Тоню и Валеру все увидели ещё раз во время синхронного выступления всего коллектива. Полковнику опять поплохело, но уже не так сильно.
По итогам конкурса, коллектив ДК Железнодорожников занял первое место в синхронном танце (заслуга Тони, все двигались слаженно, чувствуя друг-друга напрямую). Тоня и Валера заняли второе место в индивидуальном зачете!
Эдуард Самсоныч на радостях выпил много коньяку, сделался пьяный и лез ко всем целоваться.
В понедельник, придя на службу (наконец-то установилась нормальная погода, приятные 15 градусов!), Минеев, прежде, чем заняться делами, перебрал в памяти выходные. Субботний вечер: ресторан «Арагви» с Леночкой и её подругой Стеллой (отдельный кабинет!). Девушки старались изо всех сил, помогая снять напряжение после трудовой недели. Отвлекли даже от ранящих душу воспоминаний о красавице с конкурса. Затем, уже за полночь – поездка на дачу. Там все прошло гладко: так, обычные мелкие придирки, почему, мол, поздно, да почему духами пахнешь и коньяком… Сделал значительное лицо, объяснил, что брали шайку диссидентов. И диссиденток! Лично их вязал! Отсюда запах духов, а коньяк выпил, чтобы снять стресс после операции: пуля в сантиметре от виска пролетела!
Хуже было потом, когда легли на супружеское ложе. Жена вдруг пришла в игривое настроение, а у бравого полковника, свежеконтуженного вражьей пулей (а, попросту говоря, после трех заплывов с Леночкой и Стеллочкой), произошел отказ оборудования: не встал, значит.
– Пойми, Харичка, я так выматываюсь на работе. Давай завтра, а?
– А я хочу сейчас, хочу, хочу! – навалившись своим грузным телом на мужа и больно дергая его за… г-м… истощенные части тела, капризничала Харитина Ипатовна.
Только через полчаса полковник смог геройски мобилизовать скрытые резервы организма, выпив изрядную дозу зверобоя на самогонке и представив на месте супруги Тоню (вот ведь, гад!). Секс с женой не доставил удовольствия, так как кончить не смог, как ни старался. Пришлось имитировать оргазм. Довольная Харитина вскоре уснула.
В воскресенье просто отдыхал: съездил на велосипеде на речку, искупался в холоднющей воде, купил на обратном пути на станции ведерко раков. После обеда до самого вечера пили чешское пиво с соседом-астрономом. Раки удались на отлично! Сосед рассказал несколько новых антисоветских анекдотов, перед каждым уточняя: одна вражеская сволочь насильно рассказала.
В общем, настроение было отличное, несмотря на легкий сушняк после пива. На два часа была вызвана повесткой гражданка Левченко. На всякий случай пригласил поучаствовать в беседе и Лукина.
В десять ноль-ноль в дверь просунулась Леночка:
– К Вам Ипат Спиридонович, Николай Дмитрич! Сказал, прямо сейчас зайдет!
Минеев похолодел. В животе кишки затрубили марш. Визит тестя мог означать только одно: провал в тщательно законспирированной личной жизни. Во всех других случаях вызвал бы к себе, старый хрен.
Дверь распахнулась, и кабинет ввалился генерал-лейтенант Млын. Был он, несмотря на свои семьдесят пять, высок и крепок, как дуб. Грубое лицо было растянуто в сладенькой улыбке.
– Здорово, Мыкола! – гаркнул он с порога.
– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! – рявкнул, встав по стойке смирно Минеев.
Тот сел в кресло для посетителей. Полковник продолжал стоять.
– А расскажи мени, будь ласков, що то за операцию з диссидентами ты у субботу зробыл без моего ведома? Харитиночка казала: за пивничь приихал, пулею був контужен. Як воно, здороввя, а?
– Так, Ипат Спиридоныч, соврал я ей… В преферанс поехал играть, а она этого не любит. Вот и решил схитрить, – покаянно повесил голову неверный муж.
– Ну! И як, богато грошей отримав?
– Восемь рублей сорок копеек! – не моргнув, быстро ответил якобы картежник, решив, что пронесло.
– Гарно, гарно… А вот, зараз подывысь на партнёрив, – генерал швырнул на стол пачку фотографий.
У полковника подкосились ноги. Вот он, со спущенными брюками, употребляет голенькую Стеллочку, перегнув её через подлокотник мягкого кресла, вот Леночка вдвоем с подругой совместно обрабатывают хохочущими ртами распростертое на кушетке тело, его тело, в самом интимном месте. Это был конец. Это была его смерть, увидь это жена.
– Ну шо, Мыкола, мени с тобой робыть? – риторически вопросил генерал, чьим именем до сих пор пугали маленьких детей в Литве и на Западной Украине.
Помолчав секунду, перешел на русский. Это означало, что гроза проходит стороной.
– Я, конечно, вывел бы тебя в чисто поле, поставил бы мордой к стенке, да пустил пулю в лоб двумя очередями, но дочку вдовой оставлять неохота. Но больше не шали! Все равно узнаю. И тогда тебе, зятюшка любезный, Колыма раем покажется. Секретутку твою я переведу от греха подальше, скажем, в… Воронеж. Чаще будешь своё поле окучивать – глядишь и окрепнет семья! А то Харитиночка жаловалась, что ты с ней последнее время суховат стал и неласков. Нихт гут!
Улыбнулся одними губами, но глаза были беспощадные, как обрез двустволки. Быстро, по молодому, встал, и не прощаясь, вышел.
Хватая ртом воздух, Минеев рухнул в кресло. Сердце колотилось, как чижик-пыжик о стекло аквариума. Трясущейся рукой нажал кнопку вызова секретарши. Вошла Глафира Трофимовна, секретарша Млына, тетка под шестьдесят, плоская, как доска, и уродливая, как грех. Старший прапорщик, в прошлом – член расстрельной бригады.
– Здравствуйте, Николай Дмитриевич! Теперь я – Ваш секретарь, Ипат Спиридонович уговорил.
Ещё и это! Такую даже по пьянке не возжелаешь!
– Валерьянки… принесите… – слабым голосом попросил отныне самый верный в мире муж.
Он знал, что второго предупреждения не будет, и тесть может его сослать, посадить, искалечить, убить до смерти по одному слову любимой дочурки. Придется привыкать жить по-новому, скучно и уныло, на коротком поводке… Бли-ин!
Тоня пришла на Лубянку ровно без пяти два. Повестка сильно удивила, так как ничего такого, шпионского или антисоветского, она за собой не помнила. Но раз вызывают…
Её проводили в нужный кабинет. Пожилая симпатичная секретарша прочитала повестку, глянула паспорт.
– К Вам Левченко, Николай Дмитриевич! – проговорила она в интерком.
– Пусть войдет! – последовал незамедлительный ответ.
Тоня вошла. В кабинете было два мужчины под пятьдесят в строгих костюмах. Один за столом, другой на стуле, рядом.
– Здравствуйте! – с улыбкой приветствовала их она, не подозревая, что её улыбка сразила сих джэнтльменов наповал, как пуля или молния, в самую середину.
Слегка помешкав, они ответили на приветствие и представились, только Тоня их имена не запомнила, очень уж волновалась.
– Как живется, Антонина Георгиевна? На работе Вас хвалят. И танцуете прекрасно, я в субботу на конкурсе был. Почему второе место, кстати? – задал вопрос хозяин кабинета.
Тоня слегка растерялась. Неужели вызвали поговорить о танцах? Потому, что в Хельсинки, на международный конкурс ехать?
– Так ведь Синюхова с Гавриловым уже пять лет танцуют, а мы с Валерой только три месяца… У них техника сильнее…
– Ну, техника, может, и сильнее… только в Вас такая энергия, прямо электричество так и брызжет!
По тому, как дернулась и побледнела девушка, Минеев понял, что заход сделан грамотно, и сразу развил успех.
– Нам все известно! – наклонившись вперед и сверля Тоню взглядом, резко выдохнул он, – Но лучше будет, если всё сама подробно расскажешь! Для тебя лучше!
На длиннющих ресницах прекрасных синих глазах появились слезинки.
– Я не виновата… Он хотел меня… изнасиловать… не знаю, что это было… синее такое… Ему вдруг ножик расплавило и пальцы сожгло… и пенис…
Лукин и Минеев потрясенно переглянулись. Как говорится, не было ни гроша, да вдруг – алтын!
Лукин быстро налил в стакан воды и подал Тоне.
– Выпейте, успокойтесь, и расскажите подробно! Мы во всем разберемся.