Когда черненькая вскочила и убежала, Маркушка содрогнулся, перевел дух и вытащил руку из кармана. Рука была мокрая и липкая. Обтер об штаны. Белобрысая девка все ещё сидела на досках голяком. Такой шанс упустить нельзя! Быстро подтянувшись, он перекинул тело через забор.
Тоня увидела перед собой невысокого плотного парня с кривыми ногами. Низкий прыщавый лоб, маленькие тусклые глазки, отвисшая слюнявая нижняя губа, обнажающая редкие дегенеративные зубы, скошенный подбородок – всё это вызвало в ней мгновенное отвращение. И звериный запах месяцами немытого тела, от которого к горлу подкатил ком тошноты! Она слабо вскрикнула. Парень, гнусно осклабясь, приказал:
– Ложись, с-сучка!
В правой руке у него был большой складной нож. Тоня попятилась, поскользнулась на мокрых досках и упала навзничь. Урод довольно ухмыльнулся и левой рукой расстегнул штаны, вынув из них нечто, похожее на большую сырую сардельку. Тоня зажмурилась и выставила перед собой руки… Хотелось, чтоб страшный нож исчез!
«Щас я ей… вопру! Ишь, покладистая попалась! Верно робяты говорили: девки, как толкушку увидют, так сразу и ложатся, потому, что у них тоже щёлка чешется!» – счастливо думал Маркушка, приближаясь к своей жертве.
Вдруг из руки зажмурившейся девушки вырвался ослепительный сине-белый поток плазмы. В неуловимый миг нож в руке насильника раскалился сначала добела, затем расплавился и закипел! Пальцы обуглились. Струйка расплавленного металла попала на прямо на напряженный причиндал Петьки, прожигая плоть насквозь. Запахло горелым мясом. Секунду дебил смотрел непонимающим взглядом на почерневшие пальцы и обрубок члена на траве. Затем пришла боль. Пронизывающая, красная, оглушительная! Вопя раненным паровозом, Петька бросился прочь. Выбив сходу калитку, покатился клубком по безлюдной улице. Метров через сто упал, потеряв сознание от шока.
Тоня открыла глаза. Урод исчез. На траве валялось что-то бледное. Что произошло, она так и не поняла. Медленно встала, и прижимая одежду к груди пошла в дом.
«Зато его теперь на войне не убьют! Куда в армию без пальцев?» – такая странная мысль почему-то вертелась в голове. Потом девушку затрясло.
…А вон, посмотрите, сидит Левий Матвей, ученик Иешуа! Из романа Булгакова. Давайте пошлем ему амфору Фалернского, а, мой друг?
Глава вторая
Вечером, когда Тоня приехала домой, бабушка Даша уже ждала её с ужином на столе. Дымился в тарелках наваристый борщ с пятнышком сметаны, вареники с картошкой и жареным луком ожидали своей очереди. Бабка всегда угадывала время прихода внучки, а как – объяснить не могла. Просто чувствовала.
– Бабуля! Опять ты меня закормить хочешь! Вот, борщ – поем, а второе не буду!
– Да как же, внученька! Отощаешь! Что ты там, на службе-то, кушаешь? Казенное же все!
– Бабуля! Ем нормально, не беспокойся! И не с работы я нынче, а из гостей! А в толстуху раскармливаться не желаю!
Жили они вдвоем. Мать умерла десять лет назад, отец исчез, когда Тоне было два года, и с тех пор не объявлялся. Алиментов тоже не платил. Своей жизненной программой баба Даша считала сначала вырастить сироту, а затем выдать замуж. А там и помирать не жалко! Вырастить-то удалось: школу внучка закончила, и медучилище тоже, сама деньги начала зарабатывать. А с замужем – проблемы! С парнями не хороводится, все одна да одна, на танцы тоже не ходит, да, может, это и к лучшему, шалопаи да стрекулисты одни на танцах-то…
Пыталась бабка сама искать внучке женихов. Нашла одного: аспирант-физик из соседнего дома, бабки Ниловны внучатый двоюродный племянник. Ви-идный из себя! Опять же, перспективный. Зазвала в дом, познакомила. Парень и сон, и аппетит потерял, а Тоньке хоть бы что – ноль внимания. Физик и цветы дарил, и билеты в театр – все без толку! До сих пор по вечерам под окнами дежурит, а Ниловна обижается…
Нашла и другого: мужчина солидный, положительный, на руководящей должности в торге. Разведенный, правда. Этого тетка Михайловна присоветовала, она в ихней конторе уборщицей трудится. Из кожи вывернулась, а познакомила его с внучкой баба Даша, умудрилась! Опять ничего не вышло. То-есть, мужик-то влюбился без памяти, в рестораны приглашал, в театры тож, на выставки всякие – а Тоня: нет! Не нужен такой, говорит, скучный он, книг не читает, поговорить не о чем. Да разве мужика по книжке любят! Эх!
Съевши борщ и твердо отвергнув вареники, пообещав, впрочем, разобраться с ними за завтраком, Тоня не смогла устоять против чаю с вареньем. И бабушка, и внучка любили сладкое, оно приводило их в хорошее настроение. После ужина поговорили о том, о сем. Бабулька безыскусно пыталась выведать, не появился ли у Тони кавалер. Тоня честно поведала об отсутствии такового, на данный момент. Рассказала о происшествии в электричке, как взорвалась шаровая молния, как потеряла сознание. О странных посягательствах Верочки и о неудавшемся изнасиловании рассказывать не стала: зачем зря волновать старушку?
Подумав, баба Даша вздохнула, глядя на девушку:
– Говорят, ежели кого молоньей ударит, да жив останется, чудесные силы в том человеке открываются. Но, не просто так: это Бог испытание посылает. Сумеет человек распорядиться ими во благо, значит выдержал, значит достоин Божьей милости. Если же нет…
Не договорила, только головой покачала.
Посмотрели телевизор – показывали фильм про разведчиков, «Мёртвый Сезон» с Донатасом Банионисом. Обе (и старая, и малая) искренне переживали за нашего советского героя невидимого фронта. Баба Даша прикидывала, подошел бы Банионис Тонечке в мужья. Решила, что нет: староват, однако. После фильма разошлись по спальням. Тоня посидела часок, читая книгу: удалось достать на неделю «Три товарища» Ремарка. Кукушка из ходиков прокуковала одиннадцать. Потянувшись, Тоня разобрала постель и разделась. Критически осмотрела себя в трельяже: задница все-таки толстая, может, на диету сесть? Одного плавания явно мало, чтобы быть в форме! Нахмурилась, увидев засос на правой груди: ну, погоди, Верка! За стеной завозилась, закашлялась баба Даша, у неё опять была бессонница. Постояла минутку, прислушиваясь: не дать ли лекарство? Вспомнила бабулькины слова насчет чудесных сил. Улыбнулась: сказки и суеверия! Надев ночнушку, улеглась. Проникший через форточку в кухне кот Мурзик неслышно скользнул сквозь приоткрытую дверь и свернулся калачиком в ногах. Вскоре пришел сон-угомон. Во сне приснился Бог, хоть Тоня и была комсомолкой. Бог был старенький, седенький. И добрый. Улыбнулся и протянул на ладони яркую звездочку.
…К-хха, к-ха… седло барашка не в то горло попало… Нет, не все седло целиком, а маленький кусочек! …Ой, вы такими ударами по спине меня калекой сделаете, господин барон!
Глава третья
Тоня работала постовой медсестрой уже целый месяц. Распределили её в хирургическое отделение больницы по соседству – всего пять остановок на автобусе. Работа нравилась, коллектив был хороший, дружный. Сейчас закончилась утренняя пятиминутка и все расходились по рабочим местам. У выхода на лестницу курили хирурги Голицын и Немахов. До Тони донесся обрывок разговора.
– Свояк мой, ну, ты его знаешь, Димка, на Скорой в области подрабатывает. Так в последнее дежурство попал он на огнестрел: парень то ли ракету запускал, то ли с взрывчаткой баловался, только пальцы, все пять, на правой кисти сожгло до углей, и большую половину члена оторвало! Речи тоже лишился, ничего не говорит, только мычит!
– Н-да-а… А милиция что?
– А что, милиция? Покрутились да ушли! Один он был посреди улицы. Свидетелей нет…
По спине у Тони пробежал холодок. Она ничего не сказала Верочке о происшедшем. Та долго не давала ей уйти, плакала, уверяла, что Тоня её неправильно поняла. В конце концов они помирились и даже выпили чаю с шоколадными пирожными. Это помогло снять стресс. (Да, шоколад – вещь хорошая! Наешься его – и нервничать уж не будешь! Автор на себе проверял. И есть его нужно часто, но помногу!)
Когда Тоня вышла из дома, чтобы успеть на электричку, вороны уже расклевали фрагмент насильника, а его самого увезла Скорая Помощь. Все это оставило тяжелый осадок.
– Девочки! Давайте все ко мне, медикаменты получать! – раздался голос старшей медсестры отделения, Александры Георгиевны.
Тоня, сестра со второго поста Лена, процедурная сестра Татьяна и перевязочная сестра Баба Настя гуськом двинулись в кабинет Старшей.
Выдавая им для пополнения медикаменты и материалы, Старшая ворчала:
– Вату тырите – пёс с вами, только меру знайте, не наглейте! Но, хоть заворачивайте свои дела в газету хорошенько! Туалет-то у нас один, перед мужиками же стыдно, когда в поганом ведре менструальная затычка во всей красе!
– Это когда это? – вскинулась Баба Настя, про которую было известно, что во время первой мировой войны из-за неё бросил жену кавалергардский поручик князь Оболенский.
Красавица Настя тогда служила в военном госпитале сестрой милосердия, ну и влюбился раненый князь, не устоял, значит!
– Да вчера!
– Так это ж Женька! Точно, она но-шпу вчера просила от живота уколоть! И песню пела:
Расцвела вчера в саду акация,
И теперь, уж точно, нет сомнения:
У меня началась менструация,
Значит, я сегодня не беременна!
(Однако! Лебедев—Кумач отдыхает! Автор за этот текст ответственности не несет!)
– Женька, значит! Ну, я ей клизьму завтра поставлю! Со скипидаром и патефонными иголками!
– А я слыхала, что за границей тампоны такие, специальные, для баб изобрели: вставляешь – и не течешь, и ходить не мешает, хоть гимнастикой занимайся, хоть в бассейне плавай! – встряла Татьяна, крупная, горластая тетка лет тридцати, обремененная по жизни тихим пьяницей-мужем и двумя близнецами-хулиганами мелкого школьного возраста.
– Куда… вставляешь? – не поняла Тоня.
– Куда, куда… Туда! – заржала кобылой циничная Татьяна. Потом вгляделась в Тонино растерянное лицо:
– Да ты что, целка, что ли?
Тоня густо покраснела, схватила свою коробку и выбежала из кабинета. Почему-то она стеснялась своей девственности.
Когда закончился обход, новый доктор Сергей Михайлович, проходя мимо её поста, опять таращился своими очками.