О современном лиризме

О современном лиризме
Иннокентий Федорович Анненский

«Жасминовые тирсы наших первых менад примахались быстро. Они давно уже опущены и – по всей линии. Отошли и иноземные уставщики оргий. Один Малларме – умер, и теперь имя его, почти классическое, никого уже не пугает. А другой – Маврикий Метерлинк – успел за это время обзавестись собственной «Монной Ванной», и стилизаторы «Синей птицы» уже не вернут нам его нежных лирных касаний. Три люстра едва прошло с первого московского игрища, а как далеко звучат они теперь, эти выкликания вновь посвященной менады!..»

Иннокентий Анненский

О современном лиризме

«Они»

Жасминовые тирсы наших первых менад[1 - Жасминовые тирсы наших первых менад примахались быстро. – Речь идет о наступлении кризисного состояния русского декадентства и символизма. Эту мысль Анненский выражает иносказательно, используя образ из стихотворения Вяч. Иванова «Менада», которое он разбирает в этой статье. Менады-спутницы Диониса, как и вакханки. Здесь менада-олицетворение поэзии как дионисийского начала.] примахались быстро. Они давно уже опущены и – по всей линии. Отошли и иноземные уставщики оргий. Один Малларме – умер, и теперь имя его, почти классическое, никого уже не пугает. А другой – Маврикий Метерлинк – успел за это время обзавестись собственной «Монной Ванной», и стилизаторы «Синей птицы»[2 - «Монна Ванна» (1902) и «Синяя птица» (1909) – пьесы М. Метерлинка, в которых обозначился некоторый отход его от чистого символизма.] уже не вернут нам его нежных лирных касаний. Три люстра едва прошло с первого московского игрища,[3 - Три люстра едва прошло с первого московского игрища… – Имеются в виду первые выступления символистов в середине 90-х годов, особенно 1894–1895 гг., когда вышли сборники «Русские символисты» (вып. 1–3). В черновых вариантах к статье Анненский совершенно определенно связывает появление этих сборников с зарождением русского символизма и декадентства: «Боевая пора нашей поэзии кончилась и, кажется, по всей линии. Три люстра прошло, не более с выхода в свет первого декадентского сборника. „Фиолетовые руки / На эмалевой стене“» (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, № 137, л. 2) – это строки из стихотворения В. Брюсова «Тень несозданных созданий…», впервые: Рс 3, с. 12. Люстр – пятилетие.] а как далеко звучат они теперь, эти выкликания вновь посвященной менады!

Мертвецы, освещенные газом…
Алая лента на грешной невесте.[4 - «Мертвецы, освещенные газом…» – первые строки стихотворения В. Дарова. См.: Рс 3, с. 14. В. Даров – псевдоним В. Я. Брюсова.]

«Серебрящиеся ароматы»[5 - Серебрящиеся ароматы – «Льются звуки, замирая…» Г. Заронина: «Ночка светит, золотится / Блеском утренней росы… Опьяняет, серебрится / Аромат твоей косы» Рс 3, с. 15). Г. Заронин – псевдоним Гиппиуса Александра Васильевича (1878–1942). А. Гиппиус – поэт-дилетант, юрист по образованию, один из ближайших друзей молодого Блока.] и «олеандры на льду»[6 - … олеандры на льду… – Из стихотворения В. Дарова, см. прим. 4.] – о, время давно уже смягчило задор этих несообразностей. А то, что было только книжным при своем появлении, получило для нас теперь почти что обаяние пережитости,

Пускай самая короткая из поэм
О, закрой свои бледные ноги![7 - Сравни обещанную немцами «Nordlicht» [северный свет (нем.)] сверхкосмика —? – Теодора Деблера толщиной в две Илиады (30 000 стихов).О, закрой свои бледные ноги! – Однострочное стихотворение В. Брюсова, появившееся в Рс 3. с. 13.Деблер, Теодор (1876–1934) – немецкий поэт-экспрессионист. «Nordlicht» («Северный свет») – его лирический эпос в 3-х т., впервые был издан в 1910 г., на русский язык не переводился. Анненский опирается на какое-то сообщение в печати (русской или немецкой) о скором появлении в свет этого произведения.]

навеяна стихами Малларме

О la berceuse avec ta fille et l'innocence
De vos pieds froids -[8 - О la berceuse… – строки из стихотворения Малларме «Дар поэмы» («Don du роете»), переведено Анненским; этот перевод впервые был напечатан в Тп, с. 64.]

дымка раздражения, которая вокруг нее скопилась, заставляет думать, что в жасминовом тирсе было, пожалуй, и немного крапивы.

Современная менада уже совсем не та, конечно, что была пятнадцать лет назад.

Вячеслав Иванов обучил ее по-гречески. И он же указал этой, более мистической, чем страстной, гиперборейке пределы ее вакхизма.

Бурно ринулась Менада
Словно лань,
Словно лань,
С сердцем, вспугнутым из персей,
Словно лань,
Словно лань,
С сердцем, бьющимся, как сокол
Во плену,
Во плену,
С сердцем яростным, как солнце
Поутру,
Поутру,
С сердцем жертвенным, как солнце
Ввечеру,
Ввечеру…[9 - Бурно ринулась Менада… – Из стихотворения Вяч. Иванова «Перед жертвой» («Скорбь нашла и смута на Менаду..»). См.: Факелы, кн. I. СПб., 1906, с. 5961. Впоследствии печаталось под заглавием «Менада». См.: Cor ardens, т. I. М., 1911, с. 7.]

Эти победные кретики[10 - Кретик, или амфимакр. – в античной метрике стопа, состоящая из долгого, краткого и долгого слогов.] четных строк, которые мало-помалу ослабевают в анапесты (во плену, поутру, ввечеру) – поистине великолепны. И «Вакханку» охотно декламируют в наши дни с подмостков.

А кто не оценит литературной красоты и даже значительности заключительных строк новой оды с ее изумительным, ее единственным на русском языке не окончанием, а затиханием, даже более – западанием звуков и символов:

Так и ты, встречая бога,
Сердце, стань,
Сердце, стань.
У последнего порога
Сердце, стань,
Сердце, стань.
Жертва, пей из чаши мирной
Тишину,
Тишину…
Смесь вина с глухою смирной
Тишину,
Тишину…

Вам, конечно, чудится здесь символ сознанных сил и власти над настроением. Но мне – бог знает почему – жалко той наспех обученной ритуалу и неискусной в самом экстазе менады, про которую когда-то уверяли, что она видит

Фиолетовые руки
На эмалевой стене.[11 - Фиолетовые руки / На эмалевой стене. – См. выше, прим. 3. Впоследствии это стихотворение печаталось под названием «Творчество».]

Эти годы давно канули в вечность, и мы уже не умеем быть дерзкими. В самом вызове мы стали или равнодушны, или педантичны.

Вот пьеса Бальмонта в одном из его последних лирических нагромождений («Птицы в воздухе», 1908 г.).

Ты хочешь убивать? Убей.
Но не трусливо, торопливо,
Не в однорукости мгновенного порыва,
Когда твой дух – слепых слепей!
Коль хочешь убивать, убей
Как пишут музыку – красиво.[12 - Ты хочешь убивать?… – «Ты хочешь?» К. Бальмонта. – В кн.: Птицы в воздухе, Строки напевные. СПб., «Шиповник», 1908, с. 129.]

Тут, конечно, почувствуешь прежде всего не дерзость, как таковую, по существу – дерзость. И вовсе не в том дело, что на место Моисеевой заповеди самовольно выскочило какое-то «убей». Мало что ли мы их переварили за последние годы, всех этих tue-la, tue-le, tue-les.[13 - Убей ее, убей его, убей их (фр.).… tue-la, tue-le, tue-les… – Выражение «tue-la» принадлежит А. Дюма-сыну (18241895), восходит к его памфлету «Мужчина-женщина». См.: A. Dumas-fils. L'HommeFemme. Paris, 1872, p. 176. См. об этом подробнее: Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч.: В 30-ти т. Д., 1976, т. 17, с. 383–384.]

Но не поражает ли вас в пьесе полное отсутствие экстаза, хотя бы искусственного, подогретого, раздутого? Задора простого – и того нет, как бывало:

Хочу одежды с тебя сорвать![14 - Хочу одежды с тебя сорвать! – «Хочу!» К. Бальмонта.]

Напротив, в строчках засело что-то серьезное, вяло-учебное.

Я не смеюсь над лириком, который до сих пор умеет быть чарующим… Я хочу только сказать, что ему – этой птице в воздухе – просто надоело играть тирсом.

Валерий Брюсов… В последнем отборе, в новой и строжайшей дистилляции своих превосходных стихотворений этот неумолимый к себе стилист оставил пьесу с рифмами толщиной в четыре и даже пять слогов:

Холод, тело тайно сковывающий,
Холод, душу очаровывающий
. .
Снег сетями расстилающимися
Вьет над днями забывающимися,
Над последними привязанностями,
Над святыми недосказанностями!