Старческие голоса вскричали. Родственникам лентяев выдали палки, и экзекуция началась. Каваса били, пока не рухнул. Градоначальник же произнёс:
– Наказанные одумались?
И один из побитых просил в слезах, чтоб и впредь колотили строго.
– Чача! – инка-по-милости перешёл к другим вопросам. – Что кому нужно – мне сообщили. Сказано Пача К?теком – Т?пак Инкой подтверждено: у кого нету нужного – дать тому. Виноват Кавас, но получает шерсть на одежду, целый мешок. Айау хайли, чача!
– Хайли-ахайли!!
Каваса унесли с мешком.
Градоначальник начал:
– Про руна-сими… Тёмный язык – мысль тёмная. Светлый язык – мысль светлая. А светлей руна-сими нет в мире, на нём говорят подвластные Сыну Солнца. Главный учитель вам прокричит слова.
Толстый чиновничек тенором вскрикнул:
– Т?пак Йупанки!
Толпы сказали: – Т?пак Йупанки!
Выучили «митимае», а также «р?рай» – «подать» и «делать», отчего взоры одухотворились, лики прояснились. Ведь наличествовала тенденция, что они, «усвояя познание речи инков, словно бы сбрасывали с себя тупость, невосприимчивость, и у них появлялась склонность к учтивым придворным делам, а умы устремлялись к высшим» соображениям.
Жрец Айуана, инка-по-милости, кончил здравицей:
– Повторяйте! Солнце, жизнь питающий, день рождающий, нас кормящий! Не призывай от нас Т?пак Йупанки! Он, милосердный, с тёмных стезей нас вывел в мир света! Славные урожаи мы соберём великому Сыну Солнца!
П?рехи бережно понесли домой кладь духовную; господа скопом двинулись в крепость.
Дом в скалах, дополненный мощной кладкой, венчанный толстой крышею, вис всех выше и достигался вверх по ступеням. Римаче и Айуана пошли по ним, останавливаясь, отдыхая. Вход скрывал полог. За коридором был зал с паласом, а в клиновидном окне – луна. Полуяйцо на ножках – андский рефлектор – пыхало заревом.
– Как у инков! – нёс Айуана, отогреваясь. – У инков крови! Кто тебе помогает? Мудрость твоя иль духи?
Андские духи, то есть деревья, скалы, могилы, храмы, подвалы, совы и пр., населённое сверхъестественным, были чтимы, как древнеримские лары, и столь же властны.
Выйдя, Римаче вернулся с маленькой керамической головою в шапочке. Жрец, ткнув в ручку, соединявшую глиняные наушники, изумился.
– Кто сделал?! Точно живая! В Куско такого нет!
Градоначальник извлёк из стенной ниши чашу, сдвинул к рефлектору табуреты.
– Да, в Пупе Мира не лепят тамошние такого, прав ты… Видишь на голове сей шапку с наушниками? Знаешь, что за народ их носит?
– Инки, аймара… больше не знаю.
Римаче, сев, улыбнулся. – Выпьем, друг.
«Голова» засочила вино. Айуана, глотнув, подскочил. – Где такое настаивают?!
Винный сосуд «Голова»
Опрокинув в рот чашу, хозяин, вновь улыбнувшись, ушёл и принёс ёмкость новую: глиняную чету в соитии. Жрец взирал, как она льёт пьянящую влагу.
– Слушай же, Айуана! – отставив ёмкость, сказал Римаче. – Нынче я – точно сокол, видящий много кроликов и не знающий, кого выбрать. Дела пошли странные. Близятся перемены. Наш Хромоногий вот-вот ногу сломит!
– Йау!!
– Ночью мне был гонец от Виса Т?пака многомогучего: мол, посол страны Тумпис Великий здесь, размести их. Принял я тумписцев, спать лёг. Будят: посол с кувшинами, из каких нынче пьём с тобой, просит чести с ним выпить, сам узкоглазый, хитрый. Пили по-нашему – ведает наш обычай! – и я спросил, откуда он. «Из Великого Тумписа!» – «Хорошо, – говорю, – посол знает язык». – «Близко, – он мне, – Тумпис от Чачапуйи. Тумпис могуч! В друзьях его страны Киту, Каньари, Чиму». – «Куско, – я ему, – Чиму уж покорил». – «Я пью за вас!» – вдруг кричит.
Развязывает язык тумписское! «Мой царь Т?мпальа Первый, Т?мпальа Вечный, – кричит, – самый сильный. Отпрыск Матери-Моря, синей он крови!» – «Солнечной крови, – я ему, – наш владыка, звать его Титу Йавар!» Щурит он глазки, смотрит. «Где такой? – говорит. – Управитель сей Чачапуйи, многомогучий муж Виса Т?пак сказывал, что у вас господин – Т?пак Инка Йупанки. Я что, обманут? послан с посольством не к равному моему царю?!» Раскричался… Знаешь, солнцуугодный: сколько селений – столько и соглядатаев. Устрашился я и признал: «Господин наш – Т?пак Йупанки!» А тот посол-то из Тумписа: «Попрошу, – говорит, – чтоб пустили меня к Титу Йавару, как советовал мне Римаче, градоначальник». В моих мозгах Апу-римак[19 - Бурная горная река близ Куско.] взгремел, и мне вспомнилось, что изменников вешают вверх ногами, дом, поля засыпают, род убивают. «Ложь сказал!» – кричу. А посол этот сбросил с себя вдруг шубу, стал в ярком фартуке и вопит: «Кохиль я! люблю правду!» Я рассказал тогда всё о нынешнем Хромоногом и Пача К?теке, захвативших власть, и услышал: «Чистых кровей Т?мпальа Вечный! Равен ему солнцекровый муж Титу Йавар, будущий Набольший Господин!».
– Таинственные дела! Чудесные! – Айуана разлил вино в чаши. – Грозные страны за Айавакой, что уже наша! Дивные мастера там, дивные!
– Страны сильные… – и Римаче придвинулся. – Слушай! Кохиль сказал: у Тумписа воинов двести тысяч; у Киту – семьдесят тысяч. Ежели Титу Йавар, наш господин, да север соединятся вдруг…
Оба хекая выпили «Голову» да «Любовников», ведь у них в питие «свобода» плюс «в питие они грешники». И они опьянели.
Винный сосуд "Любовники"
– …предан айльу-панака! Скажи мне… Мне Титу Йавар… шлю тебя в Чачапуйу, там жди приказа… Айау хайли!! Ты, Айуана, срок придёт, будешь главным жрецом в Чачапуйе, я – управителем. Забирай! Дарю тебе эти… все!
– Найдут – накажут! – нёс Айуана, но таки принял подаренные сосуды, шатко побрёл прочь, вспомнивши: – Рек Пача К?тек: тайно берёшь подношенья – смерть…
Хозяин, спровадив гостя, начал амурничать, но заснул. Девушка выскочила во двор. Кручи рвались к созвездиям… Вон дом любимого, вниз от площади… Уай, зачем пришли инки и её отдали старой пьянице?
– Чача! – днём наставлял Римаче. – Сеяли мы Великому пашни. Славно! Будем делать дорогу: ближе к нам станет Куско; войско поспеет, если нас кто обидит. Завтра с рассветом всем на дорогу, и будем строить!
Темень сгустилась, и псы молчали, не видя Лиса… Некогда не было в Луне пятен, вся была светлая. Воспылав страстью, Лис, спрыгнув с тучи, бросился на неё, приклеился, и с тех пор они вместе, шавкам на зависть. Нынче же псы молчали, ведь Луны не было.
Тени скользили. Сиа впускала их. Кавас встречал их и пересчитывал. В очаге тлели угли.
– Тридцать здесь. Все.
Он вытащил золотой Клубень. Все повалились плача:
– Здесь он!
– Родитель!
– Землю Сосущий!!
Приветили вслед за тем птичье чучело, вытащенное из тряпок и почитаемое вторым кумиром.
– Тучегонитель!
– Бог!!
Дёргая крыльями, кондор, танцуя, пел: