Маргарет и Кент

«Я в курсе, что последнее время вы с месье Жильбером, мягко говоря, не ладили, – посочувствовал ему Штрюбинг, – ничего страшного! Вы не будете с ним даже встречаться. Вы просто будете так же, как и он, как и его радист Лео Гросс, участвовать в радиоигре. Поверьте, это единственный шанс для вас сохранить жизнь. Вашу и жизнь Маргарет. Другим арестованным мы таких предложений не делаем. Все они будут расстреляны уже до нового года.»

По сути, Кенту не пришлось давать никакого ответа: ни устного, ни письменного. В гестапо все решили за него.

Автомобиль с Маргарет и Кентом приехал, наконец, на вокзал, и арестантов завели в купе поезда. Конвоиры ехали вместе с ними и после того, как состав тронулся с места, с арестованных сняли кандалы. Ночью поезд прибыл в Париж.

Кента и Маргарет вывели из вагона, их встречали гестаповцы. Арестованных посадили в автомобиль и привезли во французскую тюрьму Френ. Как обычные заключенные они подверглись довольно длительной процедуре регистрации. Их раздели, помыли, а после этого развели по разным отделениям тюрьмы – мужскому и женскому и посадили в одиночные камеры. Все меньше оставалось надежды, что Маргарет будет отпущена на свободу. Тюрьма Френ была еще хуже, чем берлинское гестапо. Здесь была не только ужасная камера, но и отвратительные помои вместо еды, и отвратительное отношение тюремщиков к заключенным, и еще более отвратительные режущие в кровь кожу наручники. Кента опять угнетало не столько то, что он оказался в таких жутких условиях, сколько то, что в этой же тюрьме находится обманутая гестапо Маргарет. И что ему, похоже, все-таки придется принять условия гитлеровцев и присоединиться к радиоигре. В отличие от Жана Жильбера, который сам никогда не шифровал передаваемую информацию, а пользовался услугами радиста, Кент мог попытаться вставить в шифровку условные знаки, которые подскажут ГРУ, что передатчик работает под контролем врага. Вот если бы удалось использовать эти средства, тогда можно будет сделать вид, что он готов сотрудничать с немецкой контрразведкой. К тому же, рассуждал Кент, если он откажется, его и Маргарет расстреляют, а Жан Жильбер все равно будет проводить радиоигру с Центром. И в этом случае никто не сообщит в ГРУ, что передается дезинформация.

В тюрьму Френ к Кенту приехал Гиринг. Он теперь находился в Париже, был настроен благодушно и пообещал, что постарается улучшить условия содержания и для Кента, и для Маргарет. Не исключил даже, что они оба будут в самое ближайшее время будут переведены в отдельные апартаменты в здании зондеркоманды в Париже на улице де Соссэ.

Гиринг ходил теперь с обмотанным бинтом горлом и имел крайне нездоровый вид. Похоже, что, пока они не виделись с Кентом, Гиринга одолела какая-то серьезная болезнь.

– Я больше не верю ни одному вашему слову! – возмущенного Кента переполняли эмоции. – Вы обещали освободить Маргарет, а она по-прежнему в тюрьме…

– Я ничего вам не обещал. Это коллеги из Берлина любят давать разные обещания. С них и спрашивайте!

– Я не буду играть в ваши игры, зачем вам я? Разве недостаточно Жильбера? Или это вранье, что он согласился с вами сотрудничать?

– Месье Жильбер – умнейший человек. Талантливейший комбинатор! Оказавшись в гестапо, он не только сам предложил мне сотрудничество, а еще и придумал, как сыграть красивейшую партию с Москвой!

– И замечательно! Вы не объяснили мне, зачем вам нужен я, когда у вас есть такой замечательный и талантливый комбинатор.

– На всякий случай. Хорошая партия требует запасного игрока. Вы будете в запасе. Даже в этом я иду вам навстречу! И знаете, что еще придумал умный Жан Жильбер? На тот случай, если вы наотрез откажетесь?

– И что же он такое придумал? – не сомневаясь в подвохе, поинтересовался Кент.

– До своего ареста он успел передать в Центр информацию о том, что вас в Марселе арестовали.

– Какой молодец!

– После этого, когда Жан Жильбер уже вступил в радиоигру с Москвой, он сообщил в Центр, что вы держались мужественно, никаких доказательств относительно вашей деятельности гестапо предъявить вам не смогло, и… вас отпустили.

– Как интересно! И что? Москва поверила?

– Да. И теперь вы якобы восстанавливаете сеть в Марселе. Связались с активистами французского Сопротивления. Ваш связной в Париже – Золя. При этом Золя – действительно активный участник Сопротивления и не подозревает, что участвует в радиоигре гестапо. Вы просите у Центра новые шифры для радиопередач.

– Замечательно! Что дальше?

– Но Москва не знает, что мы арестовали также и Жана Жильбера. Поэтому тот получил из Москвы шифровку, которая предназначена лично для вас. Это означает – ура! ГРУ по-прежнему не подозревает, что радиопередачи контролируются гестапо! Вам интересно, что в ней? В этой шифровке?

– Очень, – искренне признался Кент.

Гиринг протянул листок, в котором было написано: «Поздравляем с Днем Красной армии! Желаем здоровья и успехов. Ваши родители эвакуированы из Ленинграда».

У разведчика сжалось сердце: «Боже мой! Его родители! Папа, мама… Как они? Они живы! Куда их эвакуировали? Что им сказали про их сына? Как бы он хотел сейчас оказаться рядом с ними. Что будет с ними, если их сын будет считаться предателем?»

Кент вернул листок Гирингу.

– Поймите, Кент! Если вы откажетесь, Жильбер будет работать и от своего имени, и от вашего. Если вы боитесь последующего возмездия Москвы, оно будет в любом случае: согласитесь вы или откажетесь. Вы уже исчерпали свой лимит ошибок. Смиритесь с этим и просто живите.

– Разве можно сейчас просто жить? В моем положении? – с горечью усмехнулся Кент.

– Все в этом мире относительно. Возможно, вас это удивит – но ваше положение намного лучше, чем мое. Врачи нашли у меня рак горла. И мне осталось жить несколько месяцев, максимум год. Причем все оставшееся время – в страшных мучениях. А вы можете прожить еще длинную и вполне счастливую жизнь. И прожить ее, например, с вашей красавицей Маргарет. Она действительно очень хороша! Представляю, как она выглядела на свободе. Я и сам был бы не против приударить за этой вдовушкой. Как мужчина я вас понимаю… Соглашайтесь!

– Что я должен буду делать?

– Пока ничего. Я же говорю – вы в запасе. Отдохните немного, у вас были тяжелые переезды. Вы запасной игрок.

– Я могу подумать?

– А я за вас уже подумал. Жизнь – такая замечательная штука, так обидно с ней расставаться!

Кента увезли в тюрьму Френ и оставили в покое почти на четыре месяца. В такой же одиночной камере в женском отделении тюрьмы томилась Маргарет. Узникам мрачной тюрьмы было совершенно неизвестно, что происходит за ее стенами: во Франции, в Советском Союзе, в мире. Может быть, война уже близится к концу? И кто побеждает в этой войне, тоже неизвестно!

В самом начале лета 1943 года доведенный до отчаянья неизвестностью Кент принял решение объявить немцам о желании сотрудничать. Чтобы самому не считать себя предателем, он сформулировал вполне убедительное оправдание – при первой же возможности он сообщит в Центр, что передает дезинформацию.

Передав через надзирателя свое решение Гирингу, Кент был перевезен из тюрьмы Френ в парижское здание зондеркоманды на улицу Соссэ. Ненавистные наручники были сняты, Кента заперли в проходной комнате.

– Что с Маргарет? – был первый вопрос Кента, когда в эту комнату вошел Карл Гиринг.

– С ней все в порядке, она в тюрьме Френ, – спокойно ответил Гиринг.

– Что нужно, чтобы ее перевели сюда?

– Здесь нет подходящих помещений. Но я что-нибудь придумаю. Вы скоро встретитесь с ней. Но пока это будут кратковременные встречи.

Через три дня Карл Гиринг привел в комнату на улице Соссэ Маргарет.

Она вошла и довольно отстраненно посмотрела на Кента. Гиринг оставил их наедине. Кент хотел броситься к ней и обнять, но от Маргарет веяло таким холодом, что он замер, опустился перед ней на колени и стал целовать ей руки.

– Прости, прости, любимая!

Маргарет безучастно смотрела на Кента. На ней было выцветшее серое платье с затхлым запахом. Женщина заметно похудела. Под глазами образовались глубокие темные круги. На запястьях проступали сине-коричневые полосы от постоянного ношения наручников.

– Родная, любимая! Я не знаю, что мне сказать тебе. Я так виноват перед тобой, что втянул тебя в эту ужасную историю. Но я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы тебя перевели из тюрьмы. Я согласился работать с Гирингом. Пусть мне придется продать душу дьяволу, предать кого угодно, но только не тебя.

– Наверное, наша предыдущая жизнь была слишком легковесной, и мы вынуждены теперь страдать, – Маргарет с трудом выдавила из себя первые слова. Она помогла подняться Кенту с колен, и они сели рядышком на кровати. Какое-то время оба молчали. За четыре месяца, что они не виделись, каждый из них пережил так много, что никакие слова не могли бы объяснить страх одиночества, отчаянья и неизвестности.

– Хорошо, что мы оба живы! – тихо сказала Маргарет.

– Тебе что-нибудь известно про Рене? – осторожно спросил Кент.

– Да. Он в пансионате. У меня была недавно очная ставка с Жюлем Жаспаром, он рассказал, что все это время заботился о моем мальчике.

– Жюль тоже арестован?

– Да. И тоже содержится в тюрьме Френ. Его обвиняют в пособничестве советским шпионам.

– Но он никогда никакого отношения не имел к разведке! – возмутился Кент.