Оценить:
 Рейтинг: 0

До седьмого колена

Год написания книги
2020
1 2 >>
На страницу:
1 из 2
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
До седьмого колена
Игорь Воронин

История семи поколений обычной русской крестьянской семьи. Первое упоминание фамилии в роду Ворониных относится к 1816 году, за 45 лет до отмены крепостного права. Место жизни деревни Даймище и Парушино. Рядом такие знаковые литературно-исторические места, как имение Рылеева Батово, набоковские Рождествено и Выра, Сиверская.

До седьмого колена

Игорь Воронин

© Игорь Воронин, 2020

ISBN 978-5-4498-3668-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ

Говорят, что составить генеалогию крестьянского рода дальше четырех-пяти поколений – редкая удача. Мне повезло: изучая метрические книги двух церквей села Рождествено (Вознесения Господня и Рождества Пресвятой Богородицы), я раскопал историю своих предков по прямой мужской линии до седьмого колена.

Начну с сенсации. Конечно, всемирно-исторического значения она не имеет, это такая внутрифамильная сенсация. Ведь все живущие потомки моего деда Василия Филимоновича Воронина убеждены, что их малая родина – деревня Парушино. А у меня есть все основания полагать, что в Парушино Воронины появились только в начале XIX века, а корни были пущены здесь переселенцами из Даймища, деревни, где родилась моя бабушка по отцовской линии, то есть жена (вторая) Василия Филимоновича – Евдокия Алексеевна, урожденная Букашкина.

Итак, первыми парушинскими Ворониными стали Семен Карпович с семьей, а также вдова и дети его старшего брата Ефима Карповича. Вот этот Ефим и является самым старшим из известных на сегодняшний день моих прямых предков. О его отце Карпе, кроме имени, мы пока ничего не знаем. А вот о его матери, которую звали Параскева Степановна, доподлинно известно, что в 1821 году (это примерно время переезда Ворониных в Парушино) было ей 67 лет, и записана она в исповедной росписи, как и все прочие наши предки того времени, раскольницей, то есть староверкой.

Хотя, пожалуй, не стоит горячиться: староверы тоже бывают разные. И если все крестили детей и венчались в церкви, то официально считались обычными православными. Время от времени (а не минимум раз в год, как положено) исповедовались и причащались не только дети, но и взрослые. Конечно, не все.

Но если с крестинами и свадьбами все более-менее понятно, то с отбытием в мир иной какая-то странность. Очень мало записей в метрических книгах об отпевании Ворониных, и объяснить этот факт я не могу. Запишем в загадки, как говорил Шерлок Холмс.

Вообще в тех местах большинство староверов была так называемого федосеевского толка, о которых некоторые ученые пишут, что они, дескать, придерживались безбрачия. Но что-то наплодилось наших немало…

ГЛАВА ПЕРВАЯ, ОСНОВОПОЛАГАЮЩАЯ

Однако приступим к поколенной росписи. Итак, Ефим Карпович Воронин родился, скорее всего, в 1776 году (соответствующая запись в метрической книге, впрочем, не найдена). В январе 1796 года обвенчался с Домной Егоровной, крестьянской девицей из Поддубья, и это, кстати, сама старая запись о предках, которую мне на сегодняшний день удалось отыскать.

Уже в декабре родился первенец – сын Василий. Всего детей было не менее десяти. Кроме Василия, еще Анна, Ефим, Ирина, Никифор, Арина (Ирина), Назарий, Марина, Трофим, Дарья, Гликерия…

Анна и Никифор умерли во младенчестве.

А самая младшая Гликерия родилась в 1812-м, незадолго до смерти отца. Но о детях – подробнее, насколько возможно, расскажем во второй главе.

Умер Ефим Карпович в конце 1816 – начале 1817 года, похоронен, очевидно, в Даймище.

До отмены крепостного права в России еще было далеко, и крестьяне в метрических книгах, как правило, записывались без фамилий. Поэтому родство устанавливаем по отчествам и другим косвенным признакам – когда люди со знакомыми нам именами и отчествами выступают на свадьбах поручителями (по-современному – свидетелями) жениха или невесты. Очень часто это были близкие родственники. А уж обычай брать в крестные отцы и матери дядьев и тетушек и вовсе дожил до наших дней, он и меня коснулся: мою сестру крестил родной дядя, моей крестной стала двоюродная сестра, а моя дочь – крестная моего внука.

Так, может, и Ефим, и Семен Карповы – вовсе и не Воронины, и я это все нафантазировал, опираясь на ряд совпадений? Вопрос не праздный, но помимо косвенных доказательств, есть и вовсе неоспоримые. И если насчет некоторых боковых ветвей сохраняются какие-то сомнения, то по поводу прямой мужской линии у меня лично уверенность полная. А чтобы было легче ориентироваться в многообразии предков, представителей прямой мужской линии я буду в тексте выделять полужирным шрифтом.

Начнем с того, что, как бы ни было оно удивительно и несмотря на так называемые ужасы крепостничества, фамилия «Воронин» всплывает довольно рано. Упомянутого выше Василия Ефимовича (напомню, первенца Ефима Карповича) записали Ворониным уже в 1845 году, когда он венчался вторым браком, будучи вдовцом.

Но намного раньше, в 1816 году (!), еще в даймищенский период, у младшего брата моего прапрапрапрадеда Семена Карповича родилась дочь Александра. И отец указан в метрической книге как Семен Воронин. Так что первое упоминание нашей фамилии, из ныне известных, датируется 15 апреля 1816 года (все даты до революции традиционно даем по старому стилю). Увы, двухсотлетний юбилей прошел незамеченным.

Семен Карпович Воронин в 1821 году в метрической книге пишется уже как парушинский крестьянин, хотя по исповедной росписи вся его семья (как и семья Ефима Карповича) еще приписаны к Даймищу.

Для справки: метрические книги в России были заведены при Петре Великом. Это что-то вроде современных записей органов ЗАГСа о рождении, бракосочетании и смерти, смысл тот же – учет населения, только поручался он духовному ведомству. Атеистов тогда не было, и все записывались по своим приходам, это касалось не только православных, но и представителей других конфессий и вероисповеданий. А вот исповедные росписи учитывали только православное население, представители которого обязаны были хотя бы раз в год исповедоваться и причащаться Св. Христовых таинств в храме.

Итак, Семен Карпович. У него было, как минимум, семеро детей. Судьбы этой побочной линии мы коснемся вскользь, с небольшими отступлениями, которые заслуживают внимания безусловно. Но известных нам детей Семена Карповича все-таки перечислим: Домника (род. 1811), Лука (1814 – после 1890), Александра (1816 – между 1890 и 1898), Татьяна (род. 1818), Харитон (1821—1900), Петр (род. 1824), Василий (род. 1826). Еще несколько под вопросом, поэтому не упоминаем. Жил, например, в Парушино, деревеньке небольшой, Николай Семенович (рождения 1801 года), и теоретически он мог быть старшим сыном Семена, но никаких серьезных доказательств этого найти не удалось.

Умер Семен Карпович Воронин в возрасте 83-х лет в Парушино в 1863 году, похоронен на Даймищенском кладбище (в данном случае информация подтверждается документально). В его доме остались жить: его вдова Евдокия Ивановна, его дочь (старая дева) Александра, его сын Лука, вдовец, с детьми Иваном, Федором и Ириной, другой сын Харитон с женой Анной Ивановной и дочерьми Александрой, Евдокией и Екатериной.

Закончив с первым известным нам поколением Ворониных, сделаем лирическое отступление, чтобы сказать несколько слов об истории Даймища.

Первые известные нам новгородские писцовые книги (они представляли собой что-то среднее между переписью населения и налоговой ведомостью) датируются 1500 годом. Парушино там не упоминается. А вот Даймище уже есть. Тогда деревня называлась Дамища, а к своему нынешнему наименованию пришла извилистым путем.

От Парушина до Даймища, кстати, всего-то верст десять, а какая разная судьба.

Эти земли в XVI веке лежали на границе между Спасским Орлинским и Никольским Грязневским погостами Копорского уезда Водской пятины Новгородской земли. Даймище точно относилось к Никольско-Грязневскому. Возле речки Грязны была Никольская церковь, отсюда и название. По преданию, церковь эта ушла под землю, когда в XVII веке пришли шведы. Вот такой вариант града Китежа. Позже практически на этом же месте возникло село Рождествено, названное так по церкви Рождества Пресвятой Богородицы.

В 1617 году – это территория Ингерманландии, даже писцовые книги в Швеции сохранились. К середине XVII века даймищенские крестьяне разбежались, от всей деревни остались два двора – один русский и один финский. На шведских картах в 1676 году деревня обозначена как Damosoi, а в 1704 году уже как Domista.

После освобождения от шведов, в числе других деревень Куровицкой мызы, Дамища была пожалована Царем Петром Первым Наследнику Цесаревичу Алексею Петровичу. Далее деревней владели сначала царица Прасковья Федоровна (вдова Ивана V, если кто забыл – это родной брат Петра Великого и сначала они царствовали вместе), потом ее дочери Прасковья и Екатерина, следовательно, Даймище числилось по Дворцовому ведомству, а предки мои были дворцовыми крестьянами. Оброк платили так же, как и крепостные, но статус, мне кажется, повыше будет.

На карте Санкт-Петербургской губернии 1770 года деревня называется Домища.

По восшествии на Престол в 1796 году Император Павел Первый пожаловал десять деревень, в числе которых и Даймище, П. Ф. Малютину (1773—1820), тогда полковнику, а впоследствии генерал-майору. Так из дворцовых Воронины – мужики, бабы, а также дети их – превратились в господских, то есть в обычных крепостных крестьян.

ГЛАВА ВТОРАЯ, БАРСКО-КРЕПОСТНИЧЕСКАЯ

Мой прапрапрадед Ефим Ефимович Воронин родился в Даймище 18 декабря 1799 года. Да-да, в один год с Александром Сергеевичем Пушкиным. Восприемниками при крещении, то есть крестными, были «той же деревни крестьянина Марка Дометиева (значит Дементьевича) сын Лаврентий и крестьянина Исака Сергеев (ич) а жена Анна Кондратьев (н) а».

Ефим Ефимович был младше выше поминавшегося Василия Ефимовича всего на год. Женился «вотчины госпожи Данауровой деревни Парушина крестьянский сын отрок Ефим Ефимов» 14 февраля 1823 года на крестьянке Марине Евстигнеевне из Межна. Впрочем, Мариной она записана при венчании, в записях по другим случаям (и в метриках, и в исповедных росписях) ее величают также и Ириной, и Марией. Неизменны только отчество и имена детей. Одним из поручителей на свадьбе был как раз старший брат Ефима Василий.

Между прочим, обряд венчания совершался в Вознесенской церкви, которая была построена в 1781 году по случаю переименования села Рождествена в город и считалась соборной. Церковь же Рождества Пресвятой Богородицы тогда была еще деревянной, а вскоре сгорела (новая каменная, действующая и поныне, была достроена и освящена в 1883-м).

Кстати, если уж упомянули о Пушкине, то стоит, наверное, отметить и тот факт, что он проезжал эти места неоднократно. Как говорят исследователи, тринадцать раз останавливался в Выре на почтовой станции, что послужило потом поводом для написания повести «Станционный смотритель». А в 1972 году здесь открыли первый отечественный музей литературного героя. Единственного и неповторимого прототипа Самсона Вырина не нашли, похоже, это был собирательный образ. Но вот записи о смотрителях Вырской почтовой станции соседствуют в метрических книгах с записями о моих предках. Кроме того, не лишним будет упомянуть и о том, что старая дорога (во времена Пушкина) проходила в стороне, метрах в 300 от нынешнего Киевского шоссе.

В своем, так сказать, неклассическом произведении «Путешествие из Москвы в Петербург» Александр Сергеевич пишет о крепостных крестьянах наших мест так:

«Повинности вообще не тягостны. Подушная платится миром; барщина определена законом; оброк не разорителен (кроме как в близости Москвы и Петербурга, где разнообразие оборотов промышленности усиливает и раздражает корыстолюбие владельцев).

Помещик, наложив оброк, оставляет на произвол своего крестьянина доставать оный, как и где он хочет. Крестьянин промышляет чем вздумает и уходит иногда за 2000 верст вырабатывать себе деньгу… Злоупотреблений везде много; уголовные дела везде ужасны.

Взгляните на русского крестьянина: есть ли и тень рабского уничижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлености и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны… В России нет человека, который бы не имел своего собственного жилища… Иметь корову везде в Европе есть знак роскоши; у нас не иметь коровы есть знак ужасной бедности. Наш крестьянин опрятен по привычке и по правилу: каждую субботу ходит он в баню; умывается по нескольку раз в день…»

Таковы были и мои предки.

В Даймище Пушкин, кстати, не заезжал, зато следовал мимо Порушина (именно через «о» чаще записывали название деревни в XIX столетии в документах, но иногда и через «а») регулярно.

Поэтому – лирическое отступление номер два: эпизоды из истории деревни Парушино.

После краткого владения графом П. Ф. Буксгевденом, с 1818 года Даймище и еще около десятка деревень становятся вотчиной госпожи М. Ф. Донауровой, вдовы тайного советника и кавалерственной дамы (кавалерственная – значит, награждена Императорским орденом Св. Екатерины).

Судя по всему, именно по ее почину Парушино получило вторую жизнь. Само название говорит о том, что с деревней приключилось что-то неладное. Второе название – Шумиловка – до сих пор используется жителями окрестных деревень (сегодня их мало, старожилов), но встречается также и в исторических документах. Например, в церковной метрической книге мы находим запись о том, что 29 февраля 1820 года крещена «Госпожи Донауровой деревни Шумиловки у крестьянина Саввы Дмитриева дочь Евдокия».
1 2 >>
На страницу:
1 из 2