Уральская пленница

Сказано – сделано. Разболтать сухое молоко, добавить сахарного песку, немного муки, пакетик сухих дрожжей, поставить ближе к печке. Как забродит, добавить муки, соли, масла, помесить и еще подождать немного. Потом основательно вымесить, нарезать одинаковые комочки, разделать руками в лепешки, вместо начинки положить карамельки, снова закатать и на сковороду. Как дрова прогорят, угли расшвырять ровненьким слоем и на них поставить сковороду. Главное, чтобы не горящие дрова были, а угли. И не проворонить, а то булки будут жесткими или сгорят.

На все про все ушло часа три. Когда окно занавесилось сумерками, у порога послышались шаги охотника. Он долго возился под навесом – свежевал тушки. Вошел усталый, но лицо было довольным.

– Что случилось? – спросила Ольга. – Лося подстрелил?

– Может, и лося. Не веришь в мои способности?

– Верю. Раздевайся, мой руки, будем ужинать.

– А чем это пахнет? Неужели хозяйка пирогов напекла?

– Булочки с конфетками.

– Не верю.

Не вступая в дальнейшие пререкания, Ольга разрезала на куски копченую рыбину, из-под спальника достала кастрюлю с разварным горохом, а потом с полки сняла картонку, покрытую чистой тряпкой. На картонке штук восемь поджаристых колобков.

– Сегодня пир на весь мир, – хмыкнул Семен. – Придумаем повод?

– Ну, повод один, – медленно проговорила женщина. – Сказать тебе спасибо за мое спасение.

– Осознала?

Ольга промолчала.

– Ты поняла, что была не права? Еще раз повторяю, это моя территория, я здесь хозяин! И все здесь происходит только с моего разрешения. Усвоила?

– Да.

– Тогда выпьем? И чтобы сразу все было ясно и до конца, скажу: попадется мне Геля со своим отродьем, я его порешу. И ты мне не сможешь помешать.

Выпили, не чокаясь, как будто заранее помянули малыша-пушистика.

Где ты, Геля? Как твой щенок? Хорошо ли ты его спрятала? То что ты выживешь в дикой природе, в том нет сомнения. Но не попадайся на глаза хозяину. Не оставляй следов, иначе он тебя легко найдет, где бы ты ни спряталась. Может, еще свидимся.

***

Ужин проходил мирно, а во время чая с булочками хозяина и вовсе потянуло на воспоминания.

– Знаешь, откуда все это? – неопределенно взмахнул рукой Семен. – Здесь раньше была опытно-научная станция, вернее, это часть её. Если смотреть от середины поляны на север, то через несколько километров была еще одна, точно такая же, а еще севернее третья. Может, еще дальше были станции, не знаю. Мне отец рассказывал, что работал при одном НИИ рабочим. Как начинался полевой сезон, то бригады из трех-четырех человек расходились по таким вот станциям и вели наблюдения, как говорится, за флорой и фауной Урала.

Тогда до долины натуралисты добирались на лошадях, ни о каких вертолетах и речи не было. Вход в долину был через единственный перевал. Только местные знали тропу, по которой можно было пройти и не заблудиться в многочисленных каменных ответвлениях, заросших кустарником и засыпанных крупными валунами и мелкими камнями. Эти осыпи были главной опасностью: чуть в сторону сошел, и земля под тобой едет. И где ты окажешься, никто не мог предположить, многих таких оступившихся больше никто не видел. Даже лошади пропадали без следа.

После перевала тропа расходилась в две стороны: одна вела на юг, другая на северо-запад. Ученые расходились и весь сезон жили вот в таких типовых избушках, исписывали тетради наблюдениями, делали замеры и прочее. Рабочие, которые их сопровождали, обеспечивали их быт и смотрели, чтобы дикие животные не напали на лошадей, ведь лошади были единственным средством передвижения через перевал. Потеряешь животину – на себе попрешь весь собранный материал.

Семен долил себе еще чаю, взял очередную булочку.

Из его рассказа выходило, уже тогда отца поразило богатство долины, зажатой между отрогами гор. Зверья здесь было видимо-невидимо, так как в заповедник никто не совался с ружьем или капканом. В быстрых горных речках частенько попадались золотые или серебряные самородки. Небольшие, конечно, но если постараться, за сезон до килограмма и больше можно было насобирать.

Однажды отец Семена разговорился с одним из ювелиров, что работал по частным заказам, и тот предложил хорошие деньги как за самородки, так и за интересные экземпляры уральских самоцветов. Вот тогда дело пошло! После каждого сезона отец Семена имел выручку, намного превышающую его годовую зарплату. Тот же ювелир посоветовал деньги не транжирить попусту, а при случае покупать валюту и складывать в чулок.

– Батя у меня прижимистый был, хорошо, если с зарплаты килограмм пряников купит да сестренке шоколадку. Всегда говорил, что зарплата рабочего не велика. Правда, копченым мясом и рыбой он нас обеспечивал – охотником и рыбаком был отменным. Это продукт у нас всю зиму не переводился.

Кстати, ученые часто спорили между собой, с кем на этот раз пойдет расторопный рабочий, который обеспечивал их свежей рыбой и дичью. Видать, другие больше полагались на консервы, что выдавались каждой бригаде на сезон. А те, что с отцом Семена проводили сезон, не только свежатиной питались, но и весь запас тушенки-сгущенки, что полагался им, между собой делили и домой несли. Вдобавок каждому доставался небольшой запас копченой рыбы или вяленого мяса. Всем было хорошо. Поэтому на частые отлучки рабочего в горы ученые закрывали глаза и, возможно, даже не догадывались, что кроме рыбалки и охоты, тот занят поиском самородков и самоцветов.

– О том, что у бати есть долларовая заначка, я узнал, когда перестройка грянула. Но отец тогда уже не работал в НИИ, да и самого НИИ уже в помине не было. За несколько лет до того случилась в долине беда.

В тот год что зима, что весна были неустойчивы в плане погоды: холод резко сменялся теплом, потом снова налетал ледяной ветер, и так полгода.

Натуралисты долго не могли отправиться в долину. Только соберутся – ливень, только переждут и снова соберутся в путь – еще какая-нибудь напасть. Как потом оказалось, это их и спасло. После очередного затяжного ливня многотонная каменная громада сдвинулась и понеслась вниз, сметая все на своем пути. По мнению ученых от двух верхних станций не осталось и следа, а до самой южной добраться было невозможно, так как перевал закрыли огромные валуны. Обойти их не было никакой возможности.

На том полевые сезоны и закончились, а вскоре и сам НИИ прекратил свое существование из-за нехватки финансирования. Ученые разбрелись по фирмам и частным лабораториям, кто-то ушел на пенсию. Долина так и оставалась заповедным местом, которое даже нечего было охранять – никому не удавалось туда добраться ни пешком, ни на лошади.

– Кто больше всех горевал об утерянных возможностях, так это батя. За годы он так пристрастился к вольной жизни на природе, где, как говорится, под каждым кустом и стол, и дом, что просто заболел. Пить начал. А потом ему опять тот ювелир помог. Намекнул, что военные за бесценок распродают технику и посоветовал купить вертолет. Деньги у бати были, но летных корочек не было. И что ты думаешь? Пошел учиться в ДОСААФ! Просто отличником стал.

Денег из заначки отец Семена не жалел на учебу, знал, что все окупится. Года через три, весной, он в первый раз полетел в сторону долины. Ему тогда не повезло – на подлете туман накрыл все вокруг, словно заповедник никого не хотел пускать к себе. Отец не расстроился, подождал. Опять полетел, уже летом, – опять незадача: движок забарахлил. Пришлось ставить «птицу» на ремонт. Пока разобрали-собрали, отладили, осень наступила. Решил охотник попытал в последний раз счастья. В самом начале сентября загрузил машину всем необходимым, двинулся к заповеднику. Видимость прекрасная, погода само то! Несколько кругов сделал над предполагаемым местом расположения южной станции, пока не разглядел знакомый дом. Сел на поляну. Теперь он был полноправным хозяином этого места! Мог охотиться, рыбачить, искать самородки хоть двадцать четыре часа в сутки, и никто ему не указ!

– Так начался наш с батей бизнес, – с удовольствием вспоминал Семен. – Потом его ревматизм одолел, и он уже не смог больше сюда прилетать, зато меня всему обучил. Теперь я – хозяин всего этого. Поняла? И не смотри на меня так. Каждый зарабатывает себе на жизнь, как может. Этот сезон у меня четвертый! И заметь, все это время было хорошо, пока Алка, гадина, не сорвалась! И с тобой я ошибся, – Семен, прищурившись, глянул на собеседницу. – Чувствую, много еще хлопот мне доставишь. Ну да ладно, еще пару-тройку недель и домой. Потерплю. Но и ты потерпи, не мотай мне нервы.

Ноябрь засыпал долину снегами. Снег погасил все звуки, все движение вокруг. Поляна выглядела застывшей, сказочной, словно зачарованной, околдованной волшебником. Сквозь ватную тишину едва пробивался скрип несмазанных петель входной двери или стук топора. Тишина давила на уши, хотелось сглотнуть как в самолете при посадке, чтобы прорвались посторонние звуки. Тишина подавляла волю, не хотелось утром вставать, приниматься за дела, не хотелось выходить из тепла и видеть перед собой снег, снег, снег.

– Встряхнись, – увещевал Ольгу Семен. – Совсем рассиропилась. Алка в таких случаях стакан с утра примет и давай песни петь. Налить?

Ольга мотала головой и безвольно прислонялась к горячему боку печки. Она встанет, приготовит обед, но не сейчас. Не сейчас. Снежное безмолвие взяло её в плен, выдавило из сознания картины прошлого и настоящего. Ничего не хотелось.

Понимая, что жиличка не справляется с ситуацией, Семен принял, как ему казалось, единственно верное решение: однажды утром перед уходом на охоту он собрал в кучу вещи женщины, лыжи, её саму и выкинул из дома. На снег. Не торопясь навесил на дверь амбарный замок.

– Не хочешь замерзнуть, двигайся, – сказал напоследок и двинулся к лесу.

Растерянная Ольга минут пять сидела неподвижно, ошеломленная поступком хозяина. Но мороз быстро привел её в чувство. Преодолевая внутреннюю меланхолию, она натянула на себя теплую одежду, встала на лыжи. Семен сказал: «Двигайся», значит, она будет двигаться. Можно обойти поляну по периметру, можно дойти до ближайшего ельника, а можно проверить, не замерз ли ручей. Так и не выбрав маршрута, Ольга двинулась в сторону вертолета, замаскированного не только сеткой, но и налипшим снегом. Огромный сугроб посреди поляны.

Семен обещал, что скоро они отправятся домой. Это хорошо. Дом. Квартира. А еще у неё своя фирма. Что там происходит без её руководства? Наверное, все развалилось. Конечно, кому какое дело, сколько сил и нервов она вложила в собственное дело, сколько ночей провела без сна и отдыха, когда боролась за место под солнцем. А конкуренты? Эти акулы, без сомнения, уже сжевали без остатка все, что наработано таким трудом.

Странно, но Ольгу перспектива потери фирмы сейчас не очень пугала. Вернее, совсем не пугала. Возможно, это было воздействие белого безмолвия, когда чувства инертны, а мысли не могут пробиться сквозь толщу белоснежного покрывала, когда мороз выстуживает эмоции, оставляя единственное – инстинкт самосохранения. Вот он-то и заставил Ольгу двигать ногами быстрее.

Вдруг вспомнились уроки физкультуры в школе. Она их не любила, но в погоне за отличным аттестатом не пропустила ни одного урока, старалась выполнить все нормативы, заработав похвалу учителя.

Гонка на дистанции в пять километров по пересеченной местности была особенно не любима ею. Она не видела никакого смысла в этих спусках и подъемах, в крутых поворотах и ускорениях. Но учитель ставил за третью четверть пятерку только тем, кто уложится во время, и она старалась. Мокрая, злая, она добралась до финиша, дав себе слово, что никогда больше не встанет на лыжи. И это ей удавалось до сегодняшней ситуации, когда без лыж передвижение по долине просто невозможно. Правда, она уже не раз с благодарностью вспомнила физрука, который пусть и не привил любви к зимним видам спорта, но технику с учениками отработал, научил экономить дыхание и правильно себя вести на склонах. Сейчас это все пригодилось, а если бы не те уроки, Ольга могла бы уже не раз свалиться с крутого пригорка, переломав кости.

В студенческие годы Ольга избежала лыжных гонок, записавшись в секцию волейбола. Их тренеру ничего не стоило отпросить девчонок с физкультуры и отправить в спортзал отрабатывать новые приемы подачи и отражения мяча. Тренер не раз хвалил Ольгу за упорство и трудолюбие, приглашал в сборную института, но та не соглашалась: слишком много тренировок в ущерб учебе. А учеба для неё стояла на первом месте, потому что только учеба могла открыть ей путь в будущее, где нет бедности, где ты сама решаешь, как тебе жить, что делать, с кем дружить, кого любить.

В своем стремлении устроить жизнь по собственному разумению Ольга напоминала танк: не было ни одного препятствия, которого она бы не преодолела. Пока другие наслаждались радостями столичной жизни, она просиживала в библиотеке, где не только читала все, что касалось специальности, но и внимательно просматривала российские и зарубежные печатные издания, касающиеся бизнеса. Пару раз её посылали от института на научно-практические конференции, где её выступления имели успех. Там же она знакомилась с теми, с которыми впоследствии сотрудничала, ставя свой бизнес на ноги.

Она не жалела времени на изучение биографий богатых людей, одной из первых на курсе освоила основные правила игры на бирже, потом записалась на спецкурс по бухучету, подружилась с Павликом Штемом, отличником с юрфака, и покорила его искренним интересом к симбиозу экономических и юридических знаний.

Короче, к выпуску из института она была не только интеллектуально подготовлена к самостоятельной деятельности, но и приобрела навык работать на износ, заводить нужные знакомства, а свои истинные чувства держать при себе.

Для флирта, влюбленности, каких-то отношений у неё не было времени, да и интерес к противоположному полу не пробивался сквозь толстую броню деловитости недавней студентки.