ДНК

– Пойдемте со мной, я провожу вас, – обратилась к деду не знакомая Хюльдару женщина.

Выражение ее лица было суровым, хотя окружавшие глаза морщинки и глубокие, расположившиеся по краям ее губ полукруглые складки выдавали в ней улыбчивого человека. По пути из комнаты она послала Хюльдару такой взгляд, что у того заныло в боку, будто его ткнули под ребра локтем. Бейджик на ее груди сообщал, что это медсестра.

– Черт! И что теперь делать? – Конрауд из прокуратуры, похоже, не мог определиться, злит его эта ситуация или ставит в тупик.

– Хоть о чем-то ее успели спросить? – По сравнению с Конраудом Хюльдар был само спокойствие.

Он давно освоил особую технику, и теперь несдержанность других действовала на него успокаивающе – в этом тоже была заслуга его сестер. Благодаря этому он выходил победителем в большинстве их ссор. Данная техника не срабатывала лишь в его личной жизни – безотказно действующая во всех остальных случаях, она давала сбой в разборках с его немногочисленными сожительницами. В пылу семейных стычек Хюльдар всегда умудрялся неосмотрительно наговорить лишнего, после чего отношения тускнели и мало-помалу распадались, несмотря на все его попытки исправить положение. Он боялся, что предстоящий разговор с Фрейей может закончиться так же. Если, конечно, она вообще захочет с ним говорить. Решение прекратить искать себе постоянную спутницу жизни и сосредоточиться на одиночных связях может дорого ему стоить. Сначала пришлось пережить массу неприяностей из-за Карлотты, жены его коллеги Рикхарда, а теперь еще и это… Однако оказаться вот так внезапно лицом к лицу с Фрейей – это просто праздник по сравнению с тем кошмаром, каким обернулась для него случайная интрижка с Карлоттой прошлой осенью. При воспоминании об этом Хюльдар почувствовал, как по его спине побежали мурашки.

– Конечно, мы не успели ни о чем спросить; это ведь ты должен был задавать вопросы! – Тон Фрейи напомнил тот, какой обычно использовали его бывшие партнерши для выражения недовольства.

Хюльдар, памятуя о своем печальном опыте, решил оставить ее реплику без ответа и вместо этого обратился к прокурору:

– Конрауд, вам ведь известны обстоятельства дела не хуже, чем мне. Если не лучше. Вы могли бы начать и без меня.

Хюльдар избегал смотреть на Фрейю – ее испепеляющий взгляд вводил его в ступор; в этом она превосходила всех его сестер, вместе взятых. Пересилив мучительное желание запихать в рот никотиновую жвачку, он продолжил:

– Вполне можно было бы задать несколько простых, очевидных вопросов. Здесь же все фиксируется? Я мог бы потом просмотреть запись.

– Или вы просто могли бы прийти вовремя! – Это подала голос молчавшая до сих пор врач Дома ребенка. Хюльдар помнил ее по выступлению в качестве эксперта при разборе дела о жестоком обращении. Тогда ее механическая, бесстрастная манера говорить прекрасно подошла для зала суда, но сейчас в ее голосе можно было различить запальчивые нотки.

– Да, конечно… – Хюльдар решил, что сейчас не имело смысла оправдываться и искать крайних – переваливать вину на других было не в его характере; по нему – так лучше принять удар на себя, чем прослыть подставлялой.

– Единственное, что она выдала, так это то, что убийца, вероятно, черный, – сообщил Конрауд. – Но я не стал бы стопроцентно полагаться на это, а расспросить ее подробнее не получилось.

– Черный?

Хюльдар старался не показать внезапно охватившей его радости из опасений быть неправильно понятым. В ней не было расистской подоплеки; просто если девочка окажется права, то найти убийцу будет несложно – темнокожих жителей Исландии можно пересчитать по пальцам. Все они, впрочем, были законопослушными паиньками – Хюльдар не мог припомнить ни одного дела, связанного с каким-либо насилием, в котором были бы замешаны темнокожие граждане. Но, как известно, у всего когда-то бывает начало…

– И у него большая голова, не забывайте это! – Эту реплику Фрейя демонстративно адресовала Конрауду, сделав вид, будто Хюльдара в комнате нет.

– Большая голова? – Следователь удивленно поднял брови. – Она так и сказала? Есть запись этого?

Информацией о том, что было записано, а что нет, располагал только директор Дома ребенка, и Фрейе ничего не оставалось, как ответить ему:

– Да, ты сможешь получить ее позже.

Эти слова она процедила сквозь зубы, словно выплюнула из себя, и присутствующие в недоумении уставились на нее. Последовавшую за этим неловкую паузу прервал Конрауд:

– Вряд ли будет какой-то толк от прослушивания записи. Эти сведения ни в коем случае нельзя считать достаточными, ни в коем случае! Нам нужно продумать следующий шаг: как лучше выйти из создавшейся ситуации… – Он помолчал, уставившись на лежавший перед ним телефон, будто там скрывался ответ, затем продолжил: – Мы всегда можем привести ее в отделение, неважно, хочет она того или нет, и закончить снятие показаний там. Это дело не терпит отлагательства!

– Да, не терпит, совершенно с вами согласен, – поддакнул ему Хюльдар.

Краем глаза он заметил, как Фрейя поспешно покинула комнату, и вскоре увидел ее по другую сторону смотрового окна – разговаривавшей с женщиной в желтом платье. Маленькой Маргрет с ними уже не было; по всей видимости, ее увел домой дед.

– Это было бы в крайней степени неразумно, – опять вмешалась в разговор врачиха, ее голос снова звучал механически. – Ребенок только что пережил серьезное потрясение, и если вы собираетесь обращаться с ней, не принимая во внимание всю сложность ее состояния, то рискуете получить ложные показания и тем самым компрометировать следствие. Не понимаю, сколько можно вам это талдычить! – Махнув рукой в сторону стоявших рядом Хюльдара и Конрауда и, видимо, подразумевая полицию и прокуратуру, она продолжила: – Дети в этом возрасте часто говорят то, что, по их мнению, хотят услышать от них взрослые. Если вы намерены окончательно запутать ее и внушить ей какую-нибудь несуществующую ерунду, пожалуйста! И удачи вам на суде, когда адвокат подсудимого – если вы, конечно, найдете виновного – разнесет ее показания в пух и прах. Насколько я понимаю, со свидетелями у вас не густо.

– Они могут появиться позже, – парировал Хюльдар, хотя сам был почти уверен в обратном.

Конечно, им еще предстояло допросить мужа, подруг, коллег и тому подобное, но вряд ли кто-то из них сможет пролить свет на события прошедшей ночи. Хотя их показания, конечно же, помогут получить представление о личности убитой и, возможно, смогут указать на кого-нибудь, способного на такое зверство…

Хюльдар вдруг осознал, что не сводит глаз с Фрейи. Ее красота невольно притягивала взгляд, но тем не менее внимание следователя сейчас было обращено не столько на ее внешность, сколько на мимику и жестикуляцию. За смотровым стеклом явно обсуждалось что-то важное. Женщина в желтом платье говорила, прижав руку к груди, и выглядела расстроенной. Хюльдар в замешательстве потупил взгляд, когда Фрейя, вдруг повернувшись к окну, посмотрела прямо ему в глаза, но, вспомнив про зеркало, тут же одернул себя и повернулся к врачу:

– Я согласен и с вами, нам по возможности лучше работать здесь. Как вы думаете, когда мы сможем попробовать еще раз?

Врач пожала плечами.

– Они знают это лучше меня. – Она ткнула рукой в сторону смотрового окна; Фрейя и женщина в желтом платье как раз выходили из комнаты. – Но я думаю, что это будет не сегодня.

– К сожалению, это невозможно, – Хюльдар покачал головой. – Мы должны поговорить с девочкой как можно скорее, а значит – сегодня! Сейчас очень важно получить ответы хотя бы на самые неотложные вопросы.

Услышав за своей спиной покашливание, он оглянулся и, столкнувшись взглядом с Фрейей, стушевался. Сейчас, увидев ее совсем рядом, Хюльдар осознал, что она все так же хороша, а исходивший от нее едва уловимый знакомый аромат всколыхнул в нем волну воспоминаний, мало уместных в данных обстоятельствах. Он попытался взять себя в руки, отбросив сбивающие его с рабочего настроя мысли.

– Перед уходом Маргрет доверила Силье кое-что, что может оказаться для следствия очень важным…

– Что? Что она сказала? – не дав договорить, перебил ее Хюльдар. – Может она подробнее описать цвет его кожи?

– Можно я закончу? – Щеки Фрейи запылали; ее мнение о нем снизилось еще больше. – Маргрет сказала, что этот черный человек собирается убить снова. Другую женщину.

Внезапно Хюльдара перестало волновать, что о нем думала Фрейя.

Глава 6

Голая Элиза Бьяртнадоттир лежала на стальном столе в отделении судебно-медицинской патологии Государственной больницы. Она выглядела так, будто просто терпеливо дожидалась окончания вскрытия. Тонкие руки спокойно лежат вдоль туловища, ноги выпрямлены в таком положении, которое вряд ли кто-то живой избрал бы для отдыха. Темные длинные волосы свободно спадают вниз с края стола, все еще влажные после того, как тело ополоснули по завершении наружного обследования и, скажем прямо, непростой операции по удалению скотча с головы. Сейчас бесчисленные полоски клейкой ленты свисали с раскорячившейся в одном из углов помещения бельевой сушилки. Надеялись, что на какой-то из них мог обнаружиться волос убийцы, а также отпечатки пальцев, если тот в какой-то момент дотронулся до скотча голой рукой.

Было ясно, что криминалисты в ближайшее время без работы сидеть не будут. Любая их находка была бы огромной удачей, потому как на теле убитой не нашлось никаких следов, кроме отпечатков полицейского, первым прибывшего на место происшествия. Убийца, по всей видимости, был в перчатках – в ином случае, учитывая состояние тела Элизы, не оставить отпечатков было невозможно.

Судмедэксперт насчитал на теле тринадцать кровоподтеков. По его словам, это были следы применения преступником грубой силы в ответ на сопротивление Элизы. Она, видимо, пыталась вырваться, да и трудно было представить что-то иное в ее положении. Синяки пестрели на белесой плоти, на руках виднелись следы захватов, а большая круглая гематома на груди, по мнению врача, указывала на то, что преступник придавливал ее коленом, навалившись всей своей тяжестью. Верхние и нижние передние зубы были раскрошены в результате попыток затолкать стальную трубку ей в глотку; врач предполагал найти осколки зубов в ее желудке. Сломанный нос лежал на боку, свидетельствуя о страшной кончине; о том же говорили и идущие по всему лицу разводы от скотча, которые не удалось смыть водой после осмотра.

В углу, рядом с бельевой сушилкой, стоял пылесос серебристого цвета, ожидая, когда его заберут для дальнейшего досконального обследования. Сейчас Хюльдару было трудно смотреть на это устройство, но еще труднее – на женщину. Впрочем, и не смотреть на нее тоже было непросто. Время от времени с блестящих мокрых волос сбегала вниз капля воды, и на выложенном кафелем полу уже образовалась небольшая лужица.

– Такое не каждый день увидишь… – Судмедэксперт покачал головой. – Я много чего перевидел, когда, много лет назад, учился в Шотландии. Но с тех пор как вернулся домой, на мой стол не попадало ничего подобного.

– Вам известны случаи убийства с помощью пылесоса?

Хюльдар надеялся, что голос не выдаст его волнения. В своей работе ему довелось видеть и трупы людей, и потерпевших с ужасающими травмами после несчастных случаев или драк. Он вдруг вспомнил ухо, найденное лежащим на мягкой моховой кочке неподалеку от перевернутой машины, и обгоревшее после пожара тело, которое невозможно было отодрать от сплавившегося с ним линолеума. Но те дела были совершенно другого толка, к ним он был причастен по-другому. Ему не приходилось так близко наблюдать ковыряние во всех отверстиях человеческого тела в поисках биоматериалов или других свидетельств, способных пролить свет на смертный час жертвы.

До сегодняшнего дня Хюльдару удавалось избегать присутствия на вскрытиях. К счастью, туда редко посылали рядовых следователей, да и участвовал он до этого момента в расследовании всего лишь нескольких убийств. Сейчас же, когда ему впервые доверено вести расследование, он не мог отправить вместо себя кого-то другого. Он должен собрать всю волю в кулак и выстоять! Если народ в отделении прослышит, что ему это не под силу, накроется весь его авторитет и выйдет из этого не руководство, а одно название. Его подчиненные будут тратить больше времени на сплетни и перемывание его костей, чем на выполнение распоряжений, и он окажется в одном стойле с Рикхардом. Дело не в том, чтобы быть невосприимчивым к ужасам, а в том, чтобы сохранить лицо, притвориться хладнокровным, хоть внутри все и переворачивается от представшей глазам картины и бьющей по обонятельным рецепторам вони.

– Я спрашиваю не только о Шотландии. Вы когда-нибудь слышали или читали о подобных убийствах?

– Нет, не припомню… – Эксперт снова покачал головой. – Я читал о разных специфических орудиях убийства – например, штопорах, каблуках, – но пылесос…

– Да уж, это точно не первое, что придет в голову. – Хюльдар оторвал взгляд от изуродованного мраморно-белого лица Элизы. – Вот и спрашивается, к чему такие сложности? Воспользоваться ножом было бы гораздо проще.

В спальне Элизы в ногах кровати был найден большой кухонный нож. Там же лежали три рулона серебристого скотча; от двух остались только картонные втулки, а в третьем оставалось еще несколько метров. Он использовался для ослепления жертвы и герметичного закрытия всех возможных отверстий, чтобы пылесос смог выполнить свою работу, не втягивая через них воздух. Первый осмотр лезвия ножа показал, что тот использовался только для разрезания клейкой ленты; на нем не было обнаружено никакой крови, как, впрочем, и вообще на месте преступления.

– Согласен, это настолько странно, что на вашем месте я обратил бы на данный метод более пристальное внимание. Возможно, убийца надеется отхватить себе место в истории? Или у него просто отвращение к крови и убийство без повреждения внешних покровов кажется ему более эстетичным? А может, этот метод является для него символичным? Это тоже вполне может быть объяснением.