Заклинание бабочек

– А жрицам положено есть? – спросила Ирис, переходя на шутливый тон.

– А как же! Это всегда! – подхватил с готовностью Атан

Когда они вернулись в гостиницу, их там ждал уже посетитель. Ирис видела этого человека в первый день конференции: тогда он услужливо помогал кому-то развешивать плакаты, а потом щелкал клавишей допотопного магнитофона, записывая выступления. Посетитель представился профессором Мовом. Его некрасивое лицо нервно подергивалось, руки тряслись, а глаза с собачьей тоской смотрели на Ирис.

– Прошу вас выслушать меня.

– Конечно, пожалуйста, присаживайтесь, пока я приготовлю чай.

Мов присел на самый краешек стула, и когда Атан принес чашки, с готовностью вскочил, уступая ему место.

Ирис несколько растерялась.

– Что вы, сидите, сидите. Я вас слушаю.

Он начал говорить, и чем дольше она его слушала, тем сильнее сжимало ее сердце чувство жалости. Этот тщедушный человек говорил ей что-то о своих исследованиях, обо всех институтах, где он преподавал, о том, как его пригласили в какой-то зарубежный научный центр, а потом выставили оттуда. Но все это Ирис воспринимала лишь как дополнительные штрихи к портрету современной науки. Вот он ум, регалии, опыт, заискивающие перед сильными мира сего в попытке просто выжить.

«Ему чем-то нужно помочь, но что я могу…» – ее мысли метались в поисках необходимых слов. Но все произошло неожиданно для нее самой – она заговорила стихами, размеренно и тихо, обращаясь к Мову на «ты». Она говорила с его душой, как мать с сыном. Было сказано, что он переедет в другой город, где обретет утраченное, и у него будет большое дело с влиятельным человеком.

Со слезами на глазах Мов вскочил со стула и стал целовать ее руку.

– Я вам так благодарен. Это потрясающе! – раскланиваясь, Мов пятился спиной к двери.

– Какой ужас! До чего довели людей! – на лице Атана проступили красные пятна.

Ирис, не в силах более говорить, покачала головой. Так они сидели молча довольно долго. Если бы Ирис сказали тогда, что именно Мов послан ее свыше в помощь, и с ним начнется ее путь в науке, она бы не поверила. А что влиятельным человеком из ее предсказания окажется она сама, она и представить себе не могла. На тот момент подобное притянулось к подобному: они нужны были друг другу.

Мов действительно переехал через несколько месяцев после той встречи в ее город и стал преподавать в местном институте. Когда он приезжал к Ирис за советом, как поступить в том или ином случае, она обычно отвечала, чтобы он решал сам, сам делал свой выбор. Было очевидно, что Мов боготворил Ирис, и это как раз мешало их общению. И вскоре восклицания: «Это потрясающе! Это великолепно!», рассыпаемые Мовом по поводу и без повода, стали раздражать Ирис. Она старалась видеться с ним как можно реже. И при каждой встрече беседовала с ним об уверенности в себе, которая дается только верой в Вездесущего. Ирис пыталась передать Мову то, что знала сама. Но его вера строилась на страхе и на корысти.

Спустя некоторое время это стало совершенно очевидным, так как Мов приходил на встречи уже не за философствованиями, которые он пропускал мимо ушей, попивая кофе и бездушно поддакивая. Когда же ход ее мыслей касался какой-то новой идеи, чего-то доселе ему неизвестного, он хватал свой блокнот и судорожно что-то там строчил. Если ничего нового не произносилось, Мов сникал и просил Ирис полистать ее черновики и рукописи.

Со временем она перестала доверять восторженности и соглашательству заискивавшего перед ней Мова. Это произошло тогда, когда Ирис поняла, что Мов ее не уважает как ученого-исследователя, а как магнитом вытягивает идеи. И тогда она стала сама искать нужные материалы в научных изданиях, все больше погружалась в мир науки, в мир интеллекта и академических знаний. Тем самым творческое начало в ней, интуиция, эмоции подчинены теперь были ее разуму. И стоило поблагодарить Мова за неосведомленность во многих вопросах и за отсутствие необходимой для дела уверенности. Именно благодаря ущербности Мова она пополнила свои знания по физике, химии, биологии, истории, научилась языку науки, на котором написала свой первый доклад для научной конференции. Ей теперь не нужен был «переводчик», в роли которого видел себя Мов. Она справлялась сама. Тем более, что «переводчик» почему-то странным образом проглатывал фразы, а иногда и целые предложения, из сказанного, а затем при случае воспроизводил как свои собственные. Хотя и в этом Ирис видела хорошее, ведь идея должна распространяться, и неважно кто ее доложит аудитории. Ученому поверят быстрее, чем ей. Она продолжала снабжать Мова готовыми идеями. И тот уже не произносил своей обычной фразы: «Это потрясающе!», а только успевал строчить в своем блокноте, и все основное отражал потом в своих докладах. Взамен Ирис получала от него разную научную литературу. Такой неравноценный обмен был виден и невооруженным глазом, но иной выход для Ирис пока не прорисовывался. Однако, объясняя Мову какую-либо идею, она как бы проверяла на слух то, что до этого было у нее в голове. Ею двигало желание как можно больше перенести в эту реальность из своего метасознания, осмыслить и реализовать с пользой. И вот тогда пришли приглашения для Ирис и Мова выступить на научной конференции.

На той конференции вопреки ожиданию Ирис ничего нового не происходило. Вновь желаемое выдавалось за действительное. Участники размахивали руками, пытаясь доказать уникальность своих разработок, своих домыслов. Ведущий заседание тщетно пытался уложить все сказанное в какую-то видимость единой концепции. Отсутствовало самое главное – идея, которая бы объединила и направила в нужное русло мысли всех участников.

Ирис напряженно ждала возможности выступить. И по ее мысленному призыву подошел ведущий заседания и предложил ей выступить в рамках общей темы «Космос». Ирис, взволнованная мерой ответственности за происходящее, вся внутренне завибрировала, руки и ноги ее мгновенно похолодели. Она чувствовала, что должна все внимание зала привлечь к себе, чтобы стереть впечатление от предыдущего выступающего. Ирис вышла на трибуну.

– Я благодарна предыдущему докладчику за то, что он своими высказываниями предварил мое выступление и предложил ввести понятие «эйдосферы». Если мы обратимся к первоисточнику, то заметим, что автор этого термина говорит об «орбите идей». Обратите внимание, как сказано емко и образно – «орбита». Вот на эту орбиту всем нам и следует выйти, чтобы решать проблемы действительности.

Современной науке известна теория вакуума, который рождает первичные и вторичные торсионные поля, известна квантовая природа ДНК. Но как мы, обычные люди, воспринимаем окружающий мир: через интеллект или через душу? Конечно же, через душу! А сфера души – это культура, порождение умов, чувств многих эпох, вобравших как научные идеи, так и каноны искусства и верований. Человеку всегда было свойственно покланяться прекрасному, идеальному, что нашло свое отражение и в философии.

Все в окружающем пространстве одновременно поглощает и отражает какую-то часть спектра. Следовательно, спектроанализ и есть универсальная оценка всех структур единой планетарной системы. Любая волна, любой квант имеют свою частоту, вибрацию и, следовательно, цвет, звук, форму. Диапазон частот является дисперсией белого цвета, идеала, абсолюта. Следовательно, спектрально оценивая систему, можно оценить ее информационную, энергетическую и биологическую структуры, поскольку каждая из них состоит из элементов с определенными частотными характеристиками. Будь то химические элементы, молекулы, атомы, электроны, протоны, нейтрино, они поглощают одни частоты и испускают другие. Это лежит в основе всех взаимодействий от атомарных до атмосферных. Вот почему представляется возможным, проводя спектроанализ, по спектру поглощения и спектру излучения получить объективное представление о процессах преобразования на планете.

В центре всех планетарных процессов – человек как «Homo noos» (человек знающий), способный, поглощая заданный ему по эволюционной программе спектр, излучать необходимый спектр для сферы идей – эйдосферы. Тем самым он формирует в процессе своей эволюции психическую материю – основу будущего, трансформированную через его мозг в мыслеобразы.

И если человека рассматривали с позиции биологии как организм, оценивая функциональность его систем, а с позиции энергетических процессов, оценивая гомеостаз по электропроводимости биологически активных точек, то следует понять, что биосистема с ее окислительно-восстановительными процессами и энергосистема с электромагнитными взаимодействиями необходимы для существования информационной системы, что и является смыслом существования человека – его информативность. То есть способность, поглощая в нужном ему спектре химические элементы для поддержания биоструктуры, поглощая электромагнитные излучения поля Земли, ионизируясь от Солнца, трансформировать все эти излучения через ощущения, чувства, мысли, идеи и испускать фракталы – основы психической жизни. Оценивать информативность личности, значит оценивать ее буквально по уровню мыслеформообразования, что дает возможность определить и уровень энергообмена, и уровень биохимических процессов.

Фракталы сознания – эта бесценная материя мысли – тоже имеют свой спектр, свои частоты. Чтобы прозвучать в пространстве своим фракталом (цветом, звуком), необходимо соблюсти форму – морфоструктуру. Психоморфология – форма души, отражает символ, матрицу. Для ее звучания необходимы струны, палитра цвета, звука, линий. Отождествляя свою форму с собственной психоморфологией, мы обретаем единство сигнала, обретаем свое высшее «Я». Желание изменить в себе нечто согласно внутреннему состоянию, желание быть собой дает команду всем структурам системы, и команда исполняется.

Оттого, как и о чем мы думаем, насколько широк диапазон наших мыслей, низок он или высок частотно, зависит то, как сложится судьба планеты. Мы являемся атомами в огромном процессе жизни, и наше существование бесполезно, если оно сводится к интересам биоструктуры или энергообмена. Все эти процессы объемлются информацией, и только она порождает энергетический и биологический процессы, создавая вокруг себя по мере осмысления человеком семантическое образное поле.

Человек разумный призван быть звеном в цепи глобальных процессов мироздания, так как в его системе в миниатюре отражены все эти процессы, а продукт его жизнедеятельности – семантическое пространство рода, нации, расы, планеты, континуальное семантическое пространство, которое отражает опыт жизни человечества. И этот опыт уже определяет селекцию в человечестве, в биосфере, предопределяя геохимические процессы.

Поскольку для эйдосферы необходим весь спектр излучений, они формируются за счет биосферы, которая в свою очередь поглощает их из геосферы. Следовательно, мысль человечества, его единый разум, управляет состоянием планеты в целом, выполняя программу эволюции, заданную ей программой «Жизнь во имя жизни».

В зале стоял гул голосов, и почти никто не слушал. Ученые мужи не воспринимали ее как своего коллегу, им не нужна была «умничающая артистка». А поскольку Ирис всегда настраивалась на аудиторию, то в конце концов переходила на стихотворную форму, и получался не доклад, а выступление, во время которого она пыталась передать аудитории то, чего не могла изложить языком формальной науки. И не потому, что не могла прочесть свой доклад, написанный вполне доступным для понимания языком. Нет, это происходило потому, что она всегда подчинялась ритму аудитории, а та ее воспринимала только так: обаятельная женщина, которая говорила стихами, умела танцевать, петь, сочинять и исполнять музыку на инструменте, не зная нот. В ней был элемент чуда, и только чуда от нее и ждали, ничего более.

На конференции Мов сначала сторонился Ирис, как бы стесняясь их дружбы, что она мгновенно и поняла. Когда же Ирис предложила ему выступить со второй частью ее доклада, привычный алчный блеск появился в его глазах. Он бегло просмотрел материалы и стал уговаривать ее не публиковать эту сверхценную информацию.

– Здесь этого не поймут, – почти шепотом уговаривал он Ирис, брызжа слюной ей в лицо.

Ирис послушалась Мова и выступила как творческая личность, рассказала о своей поездке в Гималаи, слегка коснулась темы воплощений, их полевой природы, и связи с полевыми структурами ДНК.

– Он же продаст меня при первом же удобном случае. Он тебя побаивается, и только это его пока останавливает – заметила Ирис Атану.

– А что делать? Никого другого у нас нет, а этот свой, прикормленный, – ухмыльнулся Атан в ответ. – Профессорами не разбрасываются. Видите, он гордый стал.

Ирис это развеселило тоже.

– Да, загордился. И могу поспорить, мой доклад он уже «слизал» для себя.

– Не сомневаюсь. Лишь бы польза была, – согласился Атан. – Стоять на месте вам нельзя, а значит терпите. Будете ему идеи подавать, он и успокоится.

Атан был прав. Ирис смирилась, оправдывая Мова тем, что у того семья, которую нужно кормить, и что ученые только и живут идеями, и если она отдаст в его руки материал, то Мов обязательно из тщеславия заявит о нем публично.

Вернувшись дома, Ирис уже больше не сдерживала своих слез, когда говорила с мужем о том, что так наболело.

– Почему люди не понимают, что этот мир погибнет не от ухудшения экологии, не от недоедания или наводнения: в этом случае погибнет лишь биосистема. Но если погибнут души, то кому нужен этот биологический вид – человек, способный лишь существовать, а не жить? На каждом углу слышно об угрозе существованию. Но человек пришел сюда, чтобы жить, именно жить! Я не хочу жить ради выживания. Это бессмысленно. Зачем тогда все то, что со мной произошло? Зачем мне нужно было понять, что такое жизнь, и для чего она дается?

Можно заботиться о своей заднице, питаться витаминами, заниматься спортом, чтобы она не росла. Можно всю жизнь этому посвятить, и тогда твои мысли будут крутиться вокруг собственного зада. Зачем такие примитивы нужны эволюции? Закон эволюции – жизнь во имя жизни. И если дан человеку разум, то не для того, чтобы ублажать тело. Тело существует только для того, чтобы работал мозг и излучал идеи, способные поддерживать эволюцию человечества. Зачем тогда лечить эти гнилые тела, у которых такие же вонючие и ядовитые мысли? Чтобы трупным ядом отравлять и дальше эйдосферу?

Муж гладил Ирис по голове, ее негодование вызывало в нем чувство жалости к его беззащитной с хрупкой душой жене. Он все понимал и без того, что она говорила ему, но все это было как-то далеко от него и так нереально. «Все, что мне нужно от жизни, – думал он, продолжая гладить Ирис, – чтобы вам, мои девчонки, было хорошо». Он любил своих дочерей и Ирис и этим жил.

– Только человек, живущий для кого-то или во имя чего-то, – уже спокойнее говорила Ирис, – имеет право на здоровье, на общение с окружающими. А тех, кто живет только ради собственных желаний, хотя и называет это иначе, следует изолировать как прокаженных. Они особо опасны для будущего. Ты согласен со мной?

– Да, конечно.

Он всегда был немногословен. Именно это и позволяло Ирис изливать ему свою душу. Она окончательно успокоилась и заключила:

– А мерзость эта заразна. Куда не плюнь, сплошь да рядом реклама всего для задницы или реклама самих задниц. Если бы инопланетянин взглянул на все это, то решил бы, что это и есть тот орган, который позволяет нам ориентироваться в пространстве и времени.

Она рассмеялась, на минутку представив саму себя с задницей вместо головы. Хотя печального в этом зрелище было гораздо больше. Ирис поцеловала мужа и поднялась с дивана.

– Пойду приготовлю вам ужин. И прости меня за грубость, но мне, правда, тяжело.

Тогда Ирис часто видела один и тот же сон: она должна была сдавать экзамены по какому-то предмету, но не знала, как изложить материал; ей казалось, что она вообще ничего не понимает. И робость ученицы до тех пор присутствовала в ней, пока Ирис не поняла, что сама себе выстраивает барьеры. Привязываясь к авторитетам, к тому, что уже известно науке, она тем самым предавала в себе свой дар.

После недавней конференции и выматывающего общения с Мовом Ирис решила так: «Мне не дано сделать переворот в науке: это не мое назначение. И если мне дано, работая этим земным мозгом, справляясь с женскими эмоциями, постигать суть вещей, значит, это и есть смысл моего существования, значит, я такая – с полным осознанием смысла всего вокруг, способная понять и объяснить все это только языком творчества».