Удар отложенной смерти

– Заложила твоя Фрося за воротник лишку! – ещё больше надула губы Мона. – Какой сейчас, в натуре, эсесовец? Здорово они вашего брата, однако, во время войны напугали!..

– Не нужно-таки, право слово, скандалить, господа! – Уссер приподнял над столом ладони, сверкнув массивным перстнем. – Давайте о деле. Нам сейчас нужно решить, ждём мы фарта, сложа руки, или действуем. – Он наконец-то вспомнил о своей сигаре, сунул её в рот, но никак не мог зажечь.

– А мы сейчас у Обера спросим. Что-то он целый вечер молчит. Устал, наверное, и расстроился, Пахал-пахал человек, и получил кукиш. На тебя, между прочим, мужичил.

– И на тебя! – запальчиво воскликнул Уссер. – Это общее дело!

Все присутствующие не сводили глаз со своих рюмок, опасаясь, что Обер учинит какую-нибудь гадость. Про него ходили слухи – один страшнее другого. Но, на деле, ни Уссер, ни Веталь, ни их родные и близкие ничего плохого пока от Обера не видели.

– Да, общее, – согласился Веталь. – И потому я хочу знать мнение самостоятельного мужчины, а не залётной шалавы…

Холодаев лишний раз подчеркнул провинциальное происхождение Семёна и Норы. Себя и Филиппа он считал просто ссыльными питерцами.

– Послушай, Виталик, тебя уже слишком далеко занесло… начала Нора, приподнимаясь за столом и вытягивая шею. Шаль сбилась в складки и стала похожей на раздутый капюшон кобры.

– Цыц, марьяна! – бросил Холодаев, даже не взглянув в её сторону.

– Дядь, не ведись на хипеш! – подал голос Стеличек. – Мы ж не фраера, чтоб нам фуфло толкать…

– Филипп, ты как думаешь? – Веталь изобразил на своём лице уважительное внимание.

Обер, конечно, просёк издёвку, но тут же понял, что не это главное. Настал решающий момент, и нужно было действовать. Через пять минут кончался срок ультиматума, и каждая секунда шла на вес золота. Того самого, что задержали на выборгской таможне. Веталя было необходимо застать врасплох, огорошить, сведя на нет весь его апломб. Холодаев никогда не пребывал в замешательстве долго, но в первые минуты промахи буквально парализовали его.

– Моё мнение хотите знать? – Готтхильф внимательно оглядел собравшихся. – Между прочим, по моим данным, Каракурт жив.

Уссер протяжно свистнул, а Нора покрылась испариной. Мона скрипнула зубами и скривила лицо, будто разжевала что-то очень кислое. Холодаев полыхнул голубыми глазами и сжал кулаки, а его племянник еле сдержал рвущийся наружу звериный рык. В его взгляде читалась такая дикая, ужасная, животная ненависть, что Оберу стало не по себе.

– Что ж ты раньше-то молчал? – Веталь говорил тихо, почти шёпотом.

Филипп пожал плечами:

– Вот, говорю. Его же Блад натаскивал, а это дорогого стоит. Каракурт сумел очнуться в этих ёлках и дотащиться до переезда у Белоострова. Оттуда его увезли на «скорой». Конечно, он может перекинуться и потом, но у дежурной он был ещё вменяемым. Назвал себя. Объяснил, в чём дело. И тётка вызвала ментов…

– «Полный, братцы, ататуй!» – процитировал Галича Уссер. – Что, Веталь, наработал? Надо было лично удостовериться, что дело кончено. Каракурт теперь и свалку покажет, и дом твой…

– Падла! – Холодаев медленно выдохнул через нос. – Каюсь, торопился по делу. Доверился этим сявкам позорным… А они решили не бурлачить. Пусть, в натуре, сам подохнет… Теперь зашухерить могут всех, кто в этой связке. Обер, а ты, часом, порожняк не гонишь? Он же в чём мать родила, а на улице – минус семнадцать!

– Когда я порожняк гонял?! – прищурился и Обер. – Говорю – тренировки Озирского. Тот своих дрючит так, что тебе и не снилось. – Он выпил полрюмки рома, но пьяным себя не чувствовал. – Теперь, Веталь, тебе и вовсе ни к чему с самолётами связываться. Ты и так уже влип – по самое «не балуйся».. Теперь тебе надо Богу молиться, чтобы Каракурт остался жив.

– Молись, Обер, если хочешь. Только у вас с ним разные боги. В кирхе, в Пушкине закажи службу за его здравие…

– Дядь, не очкуй, шухера не будет, – лениво бросил Дмитрий, поигрывая маленьким острым ножиком. – Вы – такая свора, которой на фиг напряг. Не фраера, чтобы вас запросто закрывать.

– А вот это, Митя, ещё вопрос, – печально возразил Уссер. – Веталь, кончай хипишиться, давай предметно базарить.

– Ты ж знаешь, Сеня, что мне нужно для счастья. Доверие поставщиков я должен оправдывать любой ценой, иначе никакого бизнеса не будет. А если я завтра или послезавтра не заплачу, они со мной все дела прекратят. Причём сразу и навсегда. Пострадают Аврора и Ада. Семён, тебя это напрямую касается, и не сиди, как херувим. Мало того, что твой Кисляков разлямкал в ментовке про «царскую водку», так теперь ты всё на меня повесить хочешь? Нет уж, на моём горбу выехать не получится. И положил я на Каракурта с прибором. Выживет – уродом будет, ему же хуже. Во второй раз я «бабки» за то же самое не выложу. Разбежался тоже – отменяй акцию! С минуты на минуту ребята получат приказ, узнают номер конкретного рейса. И тебе, Семён, я отвечу на твои истерики: «Тороплюсь, аж вспотел!» Понял?

– Веталь! – Готтхильф говорил непривычно мягко, даже ласково. – Авария самолёта ведь не является для тебя самоцелью, правильно? Тебе просто нужно заплатить за товар. Тем золотом или чем-то другим – без разницы. – Филипп отвернулся, потому что Дездемона при всех впилась своими губами в губы Холодаева, вероятно, утешая его. – Я согласен заплатить сумму, которую они требуют, в «зелени». Не делай больше глупостей, и так достаточно. Пусть люди ещё немного подышат воздухом свободы и демократии…

– Ты серьёзно? – Веталь выглядел сильно озадаченным. Он оторвал он себя руки Моны и наморщил лоб.

Уссер замахал руками:

– Филипп, дьявол с ними! Вы и так в убытке, долю свою потеряли. А теперь за Веталев товар будете платить?

– Семён, я пока в своём уме! От своих обязательств я сроду не увиливал. Обещал обеспечить эту сделку, значит, обеспечу. Не удалось переправить рыжьё – ну, бывает. Слаб человек, особенно такой, как покойный Кисляков. Мы должны не толковище тут устраивать, а стоять друг за друга по мере возможности. И рисковать понапрасну в нашем возрасте неуместно. Сколько это будет стоить, Веталь?

Холодаев не знал, как в такой ситуации поступить. Он жадно затянулся. Потом вынул из мундштука окурок и бросил его в пылающий камин.

– Ну, ты бобёр, гляжу! Богато живёшь?

– Как умею. Мне тоже на воле милее, чем на нарах. А твои ультиматумы добром не кончатся, поэтому лучше заплатить и закрыть вопрос. Вы с Семёном уже оставили столько трупов, что на неделю хватит, а воз и ныне там. Западло как-то фраеров мочить, непричастных. Ну, конфискуют менты рыжьё, так оно так и так на Западе окажется. Карман-то у родной страны прохудился. А ты, Веталь, поставщиков не потеряешь, и родственники твои тоже. Так даже лучше – не подставишь дочку с электролизом. А то ведь в Финляндии тоже легавые есть – вдруг прицепятся? Да и потом пахоты много – из хлопьев рыжьё в бруски переплавлять, и перевозить в таком виде. А так я просто сделаю перевод на нужный счёт, и Семён получит товар. Только нужно с самолётами завязать. А то Веталь и сам засветится, и нас всех на кичи посадит. А я уже сказал – хочу вольным пожить. Как, по рукам?

– С одной стороны, я не привык отступать от своих намерений, – медленно, тяжело заговорил Холодаев. В гостиной повисла тишина, и слышалось только потрескивание огня в камине. – Но общее дело – превыше всего, поэтому я согласен.

Виталий Константинович понимал, что становится должником Готтхильфа, но другого выхода у него сейчас не было. Отказаться от терактов, сохранив при этом лицо и не потеряв поставщиков, можно было только таким образом.

– Значит, замётано? – Филипп встал из-за стола, потянулся – ему очень хотелось спать. – Завтра утром я переведу средства на указанный тобой счёт. А ты ночью дай знать дочери, что всё в порядке, и электролиз проводить не потребуется. Обещаешь?

– Неужели для вас сотни тысяч долларов ничего не значат? – Нора ослепительно улыбнулась Филиппу. – Уважаю богатых и щедрых друзей! Это как раз то, чего нам не хватает. Дядя, Веталь, вы оба в долгу перед герром Готтхильфом! Сечёте?

– Это уже давно так, девочка, – хмуро сказал Холодаев, наконец-то насаживая на специальную вилку кусочек стерляди.

Он был прав – весь преступный мир Питера пользовался снадобьями Обера; с их помощью людей убивали и лечили. Кроме того, он выгодно торговал препаратами на вывоз, так что заплатить по счетам Веталя мог совершенно спокойно.

– Твоя взяла. Фил. Я отменяю.

– По этому поводу надо выпить шампанского! – Нора вскочила из-за стола, поправила шаль и выглянула за дверь. – Злата! Бутылочку «Куантро» и «Реми Интернасьональ»! Быстренько! Что же вы не едите, господа? Уже всё остыло… Надо всем расслабиться и просто посидеть спокойно. Я, как врач, считаю – длительные стрессы до добра не доведут. Всё кончилось к всеобщему удовольствию, а теперь – дискотека! Помните, как в анекдоте?..

Все засмеялись, а Уссер с умилением посмотрел на Холодаева.

– Вот и ладушки. Зачем сразу же на мокрое?.. Так, дружище, дров наломать недолго!..

Хозяин взял у Златы бутылку шампанского «Куантро» и, открыв её, принялся разливать вино по бокалам. От усталости и волнения он обляпал руки гостей пышной пеной.

– Отметим счастливое завершение дела, и по домам! Если нужно, я дам водителей. А мы со Златой останемся здесь. Люблю мороз и яркую луну, как сегодня. Северная природа, полярная ночь – моя слабость. Вы знаете…

* * *

Квартира Власты Михайловны Сорец-Шатаевой, удачливой контрабандистки и второй подруги Веталя, располагалась на Кировском проспекте, на два этажа выше известного молочного магазина.

Власта была личностью выдающейся – по всем статьям. В ней сочетались яркая южная красота и отточенный, холодный, мужской ум. Поэтому Веталь приблизил её к себе, несмотря на истерики Дездемоны. Когда та пригрозила просто-напросто перерезать Власте глотку, Веталь напомнил, что сама Мона тоже не из благородных. Она была женой одного из узбекских хлопковых миллионеров, но после ареста благоверного сразу же с ним развелась. А потом заплатила Веталю двести тысяч советских рублей только за то, чтобы он устроил ей ленинградскую прописку.

А дальше, то ли в знак благодарности, то ли по сердечной склонности, Дездемона стала жить с Холодаевым одной семьёй. Но, к её вящему неудовольствию, Власта с каждым днём оказывала на Веталя всё более сильное влияние. Молодость была её козырем в борьбе с увядающей Моной. Кроме того, девушка совершенно спокойно переправляла солидные партии золота, прочих драгоценностей и антиквариата, никогда не жаловалась и не грузила Холодаева своими проблемами.

Андрей Озирский и Власта Сорец были знакомы с детского сада. И потому сейчас капитан решил, на случай неудачи Обера, подстраховаться с её помощью. Они провели вместе не только детство, но и юность. Учились в одном классе сто семьдесят первой французской школы на улице Маяковского. А потом, после долгих лет разлуки, судьба свела их на Пулковской таможне.

Власта везла золотые монеты царской чеканки, но где-то сплоховала. На её счастье, делом занимался непосредственно Озирский, и он пожалел подругу детства. Разумеется, не даром – с тех пор она должна была при случае скидывать ему интересную информацию, касающуюся дел Холодаева. Власта, понимая, что ей светит реальный срок, согласилась.