Поймать и приспособить! Полусказка

– Добро пожаловать, товарищи! Завтра на митинг приходите.

– На какой… митинг? – опешил Филатыч.

– Как это, на какой? Первое мая завтра! – нахмурился представитель власти.

– А! Да-да, конечно придём! Просто мы в деревне впервые первое мая празднуем. А у нас в Ленинграде митингов нет, там демонстрация. Вот я вас не сразу и понял, товарищ лейтенант, – многословно оправдался шпион, никогда ещё не бывший так близко к провалу.

Участковый попрощался и ушёл. Филатыч выругался по-русски нехорошими словами.

– Не надо так-то, шеф! Паспорта же не спалились? – сделал замечание шокированный Феликс.

– Причём тут паспорта! Завтра придётся на митинг переться, ещё один день потеряем!

Младший лейтенант, вернувшись в свой кабинет, настроил Серебряное Блюдечко на канал спецсвязи и, когда на поверхности появилось лицо начальника участковой службы района, подполковника Шерепетова, доложил:

– Вчера у меня, в Широкой Здесе, появилось трое. Прописка ленинградская. Говорят, что в отпуске, но намереваются полазить по нашим болотам, потому как являются энтомологами-любителями для науки.

– Молодец, Костя! Бдительность держишь на высоте! Присмотри за ними, – отозвался Шерепетов.

Ни он, ни младший лейтенант не были посвящены в тему Змея Горыныча. Просто начальство приказало докладывать обо всех незнакомцах, буде таковые появятся в Широкой Здесе, и проследить, что они будут делать.

Глава четвертая

Утром, под слегка дребезжащий рёв граммофона, исполнявшего «Утро красит нежным цветом», вся деревня собралась на митинг. Не вдаваясь в подробности, скажем только, что сначала выступал парторг, затем председатель колхоза, затем директор ликероводочного завода. Все трое осуждали и клеймили империализм, скорбели о тяжкой доле рабочих в странах капитала, клялись перевыполнить прошлогодние показатели и не забывали о кукурузе, которая царица полей. Ну, всё, как обычно.

Филатыч стоял рядом с одетой по-праздничному Клавдией и млел. От неё исходила эманация здоровья и счастья, а так же запах неизвестных, но очень приятных духов. Когда она улыбалась, у Филатыча каждый раз кружилась голова и подгибались ноги.

– Скажите, Клавдия Михайловна, а участковый… он не местный?

– Он из Петрозаводска, всего пять лет здесь. А что?

– Да, фамилия странная, греческая.

– О, у нас в Карелии кого только нет: и варяги, и греки! – беспечно пожала круглым плечом Клавдия.

Митинг закончился.

– Вечером концерт будет, артисты из Удмуртии приехали. Придёте?

Филатыч обещал прийти, напрочь забыв о служебном долге: он собирался двинуться на болота сразу после митинга.

Весь день он лежал на кровати, погруженный в грёзы. Клавдия, о, Клавдия! Её лик так и маячил перед глазами… Арнольд и Феликс недоуменно слонялись по двору, несколько раз пытались задавать какие-то вопросы, но Филатыч их игнорировал.

Кукушка, прихрамывая на левую ногу, выпрыгнула из окошка в ходиках и хрипло прокуковала шесть раз. Концерт начинался в семь, и Филатыч, кряхтя, поднялся. В горнице налил себе остывшего чаю, жадно выпил. Оделся в костюм Феликса (он был получше собственного) и его же полуботинки. Они немного жали, но не идти же в кирзовых сапогах!

– Оставайтесь здесь. Я приду позже, – как мог твёрдо приказал Филатыч команде и отправился к клубу.

Клуб всех желающих вместить не мог, поэтому концерт давали на летней эстраде при танцплощадке. Филатыч долго бродил зигзагами и кругами, пока не высмотрел Клавдию. Она стояла рядом с симпатичной женщиной лет двадцати и мужчиной. Рядом стояла детская коляска с близнецами лет полутора.

«Семья!» – догадался Филатыч, – «Внучка с мужем!»

Рядом с внучкой Клавдия смотрелась старшей сестрой, и Филатыч снова поразился, как такое может быть. Почувствовав его взгляд, Клавдия обернулась, и в её глазах мелькнуло что-то неуловимое, похожее на жалость или тоску. Однако, в следующий момент она приветливо предложила:

– Присоединяйтесь, Иван Филатыч! Сейчас будут начинать.

Познакомившись с Натальей и Николаем и показав близнецам «козу», Филатыч придвинулся к Клавдии поближе. Ему ужасно хотелось взять её за руку…

Концерт был добротный: и певица, певшая советские песни под аккордеон, и фокусник, достававший живого кролика из совершенно пустой шляпы, и… ну, ты знаешь, Читатель, видел, небось, концерты.

Ближе к концу Филатыч решился и осторожно взял Клавдию за руку. Рука была тёплая, мягкая, нежная. Клавдия, взглянув на него с тем же странным выражением, подмеченным ранее, мягко отняла руку. Филатыч загрустил.

После концерта сбивчиво попрощался и провожать не пошёл. Захотелось напиться.

– Слышь, друг, – тронул он за рукав проходящего мимо селянина, – Где тут у вас можно выпить купить?

– А, товарищ, это тебе к бабке Михайловне надо! – охотно поделился тот сакральным знанием, – Во второй проулок налево свернёшь, тама восьмая изба по правой руке, ещё забор у ней покосился. Постучишь три раза, скажешь пароль. Она тебе бутылку и продаст. Самогонку.

– Спасибо. А пароль-то, какой?

– Сам придумай! – засмеялся довольный своей шуткой мужик.

Нужный дом нашёлся легко. Стукнув трижды в окошко, Филатыч негромко позвал:

– Эй, хозяйка! Михайловна!

Скрипнула дверь. На пороге стояла древняя старуха в платке по самые брови.

– Что, касатик, выпить охота? – прошамкала она беззубым ртом.

– Да…

– Ну, заходи!

Филатыч шагнул в тёмные сени. Свет в горнице заставил его на миг зажмуриться, а когда глаза привыкли к свету, то…

Он обалдел! Старуха была сильно похожа на Клавдию! Тот же овал лица, те же глаза, хотя и выцветшие, тот же нос и подбородок… Бабка, тем временем, достала из буфета бутылку из-под шампанского, заткнутую деревянной пробкой.

– Вот, держи! Два рубля с тебя, касатик!

Как замороженный, Филатыч медленно протянул деньги и взял бутылку.

– Вы…

Слова застревали в глотке, пришлось откашляться.

– Вы на Клавдию Михайловну Голицыну… сильно похожи…

Старуха зорко взглянула из-под кустистых бровей: