расплывается перед Тевой и Качи. Но служу Тумпису, а не Куско, где и шпионю…» Вспомнилась присказка: вошь убьёшь, но глиста не достанешь, – что значило: Куско прихлопнет Тумпис и Киту, если не хватится внутренних паразитов. Он, Кохиль, мудрый великий батаб, их вскормит!

В полдень чья-то рука отвела дверной полог, и Пики-Чаки, пышно одетый, молвил:

– Инка ждёт.

Выбрав особые золотые – дипломатические – напяточники, сунув меж бёдер под пояс ленту, в синей верёвке с сложенной сзади циновкой, Кохиль закончил шапкой страшных размеров. Путь до приёмного зала выдержан в тумписском церемонном чине с неподражаемой игрой тела (необходимой для сохранения в равновесьи шапки).

Не шевелясь, ждал Инка Ольантай со скипетром в длани; рядом придворные. Чара-Пума был с палицей.

Сузив глаз, Кохиль крикнул:

– Знатный великий батаб, смерд Т?мпальи Вечного, государя Великого Тумписа, пред тобой! Тумпис Великий сосёт грудь Матери-Моря к югу от Манты, где правит Тева, западней Киту, где правит Качи. Тумпис друзей ищет!

Сняв с себя пояс, составленный из златых пумьих морд, он пустил его к стопам Инки по полу.

– Я, – завёл из толпы вельмож старец, – верховный жрец Рау-Анка. Слушай. Что не нашёл друзей в Куско? Также зачем ты шёл в Паукар-тампу, где был пленён? Что друзей ищешь вдали от… Тумпица, ты сказал?

Щёлки остались от глаз Кохиля.

– Пума, – начал он, – нацепляла колючек и, чтобы снять их, ластилась к лису, – так и избавилась. Жрец, вопрос тебе: будет кондор дружить с попугаями, коль есть сокол? Виден ли от подножья камень на пике? Кто не пойдёт за счастьем? Шёл я к одним, попал к вам, к честным нужным.

Старец ответил: – Наш союз будет, если ты нам расскажешь о Коси-Койльур.

Ольантай вздрогнул.

– Слушайте… – Кохиль сложил из рук раковину. – Жил я в Куско, кушал враньё, что вот-вот меня примут. Ночью гулял возле Дома Избранниц, чтобы проверить: из золота его стены? – и заглянул под них над ручьём. Лик Зари, мне представ, спросил воркованьем: «Кто ты?» Я сказал, что я местный курака, – чтоб не пожухла девственность в смерче слов о великом батабе дальнего Тумписа. «Ходишь ночью, будто разбойник», – сказали мне. – «А разбойники дарят подарки?», – спросил я и протянул колечко. Ручка взяла его. «Уай, курака, буду любить тебя, как отца и брата! Подь к Сыну Солнца: в Доме Избранниц сестра твоя Коси-Койльур, скажи ему, и племянница Има-с?мак».

Ольантай, согнув скипетр в дланях, встал.

– Вдруг зашумели за той стеной, – кончил Кохиль, – вместо Зари взялась рожа с факелом. «Любодей окаянный!! Портишь дев Солнца?! Бей его!!» И я скрылся.

Ольантай шагнул от трона.

– Война! – произнёс он бледный.