Любая разлапистая ветка, росшая на уровне Петиного лица, становилась серьёзным препятствием. «Бобрёнок» каждый раз заново изобретал способ поднырнуть под неё или отвести в сторону, а если попадал в паутину лесного паучка, то и вовсе останавливался, неумело обирая с себя белые ошмётки.
Первые четверть часа шли молча, но затем Петя, освоившись и больше не задерживаясь по каждому пустяку, решился завести беседу.
– Александр Аполлонович, позвольте с вами серьёзно поговорить.
– О чём? – спросил Ржевский через плечо.
– По дороге в вашу усадьбу у меня было время подумать. И я пришёл к выводу, что нам с вами надо подружиться.
– Юноша, – ответил поручик, даже остановившись ради этого и глядя собеседнику в глаза, – я, конечно, благодарен за то, что сейчас вы мне помогаете, но для дружбы этого мало. И слово «надо» к дружбе плохо идёт. Дружба по принуждению не возникает. – Ржевский двинулся дальше по тропинке.
– Хорошо, Александр Аполлонович, я выражусь иначе, – поспешил признаться Петя, догоняя его. – Я заметил, что Таисия Ивановна очень к вам привязана. Поначалу я расценивал вас как соперника, но теперь мне ясно, что вы и она – действительно друзья. А я хочу завоевать её сердце. И я понял: для того, чтобы понравиться ей, я должен понравиться вам.
Ржевский мысленно хмыкнул, а вслух бросил через плечо:
– Вы не в моём вкусе, юноша.
– Я не в этом смысле! – воскликнул Петя. – Я хочу стать вашим другом. Скажу честно: у меня есть предубеждение против гусар. Я полагаю, что все они глупцы и солдафоны. Но ради Таисии Ивановны я готов пересмотреть свои взгляды. Ведь не может быть, чтобы такая умная и образованная девушка выбрала себе в друзья эдакого полковника Скалозуба.
– Не знаю такого офицера, – опять бросил через плечо Ржевский.
– Скалозуб – это персонаж одной комедии, – объяснил Петя. – Она называется «Горе от ума». В Петербурге пользуется большим успехом, хотя даже не издана официально, и не было ни одной постановки. Может, слышали? А я совсем недавно о ней узнал и прочёл.
Ржевский напряг память. Да, в Твери ему кто-то говорил про «Горе от ума», и поручик тогда даже притворился, что читал. Однако сейчас не было смысла лукавить.
– Я что-то слышал, но не читал, – сказал он, не оглядываясь.
– Не важно. – Казалось, Петя стремился перегнать поручика, чтобы говорить всё-таки с ним, а не с его спиной. – Я понимаю, что вы не очень начитаны. Я сразу это понял. Но я был неправ, когда позволил себе из-за одного этого обстоятельства относиться к вам плохо.
– А что на счёт разумного жеребца? – спросил Ржевский, опять не оборачиваясь.
– Простите меня, Александр Аполлонович, – ответил Петя. – Мне не следовало так говорить.
Поручик продолжал молча идти вперёд.
– Так что же? – снова подал голос Петя. – Я могу надеяться, что мы с вами станем друзьями?
Ржевский молча шёл вперёд.
– Александр Аполлонович, прошу вас, ответьте, – не унимался Петя. – От этого зависит моё счастье, потому что Таисия Ивановна мне очень важна. Я знаю её совсем не долго, но именно с ней я хотел бы связать свою жизнь. Кант говорил, что идеальная пара образует в духовном плане единую личность, и я убеждён, что с Таисией Ивановной у меня получится достигнуть такого единения.
– Если моя дружба вам нужна только затем, чтобы подобраться к Таисии Ивановне, – наконец сказал Ржевский, – то ничего не выйдет.
Петя у него за спиной печально вздохнул.
– Конечно. Вот и Кант говорит, что не следует рассматривать друзей лишь как средство достижения целей. Поэтому я хочу, чтобы мы подружились искренне.
– Кстати об этом вашем Канте. – Ржевский снова остановился и повернулся, так что Петя, наконец, смог говорить не со спиной поручика, а глядя собеседнику в лицо. – Кстати о Канте, – повторил Ржевский. – Пётр Алексеевич, вам никто никогда не давал понять хотя бы намёком, что вы слишком много говорите о Канте? Так вот я вам намекаю.
– Я не так уж много о нём говорю, – возразил Петя.
Ржевский, делая упор почти на каждое слово, произнёс:
– А я вам намекаю, что вы слишком увлеклись.
– Вовсе не слишком! – упрямился Петя.
– А Таисию Ивановну эта чрезмерная увлечённость настораживает.
– Здесь не о чем беспокоиться. Увлечение в рамках разумного.
– Вы любите Таисию Ивановну? – спросил Ржевский.
– Я же только что вам об этом рассказывал в подробностях! – воскликнул Петя.
– А кого вы любите больше? Таисию Ивановну или Канта?
– Как можно сравнивать!
– И всё-таки. Кто вам дороже?
– Да я… мне… Как можно так ставить вопрос! – воскликнул Петя.
– Вот! – Ржевский многозначительно поднял указательный палец. – Потому я и полагаю, Пётр Алексеевич, что вы не сможете сделать Таисию Ивановну счастливой.
– Не смогу?
– Пока не избавитесь от своей болезненной увлечённости.
– Да вовсе это не болезнь!
– Не спорьте, юноша, – строго произнёс Ржевский. – Я всё сказал.
Разговор мог бы продолжаться и дальше, потому что Петя собрался возразить, но тут поручика дёрнул за рукав мальчишка-провожатый.
Сын Ивана Щербины, заметив, что баре остановились и никак не движутся дальше, подошёл к ним и терпеливо ждал, пока они наспорятся. К тому же у мальчишки тоже было, что сказать важного:
– Мы пришли. Избушка вон там, за теми ёлками.
* * *
Раздвинув ветви елей, Ржевский вышел на светлую поляну, заросшую лесными цветами. Посреди поляны стояла избушка, похожая на те, которые строят себе охотники.
Забора с черепами или чего-то подобного, чего можно ожидать от жилища ведьмы, вокруг не было, но поручику представилось страшное – внутри домика, на лавке лежит Полуша, сама бледная как смерть, под глазами синие круги, а нос заострился, как бывает у умирающих.
Сердце ёкнуло. Ржевский почувствовал, что сохранять самообладание всё труднее, но был только один способ узнать Полушину судьбу.
Поручик быстро одолел расстояние от края поляны до избушки и стал стучать кулаком в дверь, но никто не открыл. На втором ударе дверь отворилась внутрь сама, потому что её не заперли. В избушке, кажется, никого не было, но полумрак не позволял разглядеть лучше.