Безлюди. Одноглазый дом

– Там, откуда я родом, все в это верят, – насупившись, ответила Офелия. Она не любила, когда над ней смеются и считают глупой, а Дарт сейчас делал и то, и другое. Вдвойне обидно.

Он еще немного посмеялся – уже не так задорно, но, как бы ни старался, уголки его губ то и дело подрагивали, вот-вот готовые улыбнуться.

– Это не для привидений. Так я проявляю уважение к хозяину.

Когда речь зашла о безлюде, его мимика смогла вылепить серьезную гримасу.

– А разве безлюдям нужна еда?

– Все живые организмы чем-то питаются. Просто у каждого свой рацион.

– И что же ест безлюдь?

Дарт молча кивнул на графин, стоящий между ними. Внутри сосуда с изящным серебряным горлышком дрожала вишневая жидкость.

– Хозяин просил не задавать глупых вопросов, – напомнил Дарт.

Наконец она догадалась, что безлюдь умеет выражать эмоции. И одну – злость – уже пора выучить. Возможно, Дарт именно так и понял, что нужно ставить тарелку для хозяина, как жест, что о нем всегда помнят.

Точно так Офелия накрывала стол на четверых. Пусть родительские тарелки оставались нетронутыми, их присутствие заполняло пустоту на столе. Жаль, что сердцу нельзя помочь тем же.

Больше Дарт ни о чем не говорил. Пришлось принять его правила игры и есть молча, занимая себя мыслями о сестре. Наверно, Флори уже получила письмо и собирается домой. А завтра, да не повернется канал вспять, паром причалит к берегам Пьер-э-Металя. Флори придет сюда, познакомится с Дартом и его безлюдем. Вот она удивится… и, хочется верить, не рассердится, когда увидит, во что превратилась ее ночная сорочка, в которой Офелия, за неимением другой одежды, щеголяла и сейчас.

Вечер прошел за тщетными попытками вернуть сорочке прежний вид. Пара грязных пятен так и не отстиралась до конца, а разорванный рукав не удалось бы зашить незаметно даже самой искусной мастерице, что уж говорить о двенадцатилетней криворучке. Она только руки себе исколола. Теперь ныло все тело: от кончиков пальцев до ступней. Бросив это напрасное занятие, Офелия натянула сорочку с мокрым пятном на боку и поморщилась: холодная ткань неприятно липла к телу, точно слизняк.

Выключив свет, она устало рухнула на кровать, но даже глаза сомкнуть не успела, как услышала что-то подозрительное. Звук был тихий и такой неразборчивый, что поначалу казался щекоткой в ушах, а затем в нем прорезался протяжный скрип. Так открывалась дверца шкафа, хотя Дарт точно запирал ее. Вопреки замкам, дубовые створки свободно качались в воздухе, пока не захлопнулись с грохотом, похожим на выстрел. Воспользовавшись моментом, Офелия подскочила к шкафу и дважды провернула ключ. Внутри что-то стукнуло и замолкло. Она облегченно выдохнула и вернулась в постель.

Не прошло и пяти минут, как все повторилось: стук, скрип, распахнутые настежь дверцы и шелест платьев, будто зовущий шепот. Тут уже впору испугаться, а Офелия вместо этого решительно двинулась в наступление. Навалившись на дубовую дверцу плечом, она потянулась за ключом, как вдруг тот вылетел из замочной скважины и саданул ее по руке.

Не дожидаясь, когда шкаф выкинет что похлеще, Офелия бросилась за Дартом. Но его нигде не было, и на крик он не отозвался. Она могла бы постучать к нему, да не знала, какая из десятка дверей в длинном коридоре ей нужна. Входить без спроса в другие комнаты безлюдь не разрешал. Смирившись с правилами, Офелия вернулась и с удивлением обнаружила, что дверь в спальню заперта. Дернула за ручку раз, другой – не поддается. Попробовала толкнуть плечом, но это не принесло ничего, кроме болезненного ушиба.

Стены гулко задрожали, разномастные картины, висевшие над лестницей, тревожно зазвенели стеклами. Звук напомнил о рухнувшем буфете с посудой. Охваченная тревогой, Офелия спряталась на кухне. Вряд ли это могло остановить издевательскую игру безлюдя, зато здесь не было шкафа с живыми платьями и нашелся плед – уже достаточно, чтобы переждать беспокойную ночь.

Мостясь на стуле, Офелия собиралась бодрствовать до самого утра, но вскоре задремала.

Ее разбудил едкий запах гари. Виновник случившегося обнаружился сразу. Дарт швырнул сковороду в раковину и выругался:

– Завтрак отменяется. Эта зараза спалила яичницу.

Осталось неясным, кого обвиняет Дарт: печь или сковороду. Сегодня он выглядел неопрятно и дико, будто только что вернулся домой после долгих скитаний.

Офелия предложила приготовить что-нибудь другое, памятуя, что вчера Дарт показал себя прекрасным поваром. От одних воспоминаний о сырных кренделях ее желудок заурчал.

– Можешь готовить что угодно, – бросил Дарт, усаживаясь за стол. – Я голодный, как стая волков.

Он изобразил звериный оскал. Офелия осторожно выскользнула из-за стола, стараясь держаться подальше от Дарта, и оглядела запасы продуктов на кухне: скисшее молоко, горстка муки и последнее куриное яйцо, уцелевшее после яичницы. Не теряя времени на проверку кладовой, Офелия приготовила омлет. Стряпня выглядела неважно, хотя на вкус получилась сносной.

Уверенности в ней поубавилось, когда Дарт скривился при виде блюда.

– Это рыбьи потроха?

Краснея от стыда, Офелия замерла, ожидая, что содержимое тарелки отправится в мусорное ведро. Вместо этого Дарт жадно набросился на завтрак и стал поглощать его с невиданной скоростью.

– А с чего вдруг ты спала тут? – Он ткнул вилкой в воздух.

Офелия испуганно вздрогнула, но столовый прибор не полетел в нее, а продолжил терзать остатки омлета на тарелке.

Услышав историю о громыхающем шкафе и запертых дверях, Дарт захохотал во весь голос, запрокинув голову назад, как будто в ее рассказе и впрямь было что-то забавное. Не в силах больше терпеть его выходки, Офелия сбежала наверх.

Дверь в комнату была открыта, словно запертые замки померещились ей спросонок. На полу, устроившись в гнезде из упавшего одеяла, дремал Бо. Она присела рядом и пробормотала:

– Ты тоже не выносишь такого Дарта?

В ответ пес положил морду ей на колено и блаженно прикрыл глаза, когда ему почесали за ухом. Он так и лежал, пока их не потревожил звонок, прозвучавший как десятки колокольчиков. Бо подорвался, а Офелия поспешила следом, уже зная, кто пришел. Пока они спускались, Дарт открыл дверь.

На пороге, окутанная утренним светом, стояла Флори. В лучах солнца ее темно-русые волосы, собранные в легкую прическу, отливали бронзой. Несмотря на изнурительную дорогу, сестра выглядела великолепно в платье с цветочной вышивкой и коричневой шляпке, сдвинутой на затылок. В руках она держала дорожный чемодан и смятый лист с нарисованной картой, что привела ее сюда.

– Здравствуйте, я ищу свою сестру. – Флори кротко улыбнулась.

Дарт оглядел ее с головы до ног и присвистнул. А потом тягуче произнес:

– О, так вы госпожа… как вас там…

– Флориана, – мягко напомнила она и тут же изменилась в лице от внезапного заявления:

– Стало быть, цветочек? Из какой клумбы пожаловали?

Он снова зашелся в нехорошем, громком смехе. Флори кашлянула.

– А вы, стало быть, Дарт?

– Для вас Даэртон, – бросил он небрежно.

– Очень… приятно, – любезно выдавила она.

– И это я еще одет.

Пытаясь скрыть неловкость, Флори отвела взгляд и заметила Офелию, застывшую на лестнице. Губы сестры тронула слабая улыбка облегчения. Должно быть, письмо сильно встревожило ее. Офелия бросилась к Флори с объятиями и поспешила заверить, что все в порядке.

Их теплое приветствие нарушил нарочито громкий зевок. Дарт, как неблагодарный зритель, был утомлен скучным зрелищем. И откуда в нем столько черствости? Сохраняя удивительную для такого случая вежливость, Флори сказала:

– Спасибо за помощь, господин Даэртон.

– Не стоит благодарности, госпожа… как вас там… Ботаника?

– Ее зовут Флориана. – Офелия повернулась, чтобы смерить Дарта обиженным взглядом. Она столько рассказывала ему о сестре, что он не мог забыть имя. Просто дразнил ради забавы.

– Да-да, именно это я имел в виду, – отмахнулся он и добавил напоследок: – Заходите на чаек в какой-нибудь… никогда.