– А ты дай ей немного сгущенки…– подала, вдруг, голос мать Светки, и добавила, – Но учти, никаких крыс в доме я не потерплю!!! В любом количестве!
Сгущенку Светка очень любила. Ей нравилось наливать некогда дефицитный молочный сироп в маленькую хрустальную мисочку для варенья, и есть его кофейной мельхиоровой ложечкой, медлен-но – медленно!.. Кусок торта или пирожное целые и красивые только в первую секунду. Потом они превращаются в неаппетитных уродцев. А вот кремовая глянцевая поверхность сгущенки кажется нетронутой почти до самого конца. Лишь только когда остаются две-три последние ложечки, и тонкая сладкая пленка едва покрывает донышко вазочки, пытаясь замаскировать нанесенный ей урон,становится понятно, насколько призрачна бесконечность… В глазах Светки стало грустно и сладко. Крыска беспокойно оглядела свое, едва ли насытившееся, семейство, и так же тревожно глянула на девушку.
– Не смотри на меня так! Мне абсолютно не жалко для тебя этой дурацкой сгущенки! Прокормим мы твой коллектив! Ты им мордахи-то только умой, а то – вон какие они у тебя чумазые!
Пока Крыска умывала и причесывала своих ребят, Светлана отыскала фарфоровую чашку из детского чайного сервиза, и щедрой рукой смешала столовую ложку сгущенки с тремя чайными ложками кипяченой воды. Мать, наблюдавшая за действиями дочери, недовольно воскликнула:
– Нет, ну, надо же! Вы только посмотрите, что она делает! Ты еще эту гадость чаем с вареньем поить станешь!?
– О! – точно! Вспомнила! Стимулируем лактацию… – по-профессорски гундосила Светка, подливая в сгущенку каплю свежезаваренного чая.
– Цейлонский! – всплеснула руками мать.
– Со слоном! – в тон ей ответила Светка, и пошла поить крысу.
Мама рассказывала, как ей было тогда сладко и приятно пить сгущенное молоко с чаем из красивой чашечки. Округлые полные фарфоровые края приятно давили на грудь, а тепло и сытость обволакивали, давая надежду на уют, покой и защиту.
В комнату тихо вошла мать Светланы.
– Слышишь, вот, смотри, подойдет? – она протянула небольшую клетку с пластмассовым полом.
– Ух ты! Откуда дровишки?!
– В шкафу лежала. От хомяка осталась.
– Здорово! Спасибо тебе большое!
– Пожалуйста! Но… – помедлила мать, – чтобы больше никаких сюрпризов!
– Нет, что ты! Конечно! Это – так, спонтанно…стало их так жалко, их как овец привели, на заклание. И непонятно, ради чего, – начала было оправдываться Света, как вдруг из ванной, во всю мочь заквакали голодные лягушки.
– !? – мать не смогла вымолвить ни слова от изумления, а дочь просто пожала плечами.
Провозившись полночи с крысой, Светка совершенно забыла о земноводных. Положила их тихонько в тазик под ванной, и забыла!
– У-о-о-а! У-о-куа! Ку-а-а! Уа-а-а! – высокий потолок ванной комнаты давал простор лягушачьему зову, – У-о-куа! Ку-а-а!
– Что-о?! Ну, что же это такое, а?!!
– Мам, ты только не кричи! Это лягушки.
– Что?!! Лягушки? Сколько их?! Сорок?!
– Ну, почему сразу «сорок»? «Сразу сорок» бывает только сорок! А лягушек мало… Их всего две…
– Ты издеваешься надо мной? Мы теперь будем жить, как на болоте?!
– Да нет, мам… Ну почему, сразу – «как на болоте»? Они хорошие!
– Хорошие! Ага, как же! Их ты чем будешь кормить!? Мы все скоро покроемся коростой бородавок и разведем в коридоре стаю мух, только чтобы твоему несметному стаду жаб и крыс было чем питаться?!!!
– Мам, ну их всего-то две! И не жабы они, а лягушки…
– Ага!… Какая нам теперь-то разница! – мать даже не пыталась прикрыть свой сарказм.
– Ой, мамочки, а ведь и вправду… Как я их буду кормить? Они же не могут есть из миски. Они едят только то, что движется. Кузнечиков, тараканов… можно…
– У нас нет тараканов! – закричала мать. – И кузнечики, слава Богу, не прыгают в суп с подоконника. И мне абсолютно до лампочки, чем, когда и как ты будешь кормить всех этих уродцев. На меня не рассчитывай. Разведут тут грязь, а мне потом убирай за всеми!
Насчет мух мать была почти права. В пору светкиного увлечения божьими коровками, по квартире ходили, ползали и летали оранжевые, желтые и белесые представители отряда жесткокрылых.
–Две, семь, четырнадцать… – девушка бродила по комнате,подсчитывая точки на спинках красивых жуков. Подкармливая их сахарным сиропом, расставляла блюдца по подоконникам и шкафам, и очень расстраивалась, если из-под ног кого-либо из домочадцев раздавался хруст поломанных крыльев очередной леди**, случайно оказавшейся на полу.
– Эх! Ну, что же вы… так неосторожно! Смотреть же надо под ноги, когда ходите!
– Ну ведь не по улице же ходим! По собственному дому! – возмущались в ответ родители, с опаской везя подошву домашней обуви по полу, становясь похожими на начинающих лыжников, практикующих отработку скользящего шага в межсезонье.
В известную пору часть божьих коровок вылетело в форточку; часть, пережив легкий обморок, перезимовала между рамами; оставшееся поголовье столовалось в квартире всю осень и зиму, сплетничая и толкаясь, подле озера приторно-сладкого чая, предусмотрительно оставленного в мелкой (чтобы не захлебнулись!) тарелке на столе.
Ранней весной,из распахнутой форточки вылетела стайка красивых сытых жуков. Пьянчуга, разложивший свою газетку – самобранку на низком подоконнике светкиной комнаты со стороны улицы, позорно бежал, ухватив початую бутылку «белой». Ему во след празднично аплодировало гудение многих крыл. И газетка, и позабытый нетрезвым мужичком плавленый сырок «Дружба», – все покрылось яркими горошинами. И, как только прозрачный весенний ветерок поднял запах юной, еще совсем зеленой травы… завернув его в край газетного листа, – божьи коровки взлетели, и, не оглядываясь, направились в те места, которые им
снились в теплом пыльном доме по ночам…
Но… лягушки! Что же они?!
Светка заперла Крыску с малышами в клетке, наспех успокоила новоиспеченную мамочку, объяснив, что заточение вынужденное, эпизодическое, а не окончательное, и отправилась в ванную.
Лягушки были в относительном порядке. Сумрак и влажная атмосфера ванной комнаты оказались им по нраву. Зеленый пластмассовый тазик, как диковинный лист, давал приют, и относительную защиту. Пауки занимались воздушной гимнастикой высоко под потолком, и не вмешивались в жизнь тех, кто не умеет парить над тщеславием. Юркие мокрицы оказались достаточно трусливыми, чтобы не казаться назойливыми и вполне могли бы считаться сносными соседями, если бы не кичились своим дальним родством с ископаемыми трилобитами.
–Так-так… И как мы поживаем? – Светка включила в ванной свет, и с облегчением обнаружила, что влажные квартиранты не буйствуют взаперти, и даже почти довольны уединением и прохладой, а так же пространством, которое формирует из любого, самого небрежного кваканья, такие арии, что любая из свободно живущих лягушек могла бы им позавидовать.
Светка застала скользкую парочку врасплох. Практически на полуслове. На полу-кваке, если обсуждать ситуацию подробно. Парень не успел еще спрятать свои резонаторы, но поспешно приспустил их, смутившись на свету.
– Сдулся! – расхохоталась Светка, – Как спелый гриб – дождевик! Куда вы спрятали ваши споры!? Отвечайте и не спорьте! – продолжала хохмить толстушка, – Какой вы, однако… важный кавалер! А подружка-то у вас… Глазастая, рот до… до того места, где обычно торчат уши… Славно! Тоже заведете тут у меня под ванной деток? Головастых головастиков! Вот мои-то обрадуются! Хи-хи!
По углам пауки, в ванной пиявки…пардон, – головастики… мечта Дуремара! Конечно, сомнительно, чтобы вы стали этим заниматься зимней порой, но в хороших условиях… Никогда не видела крошечных лягушечек! Маленьких встречала в траве у реки, но, чтобы крошек, с настоящими пучеглазыми лицами, и всамделишными фирменными улыбками!?
Как не странно, лягушкам было интересно слышать Светку. Они выказывали ей свое явное расположение. Перемещаясь мелкими прыжками, довольно скоро лягушки очутились у её ног. Девчушка-лягушка запрыгнула прямо на ступню, словно на болотную кочку,а мальчику места не хватило, и он устроился подле…
– Вот тебе раз… – только и смогла вымолвить Светка… – Допрыгались. Дотронулись. Растрогали!
День за днём, отстраненная от солнца щека колобка земли посыпалась сахарной пудрой снега из пригоршни туч. А день в квартире, где спала Светка, начинался с того, что ровно в пять утра, из ванной комнаты раздавалось оглушительное в своей нелепости, весеннее кваканье двух лягух, спасенных из лап будущих учителей биологии и химии.
– Ну, вот… опять! Да когда же это, наконец, закончится, а?! – ворчала мать. – Никакого покоя, не днём, ни ночью.
– Почему? – сонно возражала Светлана, – они вовремя ложатся.
– Они-то вовремя, а ты шатаешься неизвестно где по ночам.