Ожидание белого Рождества, или Датская сказка для русских золушек

Ожидание белого Рождества, или Датская сказка для русских золушек
Ирина Якоби

С самого детства Ива мечтает о счастливой жизни в стране любимого сказочника Г.-Х. Андерсена. И когда в свои тридцать семь лет она оказывается у широко открытой двери, ведущей в датскую сказку, то, не задумываясь, заходит в неё, переезжая на постоянное место жительства в Данию. Ива счастлива. Но надолго ли? С какими трудностями ей придётся столкнуться и с какими силами вступить в схватку для защиты своего счастья и даже жизни? Хватит ли у неё сил? Выстоит ли в той борьбе?

Ожидание белого Рождества, или Датская сказка для русских золушек

Ирина Якоби

© Ирина Якоби, 2018

ISBN 978-5-4490-8133-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Наверное, каждый мечтает однажды оказаться в сказке, где можно жить долго-долго, а главное, счастливо. И для, пожалуй, каждой представительницы прекрасного пола сказка невозможна без сказочного королевства и прекрасного принца. И это уже не удивляет, что для многих и многих сказочное королевство непременно должно располагаться в западном направлении, а родным языком прекрасного принца обязательно должен быть один из европейских языков. Королевство Дания, отвечая всем необходимым требованиям, возглавляет немногочисленный список сказочных королевств мира. Самое главное, что в этой особенной стране почти все люди счастливы. А счастливы они, видимо, потому, что понимают, в какой сказке живут. И, может быть, совершенно неслучайно, что великий сказочник Андерсен, чьими сказками Ива зачитывалась когда-то в детстве, родом именно отсюда.

И, собственно, с тех давних пор ивина детская душа долго была окутана мечтами о счастье, грезившемся ей неким чудом, возможным только в стране Андерсена и только во время снежного Рождества. Повзрослев, она, конечно, поняла, что датское счастье – абсолютно несбыточная мечта, и ей пришлось тогда сделать огромное над собой усилие, чтобы продолжить жить не в придуманном, а в реальном мире. И только изредка той сладостной мечте удавалось прокрадываться в ивины мысли, увлекая её в далёкую Данию, где она могла посидеть на берегу моря рядом с очаровательной русалочкой, побродить в рождественский вечер по засыпанным снежными хлопьями узким, вымощенным камнями, петляющим улочкам. Ива ясно себе представляла, как она бредёт по ним, заглядывая в ярко освещённые окна домов, в которых вокруг украшенных золотыми яблоками, разноцветными гирляндами и свечами рождественских ёлок веселятся счастливые люди. А снег всё идёт и идёт, не переставая. Снежинки, кружась в своём лёгком и совершенном танце, всеми цветами радуги переливаясь в свете уличных фонарей, засыпают улочки необыкновенно красивым пушистым ковром, словно сотканным из миллионов маленьких хрусталиков, похрустывающих под ногами.

«За последние пятнадцать-двадцать лет климат очень сильно изменился. И на Рождество у нас уже давно-о нет снега», – вспомнились Иве слова Ларса, и от этого ей сделалось очень грустно. Ещё бы! Через много лет, несмотря на весь свой абсурд, её давняя мечта детства неожиданным образом почти реализовалась, и наступил, наконец, долгожданный и торжественный момент, и вот она здесь, в Дании, и до абсолютного счастья, казалось бы, рукой подать, парниковый эффект успел изменить климат до такой степени, что, возможно, и в этом году её мечта будет продолжать оставаться только мечтой. «Рождество без снега… – Ива задумалась. Неожиданно ей на ум пришли слова известной рождественской песни Ирвинга Берлина. – I’m dreaming of a white Christmas, just like the ones I used to know…» Посмотрев по сторонам, она продолжила свой путь, пролегающий через центральный городской парк. Довольная улыбка осветила её лицо: «Надеюсь, что в этом году произойдёт чудо, и Рождество непременно будет снежным!»

Внезапный порыв ветра сильно ударил Иву в лицо. Холод мгновенно окутал всё её тело, покрывая кожу мурашками. «Уф! Откуда прилетел этот жуткий ветер? Холодно, как же холодно! Чертовщина какая-то. В утреннем прогнозе погоды не было и намёка на похолодание. Предлагал же Ларс довезти меня до школы, а я отказалась, желая получить удовольствие от утренней прогулки», – подумала она, поёжившись. Но вдруг, прыгая метровыми скачками, пересёк ей дорогу большой серый заяц и исчез в высоких и пышных кустах роз. Ива, испугавшись от неожиданности, остановилась, как вкопанная. До сих пор она не может привыкнуть, что в центральном парке города средь бела дня прыгают зайцы. Она постояла немного, посмотрела по сторонам, пытаясь уловить в лицах встречных людей, которые тоже могли видеть зайца, хоть какую-нибудь реакцию на его внезапное появление. Но нет. Никакой реакции. Для них – это обычное явление. Ну, естественно, они привыкли жить в сказке, а для Ивы, прожившей в Орхусе только лишь два месяца, многое пока ещё в диковинку.

Как, например, до сих пор вызывает у неё огромный восторг необыкновенный воздух этого города, всегда наполненного благоуханием зелени и цветов до такой степени, что порой кажется, что ты попал в парфюмерный магазин. Она практически ощущает даже малейшие изменения в композиции составляющих его ароматов, когда, например, одни цветы отцветают, а какие-то новые распускаются. Недавно они с Ларсом прогуливались по парку, и Ива обратилась к мужу: «Ты чувствуешь, какой здесь душистый воздух? Сегодня ароматнее, чем обычно». Он закрыл глаза и вдохнул полной грудью. Ещё раз. Ещё. И в результате со смущением ответил: «Да нет, любимая, по-моему, всё, как обычно».

После лёгкого шока от неожиданной встречи с длинноухим прыгуном и от непонятно откуда прилетевшего холодного ветра Ива продолжила свой путь в направлении школы. Погода стояла прекрасная, и она шла, наслаждаясь завораживающими свой красотой и гармонией красками чудесного августовского утра и мягким, ласкающим её лицо и плечи теплом солнечных лучей, кое-где пробивающихся сквозь густые кроны деревьев. «Странно, здесь всё так странно и необычно! И зайцы в центре города, и по-зимнему холодный ветер посередине лета!» – подвела Ива итог всему увиденному и прочувствованному за последние шесть, а, может быть, и семь минут. В этот момент она посмотрела на элегантный подарок Ларса, с достоинством располагающийся на её левой руке и являющийся предметом ивиной гордости. Стрелки Ролекса на своём перламутровом циферблате отметили без двадцати пяти минут восемь.

«Занятия начинаются в восемь. Надо торопиться», – подумала она и ускорила шаг, что было для неё, такой длинноногой и спортивной женщины, достаточно простой задачей, особенно в удобных туфлях от Поля Смита, которые она с особым вниманием сегодня утром подбирала к своим любимым голубым джинсам от Стеллы Маккартни. А её шёлковый драпированный топ небесно-голубого цвета от Жана-Пьера Браганза, чудесным образом гармонирующий и с джинсами, и с сумкой от Ив Сен Лорана, давал возможность её разогретому от ходьбы телу наслаждаться утренней свежестью. Ива улыбнулась: «А какой всё-таки ароматный здесь воздух!»

* * *

«Боже мой! Да когда же они высохнут?! Так ведь можно и опоздать! – ворчала Лада, стараясь как можно быстрее просушить феном свои длинные и густые волосы, которыми обычно гордилась, но в данный момент практически ненавидела. Наконец, решив оставить их недосушенными, она легко, почти бегом, проскользнула в спальню и достала из гардероба свою одежду, продолжая шёпотом причитать. – Лучше бы я их вообще не трогала. Господи, какая же дурная привычка мыть волосы по утрам!»

Метнув взгляд в сторону спящего Ульрика, Лада с ужасом осознала, что могла его разбудить своими неосторожными движениями. «Мне повезло. Спит», – удовлетворённо подумала она. Его одеяло было откинуто в сторону, обнажая почти всё мускулистое и хорошо сложенное тело, которое запросто могло бы принадлежать молодому парню лет двадцати пяти. Лада в спешке совершенно не заметила, что муж, слегка приоткрыв глаза, внимательно за ней наблюдает. Она уже успела натянуть на себя джинсы и блузку, неделю назад купленные Ульриком в магазине «Фютекс», товары которого отличаются низкими ценами и неплохим качеством, и подошла к большому зеркалу, заканчивая с последними деталями своего гардероба, как вдруг услышала полусонный, чуть с хрипотцой, капризный голос мужа, заставивший её вздрогнуть:

– Смотри, дорогая, мой дружок что-то хочет.

– Может быть в туалет? – на долю секунды совершенно потеряв контроль над собой, съязвила Лада, уже не в первый раз раздражаясь безмерной эгоистичностью своего мужа. Но тут же испугавшись своих слов, понимая, что последствия такого дерзкого высказывания могут быть для неё катастрофическими, она стала отрабатывать назад, стараясь смягчить ситуацию. – Но, милый, видишь ли, я должна торопиться. Ведь сегодня, если ты помнишь, начинаются занятия в школе. А я уже опаздываю. Извини.

– Иди сюда, малыш. Иди ко мне скорее, – томным голосом, как будто не услышав возражение со стороны жены, невозмутимо продолжил Ульрик, полностью сбросив со своего тела одеяло. Затем, сделав небольшую паузу, он протянул более жёстким и требовательным голосом. – Постарайся меня не разочаровывать. Я это очень не люблю, мой сладкий.

Лада, осознавая, что ей не удастся прийти в школу вовремя, тяжело вздохнула и поплелась в сторону широкой кровати, на которой, закинув голову назад и закрыв глаза, распластался Ульрик. Его тело напряглось и затрепетало от предвкушения удовольствия. Она села на край кровати и наклонила голову над мужем. Когда же её густые волосы рассыпались по его телу, мешая выполнять то, ради чего ей пришлось задержаться дома, она останавливалась и поднимала голову, пытаясь нервно собрать опять и опять выскальзывающие из пучка волосы.

Вдруг Ульрик неожиданно отбросил жену на другую сторону кровати, заскочил на неё и стал стягивать с неё одежду. Затем он схватил Ладу и бросил поперёк кровати, широко разведя её ноги и одновременно поднимая их так высоко, что её колени касались груди. Она, чувствуя себя былинкой в его сильных и грубых руках, безрезультатно порывалась освободиться, что только ещё больше заводило Ульрика. В следующий момент он поднял её ноги ещё выше и, зажав ладонью ей рот, мощным ударом вонзился в её тело. От боли у Лады на глазах выступили слёзы, что абсолютно не подействовало на её мужа, продолжающего совершать свои мощные и резкие движения.

Всё закончилось гораздо быстрее, чем обычно, и он затих, совершенно обессиленный. Она же, пользуясь моментом, осторожно поднялась с кровати и прошла в ванную комнату, ощущая дискомфорт в нижней части тела. Холодный жёсткий комок предательски подступил к горлу. Прекрасно понимая, что от слёз глаза могут покраснеть и опухнуть, Ладе пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не расплакаться. Через несколько минут она осторожно прошла в спальню за рюкзаком и, обнаружив свою спящую молодецким сном и сладко посапывающую половину, подумала: «Угомонился. К лучшему».

Выбежав на крыльцо дома, Лада схватила велосипед, выкатила его за ограду и, с трудом запрыгнув на своё старенькое двухколёсное транспортное средство, быстро закрутила педалями. Каждая неровность на пути отдавалась тупой болью в нижней части тела. А в голове вертелась только одна мысль: «Как я устала. Боже, как я устала! Неужели я пришла в этот мир только для того, чтобы терпеть унижения?! Что, мне запрещено быть счастливой и любимой?!» Слёзы рекой текли из глаз, от ветра и солнца мгновенно высыхая на лице и оставляя при этом неприятное ощущение жжения. Проплакав всю дорогу, она даже не поняла, как, почти вслепую, смогла доехать до школы датского языка.

Примерно пять минут ей пришлось потратить на поиск парковочного места для своего железного коня на школьной велосипедной стоянке, переполненной множеством разнообразных двухколёсных средств передвижения. Лада быстро поставила велосипед и, смахнув тыльной стороной руки ещё не упавшие с глаз слёзы, пригладила растрепавшиеся от ветра волосы и помчалась лёгкой походкой к главному входу.

* * *

Пятиэтажное здание школы датского языка уютно расположилось в самом центре города и извне не производило особого впечатления, сильно напоминая обычную постройку сталинского периода, какими заполнена вся центральная часть сибирского города Новогорска, где Ива родилась и прожила почти все свои тридцать восемь лет. Но в отличие от сибирских, эта датская постройка тысяча восемьсот девяностого года настолько хорошо холилась и лелеялась, что выглядела гораздо моложе не только своих лет, но и новогорских строений периода правления товарища Сталина. Внутри же это здание ярко и вызывающе демонстрировало результаты победы рациональной мысли и научного прогресса над возрастом здания.

Иве уже не в первый раз в течение этого короткого времени, что она прожила в Дании, стало немного обидно за Россию. Почти каждый день в течение двух месяцев она живёт, переполненная смешанными чувствами радости и грусти, восторга и обиды. А происходит это потому, что всё, что она видит и переживает здесь, в стране своего нового обитания, она неосознанно сравнивает с тем, что она видела и переживала ещё совсем недавно у себя на родине.

С противоречивыми чувствами на душе она подошла к нужной ей аудитории, дверь которой была приоткрыта, и можно было очень хорошо слышать несколько голосов, весело переговаривающихся между собой по-английски. Ива широко открыла дверь и уверенной походкой прошла внутрь помещения, пытаясь при входе мгновенно натянуть на лицо маску счастья и радости с очаровательной улыбкой, приоткрывающей два ряда белоснежных и ровных зубов, приветствуя всех присутствующих: «Хай!» За долгий период своей жизни в России она усвоила простой урок, что не следует усложнять себе жизнь, следя за выражением своего лица. В Дании же она очень быстро поняла, что без приветливого выражения лица с душевной улыбкой абсолютно невозможно стать частью счастливого и довольного жизнью датского, а, быть может, и всего цивилизованного европейского сообщества. Но для неё, прожившей всю свою сознательную жизнь в стране революций и перестроек, а потому измученной страхами, сомнениями и стремлениями найти ответ на извечный вопрос «Что делать?», до сих пор мучающий русскую интеллигенцию, было очень трудной задачей всегда быть в готовности одевать эту самую маску счастья в нужный момент.

Разговоры в аудитории моментально смолкли, и почти все, примерно двенадцать человек, с ответными приветствиями и радостными улыбками одновременно посмотрели в сторону входящей в класс Ивы и продолжали смотреть на неё до того самого момента, пока она не заняла место в центре помещения. Затем некоторые из присутствующих вернулись к прерванным беседам, попивая кофе, а некоторые продолжили молча сидеть и глазеть по сторонам, иногда улыбаясь друг другу. Ива, усевшись на стул, вытянула ноги. Только сейчас она почувствовала лёгкую усталость, а сердце: то ли от ходьбы, то ли волнения, настолько сильно застучало в груди, что казалось, его биение могли слышать все в аудитории. Пытаясь взять себя в руки и восстановить дыхание, она сделала несколько глубоких вдохов. «Кажется, получилось. Давно же я так не волновалась», – через пару минут пронеслось в её голове.

Стрелки на большом циферблате настенных часов, висящих на белоснежно чистой стене напротив ивиных глаз, отметили «07:55». А на белой школьной доске было аккуратно выведено оранжевым маркером «03. august 2007». Обведя взглядом помещение и стараясь никоим образом не выразить на своём лице восторг от всего увиденного, Ива подумала с горьким сожалением: «Как же трудно делать вид, что я здесь, как у себя дома. Как неприятно притворяться и бояться, что кто-нибудь может невзначай заметить мою реакцию на всё окружающее и, раскинув мозгами, сделать вывод, что я приехала из такой глубокой дыры, где никто и никогда в жизни не видел ничего подобного и даже не подозревал о существовании чего-либо, даже близко напоминающего всё это».

Постепенно ивино внимание переключилось на людей, присутствующих в классе. Достаточно странно, но все они казались ей очень приятными, какими-то сильно отличающимися от тех, которых она привыкла видеть в России. Неожиданно для себя Ива поняла, что всё это очарование коренится в выражении лиц этих людей. Все они были такими приветливыми и добрыми, светящимися счастьем, радостью и успехом, которыми, казалось, они готовы были поделиться со всеми окружающими. «Неужели все эти люди настолько счастливы и довольны жизнью? – мысленно спросила себя Ива. – Неужели проблемы и неудачи всегда обходят их стороной?»

Но вдруг, в двух метрах с правой стороны от себя, она увидела лицо, сильно отличающееся от всех окружающих лиц. Лицо, на коем застыли накопленные годами все проблемы бытия, следы которых проступали даже через толстый слой макияжа. Сверху весь этот шедевр визажного искусства завершался венчиком жиденьких волос цвета, сильно напоминающего цвет или опавшей осенней листвы или ржавчины. Лицо было серьёзным и сосредоточенным, а глубоко посаженные бесцветные глаза пытались что-то разглядеть в разложенных на столе бумагах, старательно перекладываемых из стороны в сторону короткими и толстыми пальцами. Невозможно было не обратить внимание на признаки благосостояния в виде золотых массивных колец советского образца семидесятых годов на трёх пальцах левой руки и двух пальцах правой. По меньшей мере два из этих колец неимоверно утяжелялись крупными рубинами.

Ива, забыв о такте, с таким большим интересом рассматривала одноклассницу, что неожиданно лицо сурово глянуло на неё, смущённо улыбнувшуюся и проговорившую по-русски: «Доброе утро!» В бесцветных глазах забрезжил огонёк удивления и интереса: «Доброе утро… А как вы догадались, эт-самое, что я говорю по-русски?» Широкая улыбка обнажила ещё один признак благосостояния с левой стороны верхнего ряда зубов. Ива не торопилась отвечать, с трудом подбирая тактичные слова, которые бы не смогли травмировать спрашивающего человека.

Совершенно неожиданно помощь пришла со стороны приятной, полноватой и коротко стриженой блондинки, ещё несколько секунд назад активно ворковавшей на достаточно хорошем английском с крупным и привлекательным брюнетом бодибилдингового телосложения: «Ну а как же не догадаться-то? Посмотрите, девчонки, кто здесь самые красивые и яркие женщины? Конечно же, мы! Согласны?!» Переход на русский был совершён настолько неожиданно и молниеносно быстро, что вызвал колоссальное удивление как с русскоязычной стороны, так и со стороны англоязычного собеседника блондинки. «Это уж точно, эт-самое!» – вдохновлённо подхватила только что высказанную мысль обладательница особого лица и собралась развивать её дальше, по-философски подняв глаза к потолку. Но в этот самый момент рождение умной мысли было прервано появлением преподавательницы, спокойно вошедшей в помещение в шесть минут девятого со словами: «Гу моон!» Что означает по-датски «доброе утро». И это было известно, без сомнения, практически всем девятнадцати присутствующим в классе. Ива успела всех мысленно пересчитать, развеселившись от только что состоявшегося короткого разговора.

«А вот уже и двадцать», – подумала она, посмотрев в сторону распахнувшейся двери аудитории. Внутрь класса впорхнуло маленькое, тоненькое, какое-то почти нереальное полупрозрачное существо с длинными тёмными волосами и огромными зелёными глазами на половину лица. По-английски извинившись за опоздание звенящим от волнения голоском, существо пролетело по классу, почти не касаясь пола, и приземлилось на соседнем стуле с левой стороны от Ивы.

Преподавательница по имени Дорит предложила всем представиться и рассказать немного о себе, используя на первых порах английский. «Как хорошо, что я села в центре, и что не мне начинать банкет!» – обрадовалась Ива, слушая, как бойко и уверенно ведёт рассказ первая в очереди, американка из штата Аризона по имени Элиссон. Рассказчик под номером три, тот самый крупный брюнет, сосед эротичной русскоязычной блондинки, поведал классу, что зовут его Уинстон, и что родом он из славного города Лондона. Молодой человек также решил добавить, что в его жилах течёт на пятьдесят процентов греческая кровь, что ему двадцать восемь лет, и что в Данию он приехал для изучения датского дизайна.

А вот и очередь самой блондинки. Ага! Она из Великого Новгорода, что на северо-западе России. Зовут её Ольга. Ей сорок два года. Имеет два образования. Одно —переводчица, специализирующаяся на английском языке. Второе образование – экономическое. Очень популярное в России за последние десять-пятнадцать лет, дающее надежду практически всем его обладателям на получение высокооплачиваемой и престижной работы. Затем ещё два человека достаточно подробно проинформировали аудиторию об основных вехах своей жизни.

Но когда молоденькая парижанка Жаклин заканчивала изложение фактов своей биографии, хозяйка особого лица уже начала готовиться к выступлению, громко прочищая, по-видимому, подсевшие голосовые связки. Когда пришло её время начинать рассказ, она как-то странно привстала, потом опять села, немного поёрзала на стуле, и, наконец, выпалила по-русски: «Я не знаю английского языка!» Краснота её лица проступала даже через толстый слой макияжа. В классе наступила немая пауза, которую должна была бы прервать Дорит, исходя из своих обязанностей преподавателя, но она почему-то молчала и обводила внимательным взглядом всех присутствующих, отхлёбывая при этом кофе из картонного стаканчика, который принесла с собой к началу занятия. Все стали переглядываться между собой. Пауза затянулась.

Тут Ива не выдержала и решила помочь, произнеся по-английски: «Она не знает английского языка, но я могу помочь с пере…» Но преподавательница, как будто не услышав её слова, обратилась по-русски, с ужасным акцентом, к виновнице сложившейся затруднительной ситуации: «Ето не ест пхоблема. Ти сказат, я пехеводит».

Ива почувствовала себя как-то по-дурацки: «Ну, какого чёрта я влезла со своей помощью?! Как абсолютная идиотка! Мне больше всех надо, что ли?! Жизнь меня учит и учит, а я опять и опять встаю на одни и те же грабли!» Она была неизмеримо ошарашена тем, как Дорит бесцеремонно оборвала её, даже не поблагодарив за желание помочь. Глаза зажгло от подступивших к ним слёз. «Прекрати сейчас же! Ты же не истеричка, в самом деле! Не ставь себя в дурацкое положение. А, может быть, ты никогда раньше не встречалась с хамством? Встречалась, моя дорогая, и встречалась не раз. Но тогда ты не ревела. Что же изменилось сейчас? Ну, да, коне-ечно, это было в России. А если в России, то хамство является нормальным явлением, что ли? Пойми, глупая, в Дании живут реальные люди, а не персонажи сказок Андерсена!» – воспитывала себя в душе Ива, на какое-то мгновение отвлёкшись от происходящего в классе.

Но когда она мысленно вернулась обратно, то поняла, что рассказ главной героини настоящего момента до сих пор не был начат, и сейчас лишь только закончился процесс прочищения голосовых связок, плавно перешедший в процесс воспроизведения довольно-таки странных звуков, напоминающих слова-паразиты. Всё это, в конечном итоге, увенчалось предложением, высказанным таким тоном и с таким выражением лица, как будто эта комбинация слов была до отказа заполнена глубоким философским смыслом: «Меня, эээ, зовут, эт-самое, Диана. Гм». Дорит перевела данное высказывание для присутствующих, но, естественно, исключая из текста абсолютно лишённые смысла для большей части аудитории сочетания звуков. Далее заполнила некоторый интервал времени затянувшаяся пауза, которая, по всей видимости, была необходима рассказчице для формулирования последующего, и, быть может, более содержательного предложения. Все замерли в ожидании, и Диана не подвела: «Я, эээ, приехала, ммм, в Данию из города, эээ, Вентспилс. Гм. Это портовый город в, эт-самое, Латвии. Я работала много, ммм, лет в обувном магазине. Я работала там, значит, директором. Гм. Ааа, ещё, я забыла, что мне сорок четыре». Весь этот набор слов обладательница романтического имени и особого лица произнесла очень уж гордо и даже вызывающе, особо акцентируя внимание на словах «директор» и «Латвия».

Пока Дорит переводила, Диана опять заёрзала на стуле, а её руки стали перемещаться по столу то вправо, то влево, сильно напоминая движения дворников по лобовому стеклу автомобиля. Затем после такого рода приготовлений она почти взвизгнула сорвавшимся голосом: «Всё, эт-самое, я кончила!» В классе наступила пауза. Перевода не потребовалось. Все и так очень хорошо поняли смысл сказанного. Ива ели удерживалась, чтобы не расхохотаться, а когда она обвела взглядом окружающих, то увидела их аналогичную реакцию. Только Дорит смотрела на Диану очень внимательно и даже с каким-то глубоким уважением, проговорив по-русски: «Болше спасибо, Дайана, за очен интехесный хаскас».

В очереди перед Ивой оставалось ещё два человека, но она уже начала мысленно выстраивать своё будущее выступление. Ей очень хотелось предоставить аудитории только самый необходимый минимум информации о себе. Без лишних слов и по-деловому, как она привыкла. К тому же, после невежливого выпада преподавательницы, она чувствовала себя неуютно и немного нервничала. Опять и опять она проговаривала в мыслях текст и никак не могла победить волнение. На заднем плане сознания она, тем не менее, успевала улавливать часть информации, доводившейся сейчас до сведения аудитории. Так, один молодой человек по имени Патрик, пребывающий рядом с Дианой, приехал из Бостона. А другой, сидящий с правой стороны от Ивы, – из Цюриха. Зовут его Урс, и работает он в биологическом институте при университете Орхуса.

«Следующий», – очень сухо, слегка поморщившись, оповестила класс Дорит, допивая очень, по-видимому, холодный кофе. Ива начала свой рассказ нерешительно, тихим голосом называя своё имя и возраст. Но затем, взяв себя в руки, продолжила в своей обычной манере, по-деловому отчеканивая грамотно построенные предложения, не утяжелённые лишними словами и оборотами. Она рассказала, что является кандидатом технических наук, что ею написано две монографии по вопросам использования математических моделей в управлении производством, и что она несколько лет проработала шефом Новогорского филиала Московского экономического университета. На этом Ива решила остановиться, посчитав неразумным дольше удержать внимание класса на своей персоне.

– Дорит! – раздался громкий мужской голос и далее, впервые за всё время процедуры знакомства, последовало. – Вопросы допускаются?

– Да, да, конечно, – слегка рассеянно ответила преподаватель.

– Это всё про работу. А как насчёт личной жизни или хобби, например?

– Конечно, моя жизнь – не только работа, – начала Ива. – У меня есть хобби. Мне нравится сочинять музыку и стихи. А также…