Рассказы темной Вселенной

Вот поэтому-то к каждому моргу планеты и к коронавирусным блокам выстраиваются километровые очереди, как к мавзолеям. Люди дежурят в этих очередях сутками, неделями, сверяют списки по бумажкам, отмечают друг друга, ежечасно проверяют эти списки и так далее. Естественно, в таких жутких нечеловеческих условиях создается жесткая конкуренция: очередников, отсутствующих более двух часов, безжалостно вычеркивают без права повторно занять место в той очереди, где они числились. Особенно тяжко приходится одиноким людям, не имеющим семьи и друзей, ведь за особей-одиночек некому подежурить в очереди. Ожидать свою очередь где-нибудь в рядом припаркованной машине – тоже не вариант. Если нет тебя стоящим на своих двух ногах в конкретной географической точке, то тебя также вычеркнут из списков. Следовательно тех, кто отважился прикорнуть совсем-совсем рядом с очередью, допустим в палатке – тех тоже безжалостно прогоняют.

Зимы же в эти последние сложные годы выдались особенно лютые! А человек, как вид, сам по себе устроен так, что он опаснее и коварнее любого самого кусачего мороза. Вот-вот-вот! Но как же, однако, повезло в плане выживаемости (в свете последних событий) не бунтарям-одиночкам, а кланам, союзам и сообществам. Привожу пример: допустим, все члены семьи, героически отстояв в очереди, периодически сменяя друг друга, и получив на руки одну единственную часть трупа, делят её на всех членов семьи. Ну разве это не прекрасно? Прекрасно! Правда и в этой схеме есть свои недостатки – каждый член семьи получает недостаточное количество антител, порой даже несовместимое с нормальным процессом получения иммунитета. Но это, как говорится, мелочи.

А вот блатным и небедным людям даже в такое жестокое время везет гораздо больше, чем всем остальным (нам остается лишь радеть за то, чтобы блатных и богатых становилось всё больше и больше). Так вот, средний класс и олигархи могут получить через «задний ход» конечно же не только какую-нибудь часть тела, но и весь труп целиком, и даже десять трупов, тем самым накормив добротным мясом с антителами очень много родственников и гостей, а то и вовсе устроить закрытую вечеринку, мило прозванную в народе «корона-пляски».

Так протекало в России неспешные холодные сезоны с (зловещего в нумерологическом смысле) 2022 года по нынешнее время. Летом же, естественно, приходило облегчение во всех его проявлениях. И для бунтарей-одиночек тоже. В теплый период и им выдавался шанс получить свою дозу проверенного лекарства от коронавируса в виде синюшного трупного уха или окоченевшей кисти руки.

В Европе же всё было попроще, там народ поспокойней, цивилизованней, а очереди за трупами сплошь и рядом электронные. Европейцы, в отличие от экспрессивных русских, просто тихо ждут, когда подойдет их черед и терпят. Терпят, даже когда хакеры взламываю их электронные очереди, а взламывают они их регулярно и с завидной периодичностью. Но европейцы ничего… толерантно записываются заново и продолжают ждать. Конечно мрут потихоньку. Но и в такой ситуации многие, даже стоящие в очередях активисты, находят большую пользу для всего человечества в целом, ведь экспорт трупов из Евросоюза довольно неплохо налажен в качестве гуманитарной помощи в более нуждающиеся страны.

Кубе, так той и вовсе повезло. Снятие запрета на поедание переболевших где-то частично, а где-то и полностью решило их продовольственную проблему. Хуже всего себя повели индусы и африканцы – те пожирают умерших, не отходя от коронавирусных зон. В Новой Зеландии пришлось даже ввести военный режим, ибо аборигены решили, что поедать заодно с трупами заболевших живых соотечественников – это очень хорошо и даже полезно.

А пока планета Земля двигалась семимильными шагами к логическому завершению противоборства живого (и одухотворенного) над условно живым (и совсем не одухотворенным), но тем не менее более проворным и юрким…

Измученного псевдо-оздоровительными интернет-тирадами питерского поэта Красноперова разбудил телефонный звонок. На том конце завис его редко-залётный собутыльник – московский поэт и бездельник Мясоедов.

– Знаешь, братан, – заорал Мясоедов сходу. – Гений должен жить!

Красноперов и так подозревал, что все на свете гении должны жить, а посему вяло зевнул, вытянул на кровати свои длинные худосочные ноги и так же вяло ответил:

– Завязывай бухать, уже второй час ночи.

В трубке что-то сильно затрещало, послышались мужские подвыпившие смешки не самого Мясоедова, а кого-то там ещё, но Мясоедов не отступал:

– Ты не понял, братан, это ты у нас большой гений, и ты должен жить!

Питерский бездельник вместо ответа снова зевнул. А московский невозмутимо продолжил:

– Я вот тут выпиваю… То есть разговариваю… Ну с одним человеком… В общем, неважно. Так вот, завтра ты должен подойти… Там у себя в Петрограде к моргу, что на проспекте Тореза, дом 72. Ты понял меня? Проспект Тореза 72. Повтори! Во-о-от… С 10 до 17 часов, не перепутай. Не перепутаешь? Та-а-ак… Слушай дальше. Найдешь там служебный вход… Спроси Степана Семеновича Ледорубова. Скажи что ты от Михаила Юрьевича Недорубова. Не перепутай х… х… фамилии! И скажи охраннику, что тебе нужна «часть тела». Всё. Он, то есть Ледорубов, всё поймет и даст тебе кусок мяса от коронавирусного жмурика. Всё понял? Запомнил? Я сейчас тебе подробную инструкцию вышлю. И попробуй только подвести меня: не сходить и не съесть! Я тут с такими людьми разговариваю… Ой-ё-ёй с какими людьми!

Мясоедов бросил трубку, но тут же на телефон Красноперова пришла СМС: «Петроград, Морг на пр. Тореза 72. С 10 до 17, не перепутай! Служебный вход. Спроси Степана Семеновича Ледорубова. Скажи что ты от Михаила Юрьевича Недорубова, мол, ты пришел за «частью тела». Ждем отчет по проделанной работе в фейсбуке. /Братство поэтов славных двух столиц/».

– О-о-о, – застонал Красноперов и отрубился.

Утром он проснулся с таким отвратительным ощущением, как будто ему в рот накидали тухлой говядины. Он провел языком по нёбу и понял, что забыл, когда в последний раз чистил зубы.

– Скотство! – закряхтел наш поэт, вспомнив ночной разговор с Мясоедовым и его запутанную СМСку.

Питерский гений кое-как встал и поплелся в ванную. А пока мылся и начищал до анти-паразитарного блеска свою зубную эмаль и щеткой раздирал десна до крови, он мужественно пытался забыть неожиданную блатную услугу от ухаря Мясоедова. Но блатная нежданная услуга не отступала, она врывалась в обнаженный мозг Красноперова и грозила самыми страшными проклятиями, а именно: в случае отказа от неё – 100% поражением легких, катаром сердца, ранним старческим слабоумием и самым веским аргументом – смертью.

Красноперов никогда не думал, что писать оды да пропагандировать в интернете [«за» прививки и поедание трупов] и самому встать, пойти, получить, и всамделишно съесть чью-то дохлую жопу – это настолько две разные вещи! Нет, в своем сознании Красноперов знал, что пока на дворе зима, пока холодно, он точно-точно не выстоит в длинной двухнедельной очереди. Но вот именно этим, ближайшим летом всё будет уже иначе. Он сможет, он сильный, он волевой.

– Ха! Ну вот тебе приз, не ждал? Бери его, лопай, – хихикнул над диванным воином его правый глаз и как-то неестественно задергался.

Пришлось диванному поэту, как говорится, недолго думая одеваться и идти в морозное мрачное утро, не позавтракав. А не полезла ему в глотку еда и всё тут!

Скрипнув дверью парадной, Красноперов выкарабкался из дома, как нагадивший в подъезде кот. Посмотрев по сторонам, подняв воротник, он поежился и мелкой рысцой побежал к автобусной остановке. |На-дворе-февраль|, а это был он, ответил приветственным понижением температуры до -26:

– У-у-у-х, почему без маски, дружок?

Пришлось дружку надеть маску, один черт, без неё в автобус бы не пустили. А надев маску и ввалившись в только что подошедший автобус, Красноперов вдруг впервые в жизни не поверил развеселой рекламе «Съешь переболевшего коронавирусом и получишь стойкий иммунитет!»

– Как же можно вообще их есть? Как они, то есть люди, их едят, то есть едят трупы себе подобных?

Ответа на это вопрос у поэта не было. Потому что они, то есть люди, их как-то да ели, то есть они очень даже охотно ели трупы себе подобных. И даже жрали! Как жрали – неизвестно, ибо Гугл, Майкрософт, соцсети и прочие виртуальные корпорации категорично блокировали фото и видео пользователей, где было изображено поедание трупов переболевших. Блокировали, конечно, с одной единственной целью: не разложить морально этих самых пользователей.

«И ведь небо не перевернулось из-за всего этого?» – вдруг с ужасом подумал Красноперов, но так подумал не тот, старый Красноперов, а какой-то другой, новый Красноперов, а может и вовсе не он.

Поэт еле-еле нашел дом под номером 72 на проспекте Тореза. Мельком глянул на гнетущую и жалкую струйку людей у центрального входа. Эта струйка немыслимо петляла среди мрачных зимних питерских домов и скрывалась где-то во дворах. Красноперова передернуло от брезгливости, когда он увидел эту очередь вживую, а не на экране телевизора. Он отвернулся и кинулся искать служебный вход. Тот был наглухо закрыт. Пришлось звонить в домофон.

– Хто? – глухо ответили ему с той стороны забаррикадированной двери.

Поэту очень сильно захотелось развернуться и унестись отсюда далеко-далеко, в свою теплую коммунальную квартиру. Но он не развернулся и не побежал, а лишь сглотнул и не свойственным ему металлическим голосом отчеканил:

– К Степану Семеновичу Ледорубову. Я Красноперов. От Михаила Юрьевича Недорубова, пришел за «частью тела».

Было слышно, как на той стороне баррикады сплюнули и замогильным голосом жандарма-полицмейстера ответили:

– Жди.

У Красноперова подкосились ноги, он хотел было упасть. Но кто-то чужой в его голове приказал: «Стоять!»

И он стал ждать. А пока он ждал, в служебную дверь морга входили и выходили люди, используя разные способы проникновения внутрь: свои собственные ключи, нажатие пальцем на звонок и словесную перепалку с охранником. Красноперов стоял молча. Убежать ему не давала некая навалившаяся сила, которая вдруг возымела над ним власть. Голова опустела, мысли замерзли, вдруг захотелось просто сесть на ступеньки и рассохнуться в труху.

«Небо, оно точно не перевернется от моей молекулярной кончины!» – подумал поэт, но не тот старый поэт, а какой-то новый и вовсе даже не-поэт.

Но тут дверь морга гулко открылась в очередной раз.

– Красноперов? – высунулась пропитая небритая морда с голосом жандарма.

– Я, – жалко признался последний.

– Получите! – мордоворот сунул в руки Красноперова бумажный сверток и с силой прикрыл дверь. По его прощально-мелькнувшему выражению было понятно, как его замордовала вся эта блатата: «Устал я бегать туда-сюда из-за вас, уродов, мне выпить хотца за здоровье всех народов!»

Красноперов тяжко вздохнул, отступил с порога, дав тем самым дорогу очередному санитару, врачу, блатным (подобным ему самому) и шут знает ещё кому! Он потрогал сверток. Сверток оказался мягким. По-видимому, мясо было свежим.

– Но оно ведь даже не замороженное! – вырвалось из горла не-поэта.

Небо перевернулось в глазах бывшего бойца агитфронта.

– Красное перо уже никогда не сможет писать свои вирши, ведь правда? – спросило серое небо у безмолвствующего серого фонаря.

– Нет, не сможет, – тяжко вздохнув, подтвердил фонарь.

Фонарю по сути было всё равно, он ждал вечера, когда его зажгут, и он начнет выхватывать блики дежуривших в скорбной очереди людей – всё какое-никакое развлечение для старого железного деда, равнодушного к людскому горю, но весьма любопытствующему к людскому ажиотажу, непонятный ему.

Красноперов не помнил, как оказался у реки Большая Невка на Ушаковском мосту. Северный холодный ветер бил в лицо, раздирал его до красноты, до белизны, до мелких колючек в щеках! Драповое пальтишко желало сорваться и улететь с худощавых плеч парня. Брюки пузырились, как паруса бригантины. Застывшая Невка звала Красноперова-бригантину вниз к себе, покататься на хлипкой ледяной корке, которая местами зияла провалами черной мутной воды.

Не-поэт опустился на колени, заветный бумажный сверток выкатился из его замерзших рук и развернулся. На Красноперова хищно выставились синюшные пальцы ног. Ещё один кувырок, и показалась сине-желтая пятка. Ещё кувырок, и мертвая окровавленная икроножная мышца с обрубленной култышкой-костью замерла перед лицом живого человека, искаженным от ужаса.