Блюз слегка приоткрыл один глаз… Тут же его закрыл.
«Фу, слава богу, живой!» – облегченно вздохнула Галина. Оставив собаку на газоне, они вошли в дом.
Сразу за стеклянной входной дверью, которую Пьер-Анджело никогда не закрывал на ключ, была просторная кухня-гостиная. Она же, впрочем, и столовая. Мебель в кухне-гостиной была более чем простецкая. Старенький холодильник и маленькая печка-буржуйка дополняли незатейливый интерьер. При этом в доме было сыро и холодно. К деревянным балкам некрашеного потолка на бесцветных нитях были подвешены керамические птицы. Такие же птицы в разных ракурсах своего полета украшали белую стену напротив входной двери. На диване, придвинутом к этой белой стене, высился ком неглаженного постельного белья вперемешку с одеялами и подушками.
– Я буду спать здесь! – показал пальцем на диван в кухне-гостиной Пьер-Анджело, – Для тебя будет спальня!
– Прекрасно! Спасибо! – Галина заранее, еще в интернет-переписке, попросила, чтобы у нее была отдельная комната.
На контрасте с кухней спальня показалась гостье необыкновенно роскошной. В ней стояла старинная деревянная мебель, обильно украшенная затейливой резьбой. Столешницы на комоде, туалетном столике и прикроватных тумбах были сделаны из темно-зеленого благородного камня, похожего на хризолит. Большие зеркала – одно посреди огромного трехстворчатого шкафа, а другое на стене над комодом – были мутными. Может быть, от глубокой старости, а может быть, их просто давно как следует не мыли.
– Какая интересная мебель, – Галина не могла удержаться, чтобы не уточнить, – она современная или старинная?
– Это мне досталось в наследство от моей итальянской бабушки. Мебели примерно сто лет!
– Мне кажется, такая спальня – настоящее сокровище! Никогда и никому не продавай ее ни за какие деньги! – посоветовала Галина.
– Я и не собираюсь! Деньги – это ничто… они приходят и уходят… А это память о нескольких поколениях!
– Согласна! Это правда!
На комоде стояла большая скульптура из белого мрамора. Что-то абстрактное, но очень изящное и нежное. Галя не удержалась и погладила непонятную фигуру по изгибу бедра.
– Это моя работа! – гордо прокомментировал хозяин дома. И это гранитная статуя кун-фуиста на туалетном столике – её тоже сделал я. И все эти керамические птицы вокруг, и бронзовые статуэтки японцев – все тоже мое творчество!
– Ты продолжаешь заниматься скульптурой? Какой молодец! – искренне порадовалась Галина. Работы Пьер-Анджело ей и в самом деле очень нравились. – Продаешь что-нибудь? Это же очень красиво!
– Да! Сейчас у меня мало времени, чтобы делать серьезные и крупные работы. И люди покупают все реже и реже. Если и нахожу время что-то интересное сделать, то нет времени искать покупателей. Я, возможно, хороший скульптор, но абсолютно плохой продавец – не умею ничего продавать.
– Ты знаешь, я тоже плохой продавец! А времени нет, потому что ты все время летаешь?
– Я же тебе писал и объяснял – у меня три работы: я делаю скульптуру, ремонтирую паруса и крепления у парапланов, и я пилот на параплане. Вожу людей, которые хотят видеть землю с высоты неба. Я тебе покажу это. Мы завтра с тобой полетим вместе! Если ты, конечно, захочешь.
– Я пока не знаю! Давай завтра решим, – не слишком уверенно ответила Галя. Вдруг она неправильно перевела для себя его слова и что-то не поняла, ей надо обязательно заглянуть в электронный словарь. – Ты завтра работаешь?
– Нет! Я ждал, что ты приедешь, и всю работу перенес на выходные дни!
– То есть, ты будешь работать – а именно, возить на параплане пассажиров за деньги в выходные дни, а завтра ты будешь отдыхать и не будешь летать? – Галина предприняла очередную попытку разобраться и в его занятиях, и в невыносимо сложных оборотах итальянского языка.
– Я завтра не буду работать и зарабатывать деньги, но я буду летать, сам для себя или с тобой – еще больше запутал свою русскую гостью итальянец.
– Ты летаешь каждый день, либо для работы, либо для себя? – Галина никак не могла понять, как можно работать за деньги и также дополнительно летать бесплатно в собственное удовольствие. До сих пор известные ей профессии и занятия в эту схему не укладывались.
– Да! Ты все правильно поняла! Наконец-то!
– А бывает, что в какой-то день не летаешь? – в вопросе гостьи теплилась надежда, что этот мужчина иногда может принадлежать не только небу. – Ну, например, когда Новый год, или сильный ветер, дождь или снег? В горах же бывает снег?
– Плохо, когда ветра нет совсем. Тогда не летаю. Или, когда уж очень сильный дождь и гроза. А в Рождество летаю… Такой же день, была бы погода! И в Новый год… Днем всегда летаю… Если есть пассажиры – летаю с ними за деньги. Если нет никого из желающих – летаю один! Я живу по-настоящему только, когда летаю… А все остальное время я готовлюсь к полету, и думаю о нем. Я покажу тебе нашу землю сверху. Не бойся, это совсем не страшно! Тебе понравится! Люди платят огромные деньги, чтобы увидеть хотя бы один раз то, что я вижу каждый день! А потом возвращаются, чтобы опять пережить это состояние, когда ты наедине со своей планетой и смотришь на все спокойно и свысока.
– Нет, я пока очень боюсь! Не уговаривай меня! Мне надо настроиться, посмотреть, как это происходит, подготовиться внутренне. Я в полной мере уважаю твое увлечение полетами, но дай мне возможность самой решать, что и когда я хочу. И захочу ли вообще.
– Хорошо! Конечно! Но имей ввиду, что я профессиональный пилот. Один из лучших в Италии. Может быть, даже и в мире! Я гарантирую тебе полную безопасность! Давай продолжим смотреть дом?
На первом этаже была еще одна большая комната – парусная мастерская. Там стояла электрическая швейная машинка, огромный деревянный стол и сколоченные из досок стеллажи с материалами для парапланеризма.
Рядом с мастерской располагалась туалетная комната без ванны, но вполне себе со всем необходимым – скромная душевая кабина, унитаз, биде и раковина для умывания.
На мансарде, куда Галя и хозяин дома взобрались по неудобной некрашеной лестнице, не было никаких окон. Повсюду громоздились разного размера коробки с готовыми статуэтками, была оборудована скульптурная мастерская и сформировался бессистемный склад полетного инвентаря.
– Вот, собственно, и все! – подвел итог экскурсии по своему дому хозяин. И тут же поинтересовался:
– Ты хочешь есть?
– Да! Московское время на один час позже, и я бы уже с удовольствием поужинала, – призналась русская гостья.
– Мы можем поехать куда-нибудь и поужинать вне дома, – без особого энтузиазма предложил Пьер-Анджело.
– Мы уже обедали сегодня «вне дома»! – деликатно заметила Галина, догадываясь, что поход вдвоем в ресторан дважды в день даже для более состоятельных итальянцев – это чрезмерная роскошь, – Если у тебя есть какая-нибудь еда, давай останемся и поужинаем дома.
Они спустились вниз, и заглянули в холодильник. Хозяин извлек из недр старинного хрипловато кудахчущего электроприбора пармскую ветчину.
– Подожди пару минут! Я должен покормить Блюза.
– Ты кормишь собаку ветчиной? Это же вредно!
– Он такой старый, что ему поздно думать о том, что вредно. Раньше я кормил его собачьей едой – всякий там сухой корм и консервы. Но сейчас Блюз серьезно болен, у него онкология, и он перед этим не ел несколько дней. Я вчера, до твоего приезда, был в супермаркете и купил ветчины специально для него, это было его любимое лакомство. Пришел домой, завернул в ломтик ветчины собачий корм, антибиотик и лекарство для сердца, которые прописал ветеринар, и Блюз впервые за несколько дней хоть что-то съел.
– Блюз! Блюз!!! Блюзоно! – Пьер-Анджело открыл входную дверь и громко позвал собаку, которая неподвижно лежала на лужайке перед домом.
Пес слегка повернул голову в сторону двери, потом, нехотя приподнялся и медленно-медленно, прихрамывая на правую переднюю ногу и еле передвигая всеми остальными, пошел на зов и присвист хозяина.
Блюз равнодушно понюхал ветчину, отошел немного, как будто размышляя, стоит ли продолжать бороться за жизнь, и принял единственно верное решение – заглотил рулетик с едой и лекарствами, почти не пережевывая.
Ритуал кормления Блюза продолжался – вслед за первым был скручен второй и третий рулетик. Процесс сопровождался нежностями и какими-то неизвестными присказками на итальянском языке. Хозяин приседал перед собакой на корточки, целовал в нос, взъерошивал холку и гладил по голове. Блюз стоял на кафельном полу посреди кухни и, как только его оставили в покое, лег на том же самом месте и опять затих.
– Что ты будешь есть? А ты любишь ветчину?
В памяти Галины еще стояла картинка кормления собаки, и желание есть ветчину, пусть даже пармскую, внезапно куда-то пропало.
– А ты? – Галина деликатно ушла от прямого ответа.
– Я, нет. Я не ем ветчину и вообще мясо… Я вегетарианец. Я сделаю салат?
– Да, конечно! С удовольствием! Я люблю салат… А рыбу ты ешь?
– Да, очень редко. Когда бываю на Сицилии или в других регионах и странах. Где рядом море и ловят рыбу. Здесь в Пьемонте почти не бывает свежей рыбы, только мороженая. Я иногда покупаю консервированную.
– А протеины, тебе же нужно их получать?