Иванушка, Алёнушка и другие

Отвечала Амелия:

– Скоро будет у нас празднество в честь урожая. Кто отличился – тому подарки подарят знатные: шубейки на зиму, сапожки сафьяновые. Так что подумай покамест.

Неудобно стало рукодельнице Марусе – первое лицо государства её родную сестру в праздности уличило.

Стала она Ленусю подучивать – то тому, то этому. Чтобы определить, есть ли способности какие у сестрицы.

Оказалось, что Ленуся рисовать горазда. Уголёк возьмёт и нарисует птичку какую или мальчишечку соседского, так что от живых не отличишь. Всю белёную печку изрисовала.

– Это по мне работа. Сиди себе на месте, очень уж я мельтешить не люблю.

А однажды раздобыла бумагу и портрет королевы Амелии нарисовала по памяти: стоит Амелия во весь рост, и Маланья сбоку пририсована с блокнотиком. Как живые стоят – не налюбуешься.

С тех пор не стало в том доме ленивицы – все в рукодельницы подошли.

Три брата

В некотором царстве, в некотором государстве жили царь с царицей. Было у них три сына: Дмитрий-царевич, Данила-царевич и Гаврила-царевич.

Дмитрий да Данила гордые да заносчивые. На слуг покрикивали, матушку с батюшкой не уважали.

А Гаврила от роду добрый да ласковый, все его во дворце Гаврюшей звали.

Старшие за это над младшим насмехались, завидовали.

Вот стал царь стареть да болеть. И привиделся ему однажды сон. Будто в тридевятом царстве, тридесятом государстве живет царица Любава. Есть у этой царицы снадобье волшебное. Выпьешь его – враз помолодеешь.

Созвал царь сынов и говорит:

– Сынки мои любимые. Ужас как помирать мне неохота. Поезжайте к царице Любаве за снадобьем молодящим. Буду вас ждать с нетерпением. А кто первый снадобье то раздобудет, того и на царство посажу.

Сели царевичи по коням. Дмитрий с Данилой лошадей пришпорили и умчались. Гаврюшу ждать не стали.

Да и ладно. Тише едешь – дальше будешь.

Скачет Гаврюша днём, на ночь останавливается отдохнуть.

Долго ли, коротко ли, проезжает он мимо поля. А в поле пшеница вся чёрная, обгоревшая.

Остановился Гаврюша, удивляется:

– Как же так? Что за пожар такой?

Мужики понурые стоят, объясняют царевичу:

– Это Змей Горыныч, негодяй разэтакий. Только пшеница в рост войдёт – он тут, как тут. Огнём изо рта как полыхнёт – всё до корня спалит. Третий год уже шкоду такую устраивает.

– А есть ли от него избавление?

– Коли увидишь царицу Любаву, расскажи ей про наше горе. Пусть окоротит его. Слышали мы, что она силу большую имеет.

Пообещал Гаврюша замолвить словечко перед Любавой.

Едет дальше. Долго ли, коротко ли – подъезжает к одной деревне. А там пыль столбом! Одна половина деревни с другой половиной дерутся: мужики с мужиками, бабы с бабами, ребятишки с ребятишками.

Под большим дубом дедушка старенький сидит.

– Что за диво? – царевич Гаврюша у него спрашивает.

– Сами не знаем, – дедушка отвечает. – Никак колдовство какое. Как с утра встаем, так драться и начинаем, больше и сделать ничего не успеваем. А ты кто таков, куда направляешься?

– Царевич я. Еду по поручению батюшки к царице Любаве.

– Как же ж хорошо, что я тебя встретил, – дедушка обрадовался. – Спроси у Любавы, что за напасть такая у нас сотворилася. Буду ждать тебя, добрый молодец, с нетерпением.

Поскакал Гаврюша дальше, а деревенские знай себе руками-ногами машут, не успокаиваются.

Тем временем братья его во весь опор до тридесятого царства доскакали. Останавливаться на разговоры им недосуг было.

Стучат в ворота царские.

– Эй, стража! – кричат. – Открывайте.

Как к себе домой приехали.

Удивилась Любава:

– Это кто ж такие? Шумные, да несдержанные?

– Подавай нам зелье молодящее для царя-батюшки!

– Разве ж так просят?

– Мы царевичи, – отвечают Дмитрий с Данилой. – Нас просить не учили, учили приказывать!

– Ах, вот как? – расхохоталась Любава. – Ну-ка, стража, отведите-ка их в темницу для острастки!

И ушла делами царскими заниматься.

Вскоре Гаврюша подоспел.

Смотрит Любава в окошко – новый гость. Любопытно ей стало.

Вышло она на крылечко.

Поклонился Гаврюша уважительно.

– Разрешите, – говорит, – вам, ваше величество, три вопроса задать.