Монах для Евы

– Ева, хотите посмотреть мой диван? – спросил неожиданно.

– Какой диван? А! Диван! Хочу.

Она шла в вечернем платье, шали наброшенной на плечи, заботливой мужской рукой, впиваясь тонкими шпильками в снег, успевший замести дорожки. Рядом вышагивал Игорь, скользя огромными сапожищами по снегу, как по льду. Две белые косички при ходьбе весело подпрыгивали на его голове.

– Глядя на женщин, думаю, как вы умудряетесь ходить на каблуках, да ещё по снегу, не падая.

И он упал. В тот самый момент, когда закончил фразу.

– Ух, ты… упал, – весело произнёс он.

Платье Снегурочки задралось на спину, обнажая крепкий, мускулистый зад.

Ева зашлась в хохоте.

– Игорь, немедленно отдёрните платье, вы меня смущаете своим видом.

– Какой петушок!

На последней ступеньке перед входной дверью стоял огромный деревянный петух. Его хохолок припорошило снегом.

Ева стряхнула с волос снежинки, отряхнула от снега шаль и зашла в дом вслед за хозяином.

Она осмотрелась и замерла.

– Не может быть, этого, не может быть. Я в сказке. На неё смотрели семь сказочных гномов – стульев. Деревянный круглый стол. Брусчатые стены, потолок. Вешалка Баба-Яга, с растопыренными пальцами. На полу лежал огромный пушистый ковёр. Кресло-принц, кресло – Белоснежка, небольшой столик – пенёк, огромный камин.

– Это всё вы? Своими руками? А говорите диван! – какая красота. Игорь, да вы волшебник…

Она поёжилась.

– Вам холодно? Хотите, я растоплю камин?

– Камин. Моя мечта иметь дом, в котором будет тепло, уютно, спокойно. В зажженном камине будут весело потрескивать дрова, и я наконец буду счастлива.

Она опустилась в кресло, словно в объятия сказочного принца. Засмотрелась на огонь, страстно лижущий свежие дрова. Пахло лесом и чудом. На мгновение она забыла о новогодней ночи, гостях, своём дне рождении, хозяине дома.

Он будто споткнулся о женский взгляд, устремлённый к огню. В глазах дрожали слёзы, губы улыбались кому-то из пламени или прошлого.

Игорь наполнил бокалы вином.

Ева не заметила, как он подошёл. Когда подняла взгляд, он сидел в кресле напротив, наблюдая за ней. Протянул ей бокал.

Он переоделся в джинсы, свитер и стал чертовски похож на Гойко Митич*. А быть может, ей это только показалось.

– С новым годом, Ева! С днём рождения. Пусть ваши мечты сбудутся. Я невольно стал свидетелем вашего признания. За мечты!

– Игорь, а вам я желаю исполнения ваших желаний. Ведь у вас есть желания, правда?

– У каждого из нас есть заветная мечта, желания. Спасибо, Ева.

Они молчали, глядя на огонь. За окном пробуждался первый рассвет в новом году.

– Мне пора возвращаться.

– Вы ещё придёте ко мне в гости?

– Если пригласите непременно.

Они вышли на улицу. Он проводил её до Сониной дачи, на прощание, галантно поцеловав руку.

– Во сколько поедем за вашей дочерью?

– Часам к трём по полудню, надеюсь, она проснётся к этому времени.

[3 - *Го?йко Ми?тич – югославский (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AE%D0%B3%D0%BE%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D0%B8%D1%8F) и сербский киноактёр, режиссёр и каскадёр.]

Он медленно брёл по улицам.

За последних пятнадцать лет это был первый Новый год, проведённый не в молитвах. Душа наслаждалась праздничным убранством улиц, весёлыми возгласами людей, идущих на городскую площадь, к ёлке. Он слился с праздничной толпой, чувствуя себя с ней единым целым.

Пошёл снег. Он поднял голову к хмурым ночным небесам.

– С Новым годом! – крикнул кто-то.

Мужчина оглянулся и встретился с весёлыми девичьими глазами.

– С Новым годом, дочь моя, с Новым годом.

В ответ раздался весёлый смех, и стайка девушек исчезла за углом.

– Мужик, выпить хочешь? Давай вмажем за Новый год, – на него смотрел пьяный взгляд молодого человека.

– Я не пью, спасибо.

– Ну и дурак. Праздник ведь!

– Да, благословит тебя Господь, сын мой, – произнес от чистого сердца, перекрестив парня.

– Да пошёл ты со своим Господом. Малахольный…

Святой отец вернулся домой. Закрыв дверь, стоял прижавшись к ней спиной, прикрыв веками глаза.

Опустился на колени перед домашним иконостасом в красном уголке, молясь тому, в кого верил – Богу. Молился за тех, кого любил и помнил.

Глава 9

Алина была влюблена. Её чувство отличалось от прежнего, испытанного в седьмом классе, когда она сходила с ума от карих глаз десятиклассника Сеньки Журкина. Больше сравнить было не с чем и не с кем. Опыт в любви отсутствовал. Поэтому она пришла к выводу, что это оно, то самое чувство любви, которое даётся раз в жизни и до конца дней.