Верона. Часть III

– Сынок, – мать заламывает руки и тяжело вздыхает, – не знаю, как начать…

Да что это с ней?

– Ты узнала что-то о гибели Авроры? – пытаюсь прощупать почву.

Она мотает головой.

– Это касается меня, тебя и еще одного человека.

Почему-то я решил, что речь пойдет о Лили. Мать это поняла и выпалила на одном дыхании:

– Платон тебе не родной отец!

Меня будто бетонной плитой придавило!

– Чего? – вцепился в подлокотники кресла и вытаращился на мать неморгающим взглядом.

Проклятье! Как такое возможно?

Минуту буравил ее лицо: она краснела, бледнела, плакала, но так и не заговорила. Передо мной пронеслись детские воспоминания, в которых неизменно присутствовал отец. Между нами всегда было взаимопонимание. Отца я уважал и старался следовать его примеру. А уважать было за что. Он человек слова, добрый, заботливый, душа компании. Дома он первый заводила. Мы с Авророй были его помощниками и сообщниками буквально во всем. Если бы мне сказали, что мой старший брат ему не родной, то я бы быстрее поверил, но я…

Прочистил горло, спрашиваю:

– А он знает?

Мать кивнула. От этого мне почему-то стало легче.

– Не поздновато ли для признаний?

– Был бы выбор за мной, я и под страхом смерти никогда в этом не призналась, но… решаю не я…

– Кто он?

– Вот на этот вопрос труднее всего ответить.

– Как это? Он что – призрак? – нервно хохотнул я, но мать на меня так посмотрела, что я осекся.

– Именно в этом и кроется проблема. Долгое время он действительно был призраком.

– Рассказывай, ма, с самого начала.

Исповедь растянулась на час. Передо мной развернулась многолетняя семейная трагедия, о которой я даже не подозревал. По словам матери, когда Севе было два года, она влюбилась в другого мужчину. Долго боролась с чувствами, но в конце концов под напором оборотистого хахаля ушла от отца. Из-за кочевого образа жизни, а, как я понял, человек он служивый, мать постоянно переезжала с квартиры на квартиру, из города в город. В таких условиях воспитывать сына было нельзя, и Сева остался с отцом. А когда они наконец осели, отец заартачился, не давал развод, грозился лишить мать материнских прав, и родители решили пока ничего не менять. Вскоре мать забеременела, а за два месяца до моего рождения биологический папаша исчезает с радара, как сбитый самолет. Две недели мать сходила с ума, а потом к ней подчалили два типа, предъявили корочки и разъяснили, что ее любимый будет отсутствовать в стране не менее пяти лет, и ей лучше вернуться к прежней жизни. Из этой реплики я понял, что крендель, который бросил меня и мать, типа секретного агента. Тьфу! Мало в моей жизни было драйва, еще одна головная боль подвалила.

Перед родами мать приехала повидать Севу. Отец узнал, как обстоят дела, и уговорил ее вернуться. Сказал, что примет меня как родного и никогда не вспомнит о случившемся. Кстати, главным его условием было: биологический отец не должен претендовать на ребенка.

Прошло пять лет, объявился Джеймс Бонд и начал качать права. Но мать ему быстро объяснила, что почем. Я так понял, работодатели тоже подключились, и папашка отступил. Так сказать, приказ есть приказ. Ему разрешили видеть меня, но не говорить, кто он мне. В памяти всплывает дядя Яша. Так вот это кто! Помню его смутно. Особо часто он появлялся в период начальной школы, а потом опять пропал. Последний раз мы виделись, когда мне было четырнадцать. Мать уговаривала меня с ним пообщаться, но я брякнул, что меня ждут друзья, и был таков.

Наверное, все бы этим и закончилось, но после свадьбы пропала Аврора. Они с мужем уплыли на парусной яхте в кругосветку и исчезли в районе островов Фиджи. Это было самым черным периодом нашей семьи. Мы подключали всех, кто мог помочь в поисках. Мать призналась, что позвонила папашке Яшке и попросила о помощи. После этого он стал звонить чаще и узнавать новости из моей жизни. Периодически он пропадал, потом снова всплывал. А недавно я попал в поле зрения его следственной группы, которая следила за моим партнером. Я напрягся – партнеров у меня много, хрен его знает, где я там засветился, а мать не знала ни имен, ни деталей.

– Он сам все расскажет.

Мой мозг ушел в режим обработки данных. Вспоминаю инцидент на парковке перед клубом в день свадьбы.

– Это с ним ты говорила на стоянке клуба?

Мать кивнула.

– Он хотел тебя поздравить со свадьбой, но отказался ломать комедию с «дядей», сказал, что ты уже мужчина и должен знать правду.

– Ясно. Что вы от меня хотите?

– Он хочет поговорить…

– Это я понял, – огрызнулся я и зыркнул на мать. – Прямо сейчас?

Она потянулась к телефону, отправила мессагу. Через минуту пришел ответ.

– Он найдет тебя позже сегодня или завтра с утра.

Плетусь к двери. Меня штормит. Не понимаю, как мне вести себя с новоиспеченным папашей Яшей. Не могу даже уложить в голове это родство. А самое главное, как мне вести себя с отцом? Ведь кто бы там ни объявился, мой отец – Платон Иванович Романов и всегда останется таковым. Никто этого не изменит.

Я уже открыл дверь, когда мать обрушила на меня еще одну новость, от которой мне поплохело не меньше, чем от предыдущего признания.

– Сынок, я ухожу от Платона.

Резко обернулся, прожег мать ненавистным взглядом. С моей точки зрения, это чистейшей воды предательство. Не представляю, что чувствует отец. Он выполнил все взятые на себя обязательства, простил ее и никогда не упрекал. А когда любовничек снова замаячил перед глазами, мать в очередной раз потеряла ориентиры и кинулась ему в объятия.

С минуту я смотрел на мать – по моему лицу она поняла, что я о ней думаю, и залилась слезами. Да, мать сына поймет без слов!

Выскакиваю из академии и бегу к тачке. В голове кавардак. Сердце разрывается на куски. Не успеваю сесть за руль, на телефон приходит мессага от Вероны. Она хочет поговорить, а я не могу сейчас даже рта открыть. Тянусь к телефону, хочу ответить, но руки не слушаются.

Паркуюсь у фитнес-центра. Вижу Курта. Нажимаю на стеклоподъемник.

– Годзилла сказал о Мангусте.

Несколько секунд смотрю на кореша, пытаюсь привезти мысли в порядок. Меня мутит. Первая волна шока прошла, в сознании начался процесс укоренения сногсшибательной новости. Выпить бы сейчас, но я знаю, чем все закончится, и тут же отвергаю эту мысль.

– Черт! Бро, если бы я знал. Звонил ему – трубу не берет. Встречу – начищу фейс, – Курт тушит окурок ботинком и смачно сплевывает.

О чем он толкует? Мозг дает запоздалый повтор. Так, кажется, мы говорим о Мангусте.

– Вставай в очередь, – брякаю я первое, что приходит в голову.

Глушу мотор, вылезаю из джипа и плетусь за корешем в здание. Мне нужно срочно собраться духом и принять рабочий вид. Бреду в сторону туалетов. Споласкиваю лицо и возвращаюсь в бойцовский зал. Все вокруг гудит, как улей. Персонал настраивает видео и осветительное оборудование. Массовка вокруг ринга разминает кости. Как я понял, им предстоит поднять градус драйва.

Кувалда и его конвоиры стоят у ринга. Явно на нервяке. Все трое сверлят меня таким взглядом, будто я сейчас пойду на них врукопашную. Да, видок у меня после разборок с матерью еще тот. Подхожу, здороваюсь с партнером, перекидываемся дежурными фразами. Кувалда спрашивает, буду ли я сегодня делать ставки, – я в отказ. Троица крысится: видать, Кувалда болтанул дружкам, что я ставлю по-крупному, а те губу раскатали. Делаю вид, что происходящее меня особо не волнует, – не хочу, чтобы эта троица что-то заподозрила. Пока я не придумал, что мы сделаем с Кувалдой, придерживаюсь своего золотого правила: «Если не видна конечная цель – навостри уши и сиди в засаде».

Годзилла и бойцы поодаль готовятся к боям. Кореш дает каждому подопечному последние наставления. Я в процесс не лезу – это его вотчина, поэтому нахожу Курта и жестом показываю ему в сторону раздевалок.