Войны инков. Incas

– Он беспокоился! Он спешил!

Амару Т?пак взял шкуру с торчавшей стрелой и встал. – Пойду разберусь со всем…

Коль ты пил мудрость Старого Света и понял значимость рода Юлиев либо Фабиев в общих стараньях римлян, будешь рад встречам с кланами инков, строивших Новый Свет. Вспомним, скажем, чима-панака, начавших Куско, айльу-панака, ставших за независимость в годы царств Чинча-Чанка или Аймара, и, в завершенье, – инка-панака, распространивших власть Куско на сто расстояний…

С инициала напишем их, чтоб свидетельствовать добродетели и таланты, – чтоб не безжизненной строчкой был Инка-панака Амару Т?пак Инка ауки, но поразил бы величьем имени: Рода Инки Принц Крови Удав-и-Сияющий-Отпрыск-Солнца.

Но покидаем дворец, что сложно. По коридорам с корзинами, мётлами и посудой мчат челядинцы. На перекрёстках секироносцы, они ж «гвардейцы», «самоотверженные», угрожают секирой, лица впиваются во всех зраками: кто такой?! В золоте клиновидных входов тучный, важный, блистательный муж грядёт с посохом, и туманные взоры блуждают над всеми. Он всходит лестницей в гуле: «Верховный Жрец к Набольшему владыке!»

Сколько носилок – маленьких и больших – на улице, где носильщики, сев на корточках подле ручек, ждут…

Кто там к нам? Стража?!

Мчим к главной площади Ликования и Восторга… Стоп, в сторону, к стене Дома Избранниц, прочь от носилок: пусть проплывёт лик надменно-неумолимый знатного инки… Дальше!.. Место строительства кишит людом: плавится золото, разливается, на него кладут блоки; плиты взволакивают, обтёсывают, и растёт стена…

Вот ручей в ложе камня…

Мост, скомкав площадь Восторга и Ликования, перелился с ним вместе в меньшую площадь Радости, зачиная там тракт, что тянется за холмы…

Строй лам навстречу: вьючена каждая и надменны верблюжьи лики…

Мчит гонец, увлекая с собой нас с шавками, что близ лам.

В предместьях, на возвышеньи, – два ряда каменных древних башен. «Две малые, величиной в три роста, располагаются меж больших двух; малые отстояли одна от другой в восемнадцати или же в двадцати футах; с боку от каждой на этом же удаленьи были другие».

Окрест – ни кустика, всё жуткое: птицы падали, пролетая здесь, зверь сбегал в ужасе. В выступах и в пазах башен – ветер. Лишь Солнце холил древность за службу, – плод коей, кстати, уж дозревал.

День минул. Тьма яркими и мохнатыми звёздами стерегла Пуп Мира, ответствовавший огнями. Не было в западном полушарии града больше. Меньшим был Мани, центр майя, меньшим – Теночтитлан ацтеков. Дымная мгла сгустилась. Выли собаки, пахло жилым. Башни плакали влагой рос…

Забрезжило, когда встретились путник, шедший из-за холмов, с портшезом. Оба – слезший на землю инка с большой головой и путник – взяли курс к башням.

– Ну, Рока-канут, как верят м?су?

– В птиц и зверей, в чащи, в реки, о, Т?май Инка.

– Дикие! – было сказано. – Как все прочие племена, сколь ни есть их! Варвары, ищущие суть веры в мире гниения и разложения и, подобно навозным гадам, роющие во мраке, тогда как над ними Солнце!

– Я славил Солнце, – начал вдруг Рока-канут. – После похода я изменился. В душных сырых лесах земель м?су богом становится необычное. В редкость там ткань – поклоняются клочку ткани. Там наводнения, и поэтому бог – река. Там не чтят Солнце, инка, м?су не видят в Нём редкостного и властного. Солнце им – ничего.

Инка вскинул бровь.

– И я понял, – вёл Рока-канут, – Солнце лишь вещь, как и всё прочее. Я хочу знать творца всего. Знать хочу, отчего кто-то беден, а кто-то славен, и отчего все разят друг друга, и почему изо всех слов главные говорит лишь Набольший Господин наш.

Инка, сев в каменное, в росах, кресло, вместил темя в выемку в камне спинки. Солнце взошёл меж маленьких башен, чуть тронув левые, вот что видел он.

– Через пять дней срок праздника, – произнёс Т?май Инка (он был астролог). – Откуда?

– Волен от службы, хожу везде, говорю о войне в землях чунчу и м?су.

– Это нельзя, Рока-канут! Участь твоя будет горькой, – вернулся к портшезу инка. – Помню, ты спас меня. Я послал тебя в школу, ты учил мудрость счёта, позже – и на войну, чтоб ты, бывший раб, жил лучше. Но, вижу, ты, еретик. Ты дерзостно говоришь со мной, богохульствуешь, и к тому ж много думаешь. У нас есть кому думать. Ты, знаток счёта, будь при своём счётном деле… В общем, одумайся и воспользуйся своим даром, как и моим к тебе отношеньем.

Носильщики ушагали.

День спустя, на рассвете, туман, курясь, открывал подле башен жрецов за обрядом. Солнце был встречен гимном.

В Куско глашатаи объявили:

– Т?пак Йупанки, Набольший Господин, Сын Солнца, Ясный День подданных! Мы Заступник и Благодетель, владыка над Четырьмя Краями! Мы, бог, велим, в честь Солнца три дня до праздника пить воду и есть лишь травы, жён избегать, огней не палить, поститься!

Империя погрузилась в тьму… Кроме трёх мест.

Ревёт в горах Урубамба. Между высот над городом – площадь с дворцами. Светит луна, в клиновидные окна разносятся звуки флейт; возгласы; бегают взад-вперёд слуги. По коридорам вповалку пьяные… А вот зал под соломенной кровлей с грубыми стенами. Все орут. На циновках – ссор, грязь, объедки. Чад, дым светильников тащатся сквозняками. На золоте в виде трона – муж лет седых. Он дремлет. Уши все в золоте, блёклая бахрома на лбу. По обрюзглой щеке к подбородку слеза течёт… падает в грязный подол.

Товарищи умолкают, и поднимается хищноликий курака с чашей в руке.

– Ольантай Инка, выпей! Мы твои слуги. Вот большой темник, любимец твой Пики-Чаки (под золотым табуретом дремал мужчина). Спит он, наперсник твой; его дед – гуанако. Вот Рау-Анка, верховный жрец (глядя перед собой, стыл старец). Знает он язык звёзд, мудрость его бездонна; предок его – сам Солнце. Вот вождь Мар?ти (щёголь лет тридцати стукнул себя кулаком в грудь). Главный он крепостей; прадед его – удав. Вот Чара-Пума (близ говорившего великан в шкуре пил из кувшина). Свиреп он, как пума, полог над Урубамбой! Дикие перед ним – как кролики; предки его все пумы. Я – управитель Орку-Варанка. Мы, как разбили мы Пача К?тека, поручил ты мне управлять страной Анти, коей владеешь, а прародитель мой – ягуар. Другие вожди твои здесь. Нас много! Ты всех сильней. Ты – Набольший Господин!

– Пью с тобой, Орку… – Выпив, Ольантай велел петь певице. Все вожди сникли, а Пики-Чаки, едва началась мелодия, поднял голову.

Ушла, голубка, ушла, родная.
Голубка, где ты?
Тебя зову, не уставая,
Но нет ответа.
Звезда – моей любви имя.
На небе нашем
Её не спутаешь с другими!
Она всех краше!
Найти слова для взглядов милой
Не в силах разум!
Как будто утром взошли над миром
Два солнца разом!

Ольантай встал, шагнув от Пики-Чаки, который его удерживал за сандалию.

– Все вы! Марути! Орку-Варанка! – крикнул он. – Пусть придут ко мне анти! Ядом пусть обольют гнев стрел! На Куско!! Сожжём его и повергнем! О, Коси-Койльур[11 - Возлюбленная Ольантая, дочь Пача Кутека, который, прознав о её связи с полководцем, не относящимся к роду инков, бросил её в подземелье; Ольантая же прогнал.], найду тебя, мёртвую иль живую!

Страшен был взгляд его, рост велик. Вожди съёжились, а Марути и управитель пали к стопам его, чтоб сдержать. Скован, как пик подножием, постоял Инка – и опустился на золотой табурет без сил.

Военачальники разошлись.

– Инка! – воскликнул старец, названный Рау-Анка, глядя перед собой в стену. – Много лет минуло, как покрыл я твоё чело красною бахромой в честь Солнца. И стал ты инка. Не возвеличился ты, однако, в битвах, ни в делах государства. Нет у тебя наследника, нет династии, нет страны: ты царь верхней излучины Урубамбы. Необразованны твои слуги, дерзки. Войско твоё – всё вольница. Ты пастух вольных пум, лис из сказки, царствовавший над птицами.

– Смолкни! – щерился Орку-Варанка.

– Знай, – старец поднялся, – надо взять Куско, восстановить обряды. Солнце, не пьющий кровь человеков, не подпирает миропорядок. Часты землетрясения, рушащие поля и горы. Ливни губят посевы. Мор истребляет люд. Полувек назад Пача К?тек, раб, недостойный быть инкой, сел с твоей помощью на престол. С тех пор инки служат не Солнцу, отцу их, но семени Пача К?тека. Должно тебе возвратить власть инкам! Шли послов в Паукар-тампу людям наместника Титу Йавара, старшего айльу-панака, вступи в союз. Он рода старого, а не древнего, но пусть служит нам. Ты и он – господа Востока, сил у вас много… и проси помощи у лесных племён, наберёшь войско в сто, в двести тысяч. Тогда бахвалься! – И Рау-Анка, сверкнувши подъушным диском, сел на скамью из золота.

Жгли огни в Паукар-тампу, сердце Востока, – что выяснил лекарь Лоро (в реальности соглядатай Как-Бишь-Его Сына Солнца). Приметил он вспышки в горах под городом. «Выведать и возвыситься!..» – ускоряли шаг мысли. Он, пройдя лесом, спрятался, чтоб следить.