Из ниоткуда

Лишь поздней ночью соседки оставили бабушку с внучкой наедине. Накормленная и как кукла наряженная Аня, сладко посапывая спала в люльке – тоже некогда принадлежащей Людочке, а теперь доставшейся ей в наследство колыбели. Десять с лишним лет плотно завернутая в мешковину кроватка провисела недотрогой под потолком на лоджии. Как оказалось, у всего двора на виду.

– А я всегда говорила, что это должно быть люлька, – громогласно похвасталась одна из соседок, самовольно распаковывая деревянную зыбку. – А эти дуры еще спорили со мной – мол санки это, санки. А меня ведь не обманешь, я все вижу. Санками хоть раз в году, да пользуются…

Арьяна Тимофеевна вздрогнула, на минуту представив себе, что еще в будущем могут поведать Анечке эти всезнающие и всевидящие ревностные блюстители нравов и порядка…

Близилась полночь, но хозяйка квартиры явно не собиралась идти спать.

– Прощение не означает оправдание и извинение, – прозвучал афоризм из уст искусствоведа. – Но соль-то в том, что Люда теперь уж точно не заслуживает пощады. Ведь вместо покаяния за первый проступок, она опять опозорила нас.

Вздохнув всем телом и   вытерев полусухие глаза, высокая Арьяна Тимофеевна подошла и легко достала с верхней антресоли семейные фотоальбомы. Вооружившись тяжелыми портняжными ножницами она стала кромсать все фотографии на которых были запечатлены Муся или Алексей. Ничто в доме не должно было впредь напоминать Анне о ее родителях, бросивших ребенка на произвол судьбы.

– Ты была изначально никому не нужной, – как бы на будущее, вслух тренировала свой ответ бабушка.

Отложив на время в сторону фотографии и ножницы, бабушка бесшумно подошла к колыбели. Низко наклонилась над ней. Осторожно поправила одеяльце и тихо произнесла:

– Клянусь! Никто и никогда не узнает правду твоего позорного происхождения…

Уже следующим утром Арьяна Тимофеевна начала претворять обещанное в жизнь.

Первым делом она позвонила в музей и сообщила своему заместителю, что уходит на неделю в отпуск.

Покормив и потеплее запеленав внучку, она пешком направилась с ней в близлежащий ЗАГС Невского района. От их дома до Володарского моста общественный транспорт не ходил. С ребенком на руках Арьяне Тимофеевне потребовалось более часа времени на пять километров пути.

Учреждение находилось в жилом доме. Не найдя входа с набережной, подуставшей в дороге бабушке пришлось обойти дом, прежде чем она со стороны улицы Народная попала в неказистый кабинет для оформления свидетельств о рождении.

Сотрудницей ЗАГСа была девушка с огромной копной начесанных рыжих волос и бросающейся в глаза крупной родинкой на кончике носа. При виде вошедшей она вздернула от удивления брови.

– Бабуля, а почему ваша дочь сама не пришла оформлять ребенка? – дребезжащим голосом, с явной предвзятостью поинтересовалась регистраторша. Чувствовалась заученная придирчивость служащего бюрократа.

Арьяне Тимофеевне уже перевалило за пятьдесят и это было заметно. Женщина никогда не пользовалась косметикой. Даже обычный увлажняющий крем для лица был ей чужд. Немудрено, что обильные морщины обрамляли ее глаза и края губ. Она давно перестала носить гимнастерки, но шелушившаяся кожаная черная кепка, такая же куртка-авиатор, строгая кримпленовая юбка и сапоги на голые ноги – выдавали давно ушедший довоенный стиль.

Вместо ответа Арьяна Тимофеевна молча бросила на стол справку, выданную ей в роддоме.

– Так вам сперва удочерить внучку то надо, – уже сочувственно произнесла работница, прочитав содержимое документа. – Или хотя бы опекунство оформить.

– Сделаем, раз надо! – была уверена посетительница. – Давайте вначале свидетельство о рождении оформим. Значит так, девочку зовут Анна, отчество Тимофеевна, фамилию тоже дадим ей мою. В графе мать и отец прочерк.

Огромный рост директора музея, ее убедительный и непоколебимый голос   видимо сыграли свою роль. Противоречить ей не посмели.

Воодушевившись успехом, Арьяна Тимофеевна решила заодно проторить дорожку для второй части своего плана и слегка заискивающе спросила:

– А не подскажите, дорогуша, как можно обменять квартиру? У меня двушка.

Она была готова к тому, что женщина, сидящая напротив, возмутится и станет кричать, что это не ее работа, что этим занимаются совсем другие, соответствующие люди в райисполкоме. Но этого не произошло.

– А где? В каком районе? – отложив бумаги в сторону поинтересовалась сотрудница.

– Здесь. Недалеко. На набережной Правого берега.

– Какой этаж? Дом кирпичный или бетонный?

– Дореволюционной постройки, – Арьяна знала цену своему жилью. – Второй этаж, с лоджией.

– И что хотите получить?

Арьяна поймала себя на мысли, что она абсолютно не продумала этот вопрос. Время на размышление не оставалось, поэтому она уклончиво ответила:

– Что-нибудь равнозначное. Но, главное – подальше отсюда.

– Моя в центре города. Правда, однушка.

– Мне с внучкой будет тесновата.

Сотрудница ЗАГСа встала из-за стола и подойдя к распахнутой двери кабинета, бесшумно закрыла ее. Вернувшись на свое место, она обеими руками взяла Арьяну Тимофеевну за ладонь и тихим голосом, доверительно произнесла:

– Дети – дело хлопотное. На них деньги нужны. А я могу разницу метров наличкой компенсировать.

Арьяна пожалела, что начала этот разговор. Поспешно встав, она пообещала подумать и опрометью бросилась в сторону спасительного выхода.

Вечером того же дня директор музея позвонила своему заместителю. Поинтересовалась, как прошел рабочий день. Едва выслушав его короткий доклад, напрямую спросила:

– Саша, а ты случайно не в курсе, как можно обменять квартиру?

– В городском отделе учета жилья. Там есть обменное бюро. Пользование картотекой стоит один рубль.

– Ничего себе!

– Да, дороговато. На эти деньги неделю на трамвае на работу и обратно ездить можно.

– Да я не про рубль. Откуда у тебя такие познания? Что, пользовался уже?

– Который год пытаюсь разменяться, – тяжело вздохнул собеседник на другом конце телефонной связи. – Я ведь со своей бывшей официально в разводе, но жить и дальше приходится под одной крышей. А это уже незаслуженный ад на земле.

– Так может сходишь со мной в это бюро?

– Запросто. Я после работы считай, что постоянно там околачиваюсь. Все веселее, чем дома.

На следующий день они вдвоем направились в горисполком. В торце здания, в узком закоулке, у невзрачной обшарпанной дверцы с вывеской “Отдел учета и деления жилплощади” бурлила стихийная квартирная “толкучка”. В отличии от настоящей, где продают с рук подержанные или новые, чаще всего дефицитные вещи, товаром здесь была недвижимость. И находилась она вдали от этого зловонного пристанища.

– А получше места и помещения не нашлось? – вслух возмутилась Арьяна Тимофеевна. – Государственное учреждение все же.