Жди меня, Париж!

– О! ШЕРЗАМИ, НУ СОМ ТРЕЗЕРЕ ДЕ ВУ ВУАР… – и тут – конец… Тут я взглядом наткнулся на бархатных черных бабочек, ИЗ-ПОД КОТОРЫХ НА МЕНЯ СМОТРЕЛИ КАРИЕ ГЛАЗА,.И СМЕЯЛИСЬ. Она сидела за второй партой, с Ленкой.

– О! ШЕРЗАМИ, НУ СОМ ТРЕЗЕРЕ ДЕ ВУ ВУАР… – начал я опять свою речь. И дальше забыл все напрочь, абсолютно, то есть совершенно…

– Ничего! Ничего, – засуетилась возле меня Леопольдовна, – не волнуйся, Андрюша. Я понимаю, момент очень волнительный, но ты справишься.

– О! ШЕРЗАМИ… – начал я в третий раз… и споткнулся опять. Тряхнул головой, – НУ СОМ ТРЕЗЕРЕ. Мы очень счастливы… А сам пялюсь во все глаза на этих бархатных бабочек, устремленных на меня.

– Не волнуйся, Андрей, – слышу как будто издалека голос Леопольдовны. Да я ни капельки не волнуюсь!

– НУ СОМ ТРЕЗЕРЕ…

Самое смешное, что в этот момент я был действительно счастлив видеть её в нашем классе.

Когда я в шестой раз начал повторять своё «Ошерзами ну сом трезере», в классе заржали и наши, и гости. Леопольдовна подтолкнула меня к парте: «Садись, Андрей!» И сама сказала мою речь.

Потом начался урок французской литературы. На каждой парте лежал томик Виктора Гюго. Мы по очереди стали читать отрывок из «Человека, который смеялся». Три предложения читал наш ученик или ученица, три-четыре предложения читала французская лицеистка. Мы должны были следить за произношением. Наши старались вовсю. Особенно девочки: грассировали, гнусавили. Интересно, что француженки не гнусавили так, как нас учила Леопольдовна. По крайней мере, не все. У той девочки с бархатными ресницами был удивительно чистый и нежный голос. Когда дошла очередь до меня, я уже очухался и вполне сносно прочитал свой отрывок. В одном слове даже удачно рыкнул. Я сидел на предпоследней парте и не видел её. Но знал, что она в классе и слышит меня. И это было замечательно.

Затем у нас был урок технологии. Девочки вместе с гостьями пошли изучать кройку и шитье. Ну конечно, с парижанками обязательно надо о моде поговорить. А мы пошли в мастерскую, где обычно сверлили отверстия в заготовках. Но по просьбе классного руководителя и в виду того, что мы были одеты слишком нарядно, трудовик нам показал учебный фильм.

После этого урока была большая перемена, завтрак – и я понёсся в столовку наперегонки с другими учениками. Наши девчонки уже сидели за столами и пили какао с булочками, за соседними столиками завтракали наши гостьи. Увидев меня, они замахали руками: «О шер зами, ошерзам!» и стали смеяться. Я тоже помахал рукой и пошел к буфету за булкой.

В связи с приездом делегации мы не учились по шесть-семь уроков, как в обычные дни. Наши вечерние мероприятия считались тоже уроками. Посему после завтрака нас отпустили по домам переодеться и вернуться на экскурсию по городу.

– Ну, как твоя речь? – спросила меня мама, как только я появился на пороге нашей квартиры.

– Нормально… – ответил я, снимая куртку.

– Поделись впечатлениями. Есть будешь?

– Все потом, потом. Пожалуйста! Мне переодеться и на экскурсию надо.

Я сейчас больше всего хотел остаться один в своей комнате и подумать о ТОЙ девочке с бархатными ресницами и каштановой челкой. Интересно, как её зовут? Какие там французские имена. Все позабывал. Наверняка, что-нибудь особенное. Но в голове вертелась только Эсмеральда из Виктора Гюго. Ну нет, не может быть Эсмеральда. Это слишком. Надо спросить: «Как тебя зовут?» Где моя тетрадь. Господи, ведь это так просто. Программа первого класса. Двоечник несчастный. Посмотрю в словаре. Вот, нашёл. «Ты», «тебя», «как тебя зовут». «Коман тапэль тю?» Где мои джинсы?«Коман тапэль тю…» Где носки белые… Мама, где мои носки новые? А, вот… Коман тапэль тю… Футболка, нет не эта…. Вот эта пойдет…. Коман тапэль тю… запомнил, лошара?! Надо как-то реабилитироваться. Опозорился при всех, при ней особенно.

Вы поняли, какой винегрет крутился у меня в голове, пока я собирался на экскурсию. Я думал, чем бы мне приятно удивить гостей. Неприятно я уже всех удивил сегодня. Даже себя. Тут мне на глаза попала доска для скейта. Я решил её взять с собой. Экскурсия ведь пешеходная. Я сумею показать ей парочку олли и может быть, даже ноузслайд. Уж в этом-то я мастер. Это и без перевода понятно.

Мы вновь собрались на школьном дворе. Лицеистки были уже в джинсах, куртках, ветровках, с разноцветными шарфами на шеях. Стали совсем похожи на нас. Но у каждой на курточке красовался значок лицея. Наши и француженки уже перемешались и о чём-то болтали. Когда я подошел к ним, опять кто-то воскликнул: «О шерзами!», и все засмеялись. Я тоже засмеялся. Потом вскочил на скейт, сделал круг и пару кикфлипов, проехал по бордюру. Девочки захлопали. Когда я остановился, она сама подошла ко мне. Протянула руку и сказала: «Аннет». Я пожал её руку и ответил: «Андрей». Аннет отстегнула свой значок и приколола мне на ветровку.