Оценить:
 Рейтинг: 0

Тридцать лет среди индейцев: Рассказ о похищении и приключениях Джона Теннера

Автор
Год написания книги
1830
1 2 3 4 5 ... 25 >>
На страницу:
1 из 25
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Тридцать лет среди индейцев: Рассказ о похищении и приключениях Джона Теннера
John Tanner

Повесть Джона Теннера – безыскусный, правдивый, насыщенный драматическими событиями рассказ о жизни и приключениях человека, который в конце XVIII в. девятилетним мальчиком был похищен североамериканскими индейцами и, усыновленный ими, провел среди них 30 лет.

Из этой книги, глубоко взволновавшей в свое время великого русского поэта А.С. Пушкина как достоверный документ, разоблачающий лицемерие американской демократии и жестокость белых «цивилизаторов», читатель узнает о тяжелой борьбе за существование индейских охотников-звероловов, об окружающей их суровой природе, о нравах, обычаях и верованиях этих людей, находившихся тогда на этапе первобытнообщинных отношений.

Узнает он и о том, как предшественники современных расистов грабили и спаивали индейцев, скупая за бесценок дорогие меха, натравливали одни племена на другие, втягивали их в распри между конкурирующими пушными компаниями и прикрывали свои злодеяния клеветой на «первобытных дикарей», изображая их кровожадными, лживыми и алчными язычниками.

Трагическая история Джона Теннера, не нашедшего себе места в корыстолюбивом мире белых людей, куда он вернулся зрелым человеком, несомненно, заинтересует не только широкого читателя, но и специалистов по этнографии, исторической географии и истории Северной Америки.

Редакция литературы по вопросам, географических наук

Джон Теннер

Тридцать лет среди индейцев: Рассказ о похищении и приключениях Джона Теннера

Предисловие к русскому изданию

Книга Джона Теннера «Тридцать лет среди индейцев», вышедшая в Нью-Йорке в 1830 г. и переведенная затем на многие европейские языки, полностью на русском языке издается впервые. Но с содержанием этой простой, правдивой и полной драматизма истории уже через шесть лет после выхода ее в свет довольно подробно познакомил русскую общественность А. С. Пушкин, опубликовав в 1836 г. в одном из номеров «Современника» пространную рецензию[1 - А.С. Пушкин, Джон Теннер, Соч., ТИХЛ, М.., 1950, т. 5, стр. 343—368.], в которой привел перевод отдельных отрывков[2 - Отрывки, переведенные Пушкиным, без изменения вошли составной частью в текст данного перевода.].

Что же привлекло внимание великого русского поэта к безыскусному повествованию Теннера, достоверность которого, «не подлежит никакому сомнению»[3 - А.С. Пушкин, указ. соч., стр. 345.]?

Повесть Теннера – это рассказ о бесчеловечной эксплуатации индейских звероловов европейскими скупщиками пушнины, открывавшими эру «капиталистического освоения» Северо-Американского материка. Торговля мехами (XVII—XIX вв.), дававшая огромные доходы пушным компаниям, принесла индейцам одни лишь несчастья. Из описаний Теннера очевидно, что к тому времени, когда он попал к индейцам, скупщикам пушнины уже удалось превратить аборигенов в звероловов и промысел пушного зверя стал главным занятием охотничьих племен американской тайги. Большую часть года вели они полуголодную, полную опасностей жизнь в зимнем таежном лесу, заготовляя ценнейшие шкурки, предмет вожделения алчных торгашей, готовых ради них на всякие насилия и преступления не только по отношению к индейцам, но и к своим конкурентам. Жизнь индейца ценилась этими рыцарями наживы не более, чем жизнь «мыслящей собаки», доставлявшей меха. Теннер ярко описывает, как управляющие факториями спаивали индейцев, чтобы за бесценок овладеть пушниной, и как после двух-трех дней пьяного угара охотники возвращались в лес обобранные, ослабленные и голодные, часто не заготовив боеприпасов для промысла или оказавшись в долгу у скупщика. Рассказ Теннера потряс А.С. Пушкина и тем, что он приподнимал завесу над истинной сущностью американской демократии, в «институтах» и «уложениях» которой русский поэт, как и все «наиболее мыслящие» люди Европы, и особенно России того времени, превращенной Николаем I в гигантский застенок, видел воплощение человеческих чаяний и свобод, «плод новейшего просвещения». Однако уже в начале XIX в. стали появляться работы и исследования «нравов и постановлений американских», вследствие которых, по словам Пушкина, люди, верившие в них, «с изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве»[4 - А.С. Пушкин, указ. соч., стр. 343.]. И жизнеописание Теннера еще раз подтверждало эту сущность буржуазной демократии.

Называя «Записки Джона Теннера» документом «драгоценным во всех отношениях», Пушкин дает чрезвычайно глубокий анализ его философского и исторического значения. «Летописи племен безграмотных, – писал он, – они разливают истинный свет на то, что некоторые философы называют естественным состоянием человека; показания простодушные и бесстрастные, они наконец будут свидетельствовать перед светом о средствах, которые Американские Штаты употребляли в XIX столетии к распространению своего владычества и христианской цивилизации»[5 - А.С. Пушкин, указ. соч., стр. 344, 345.].

Итак, Пушкин считал повесть Теннера не только объективным документом, клеймящим преступления и жестокости, на которых утверждалось буржуазное общество в Америке, но и реальной, полной трагизма картиной жизни отсталых народов, совсем не похожей на идиллический быт людей, пребывающих «в естественном состоянии», который изображал Жан-Жак Руссо.

Оценивая повествование Теннера с позиций реалистической традиции, поэт бросает укор писателям романтического направления, идеализировавшим дикаря. «…Шатобриан и Купер, – пишет Пушкин, – оба представили нам индийцев с их поэтической стороны и закрасили истину красками своего воображения»[6 - Там же, стр. 344.]. Только из книги Теннера европейцы впервые узнали правду о жизни индейцев, и притом правду, рассказанную человеком, по существу ставшим индейцем.

* * *

Джон Теннер, сын сельского священника, выходца из Виргинии, поселившегося в Кентукки на берегу Огайо, недалеко от устья Биг-Майами, девятилетним мальчиком был похищен индейцами. Это случилось, как пишет сам Теннер, «по-видимому, около 1789 г.». Пленник был формально усыновлен индейской семьей и прожил среди индейцев около 30 лет. За это время Теннер забыл и родной язык и свое английское имя, полностью усвоив традиции и нравы индейцев, их миропонимание и суеверия. Подобные случаи не были редкостью в эпоху колонизации Америки. Но очень немногие американцы, прожив большую часть жизни с индейцами, возвращались обратно в буржуазное общество. Глубокий трагизм судьбы Д. Теннера как раз и заключался в том, что уже в зрелом возрасте он решил вернуться в мир белых.

Повесть о жизни и приключениях Джона Теннера записал с его слов американский ученый Эдвин Джемс[7 - Эдвин Джемс, врач по образованию, был участником экспедиции, предпринятой в 1819—1820 гг. в Скалистые горы, и автором двухтомного описания этой экспедиции. См. Edwin James, Account of an expedition from Pittsburgh to the Rocky Mountains, performed in the years of 1819 and 20, by order of the Hon. J.C. Calhoun, Secretary of war: under command of Major Stephan H. Long, Philadelphia, 1823, London, 1823 (2 тома). На обратном пути из экспедиции Джемс в 1820 г. познакомился с Теннером в Кейп-Джирардо, куда тот попал на пути к своим родным.], принявший горячее участие в судьбе Теннера, оказавшегося на склоне лет в совершенно чуждом ему мире эксплуатации человека человеком. Жизнь в этом мире принесла Теннеру тяжелые испытания. «Стремлением помочь этому несчастному человеку найти общий язык со своими соотечественниками, – писал Джеме, – и продиктовано решение передать историю жизни Теннера по возможности его собственными словами».

Рассказу Теннера Джемс предпосылает свое введение, полное страстного негодования по поводу отношения правительства США к индейским племенам. Политику правительства он называет «корыстной», направленной на истребление индейцев и захват их земель под прикрытием лицемерных фраз о благе индейцев. Джемс бичует произвол и деспотизм скупщиков пушнины, их мошеннические проделки и наглое обирание индейцев, приводящие «к одинаково быстрому вымиранию и охотников и пушного зверя». В введении вскрываются и подлинные социальные корни распространявшейся тогда и ранее различного рода расистской клеветы на индейцев, изображавшихся кровожадными, одержимыми бесом язычниками, истребление которых будет угодно христианскому богу. Так оправдывали проповедники христианства политику геноцида и жестокого насилия в отношении индейцев. Хотя Пушкин и не упоминает фамилию Джемса в своей рецензии на книгу Теннера, это введение не могло не произвести глубокого впечатления на поэта. Несомненно, именно сообщенные Джемсом факты вызвали гневные обвинения Пушкина в адрес правящих кругов США.

Прошло почти 130 лет с тех пор, как были написаны негодующие строки Пушкина и Джемса, заклеймившие американскую «демократию» и американских расистов. Но, к сожалению, и в наши дни ничего не изменилось в отношении белых американцев к их «цветным братьям». Не решена и не может быть решена в капиталистическом обществе ни одна из проблем приобщения отсталых племен к жизни в цивилизованном обществе. Современные расисты продолжают клеветать на негров и индейцев, проживающих на территории США, как клеветали они на «краснокожих дикарей» и чернокожих рабов в дни Теннера.

Весьма характерно в этом отношении, что введение Джемса не было напечатано в новом издании записок Теннера, вышедшем в США в 1940 г. Нельзя не согласиться с этнографом ГДР Евой Липс, которая в своем послесловии к опубликованному ею в 1953 г. новому немецкому переводу книги Теннера пишет: «Публикация книги с комментарием д-ра Джемса в 1830 г. и упущение этого важного введения в 1940 г., по существу, свидетельствует о том, что ко времени выхода в свет нового издания мемуаров возникла новая Америка, которая в отношении хваленой „свободы слова“ сделала значительный шаг назад»[8 - John Tanner, Dreissig Jahre unter den Indianern. Aus dem Amerikanischen ?bersetzt, mit Anmerkungen und einem Nachwort versenen von Dr. Eva Lips, Weimar, 1953, S. 323.].

Итак, рассказ Теннера не утратил даже своей политической злободневности, не говоря уже о том большом интересе, который он представляет как исторический и этнографический документ.

Посмотрим же, как жили те индейские племена, к которым попал Теннер в конце XVIII в., и что стало с ними в наши дни.

* * *

Джон Теннер был похищен индейцами из племени шауни и первые два года пленения прожил среди них, а затем был продан в семью индианки из племени оттава, ставшей его приемной матерью. С этой женщиной он был связан на протяжении всей своей жизни среди индейцев. Шауни и оттава говорили на близких языках алгонкинской группы, и селения их были разбросаны в районе Великих озер. Оттава населяли некогда район к северу от озера Гурон, с центром на реке Оттава, и дали название столице Канады. Во времена Теннера отдельные группы этого племени были разбросаны по берегам озера Гурон в окрестностях Маккинака. Общность языка, сходство племенных традиций и брачные связи объединяли оттава с двумя другими алгонкинскими племенами – оджибвеями и поттаватоми. Высказывается даже предположение, что некогда они представляли собою одно племя.

Большую часть своей жизни среди индейцев (около 28 лет) Теннер провел, однако, среди оджибвеев, племени мужа своей приемной матери. О них то-прежде всего и идет речь в его повествовании, хотя нарисованная в нем картина тяжелой, полной лишений жизни типична для всех индейских звероловов американского таежного леса в XVIII, XIX и даже XX вв. независимо от их племенной принадлежности.

Еще в 40-х годах нашего века оджибвеи считались одним из наименее изученных племен Северной Америки. Лишь за последние два десятилетия появились исследования по истории этого народа[9 - Н. Hickerson, The Southwestern Chippewa, an ethnohistorical study, Menasha, 1962; The feast of dead among the Seventeenth century Algonkians of the Upper Great Lakes, «American Anthropologist», 1960, v. 62, № 1.] и работы, посвященные жизни в резервациях[10 - B. James, Social-psychological dimentions of Ojibwa acculturation, «American Anthropologist», 1961, v. 63, № 3.]. Особое внимание было уделено оджибвеям сторонниками современных этнопсихологических исследований в США (Барноу, Фридл, Ландес и др.), в работах которых немало расистской клеветы на этот народ и его историю. Оджибвеев приводят в качестве якобы самого яркого примера изначального индивидуализма, эгоизма и агрессивности первобытного дикаря, психика которого будто бы патологична по своей природе. На их примере буржуазные этнографы пытаются убедить своих читателей в изначальности частной собственности, «свободного предпринимательства» и конкуренции, то есть тех основ капиталистического общества, увековечить которые хотелось бы идеологам антикоммунизма[11 - См. Ю. Аверкиева, Этнофрейдизм в США, «Советская этнография», 1962, № 4.].

Измышления об оджибвейской психике современных сторонников Фрейда, пытавшегося доказывать в свое время, что отсталые народы по природе своей невротики, в значительной мере повторяют ту расистскую клевету начала колониального периода в Америке, о которой с возмущением писал Джемс. Из рассказа Теннера читатель убедится, какие небылицы возводят на оджибвеев, приписывая им такие черты психического склада, как эгоизм, агрессивность, потребность подчиняться и т.д.

По рассказу Теннера можно составить впечатление о широком расселении оджибвеев в его время. Действительно, в период активной деятельности пушных компаний с середины XVII и до середины XIX в. оджибвеи вместе с другим родственным им алгонкинским племенем кри, часто упоминаемым Теннером, были двумя наиболее широко расселенными племенами полосы смешанных лесов и лесостепи в Северной Америке. Но к началу колонизации оджибвеи, небольшое племя рыболовов и охотников-собирателей, занимали еще незначительную территорию, примыкавшую к северному берегу озера Гурон и восточному берегу озера Верхнего, с центром в Со-Сент-Мари. Они находились еще на стадии общинно-родового быта. Племя состояло из нескольких родов, занимавших отдельные рыболовные и охотничьи угодья. Каждый род носил название того или иного животного, считавшегося предком этого рода, его тотемом. В самых ранних сообщениях иезуитов (1640, 1666) упоминаются оджибвейские роды Выдры, Бобра, Цапли, Кошачьего Сомика, Медведя, Орла и др.[12 - Н. Hickerson, The Southwestern Chippewa, an ethnohistorical study, Menasha, 1962.] Личные имена индейцев указывали на тотем его рода. Тотемистические представления сохранились у оджибвеев и во времена Теннера.

В 60-х годах XVII в. в Со-Сент-Мари была основана иезуитская миссия и торговая фактория, что вскоре привело к появлению здесь индейского поселения в котором проживало несколько объединившихся родов, получивших у французов общее название «жители порогов» (ЗаиНеигз), под которым оджибвеи были известны европейцам до начала XVIII в. Около 1680 г. начинается период расселения оджибвеев из Со-Сент-Мари, вызванного исчезновением пушного зверя в этом районе из-за хищнического отстрела. Пушной промысел к этому времени становится уже одним из главных источников существования индейцев, втянутых в торговлю мехами. В поисках пушного зверя часть оджибвеев двинулась на север, восток и запад от озера Гурон. К началу XIX в. образовалось четыре значительно различавшихся по культуре подразделения оджибвеев: северное, юго-восточное, юго-западное и степное.

Теннер большую часть своей жизни среди индейцев провел на стыке территорий двух групп – оджибвеев степных и юго-западных. Последние охотились на огромной территории в полосе смешанного леса и лесостепи? протянувшейся от озера Верхнего до реки Ред-Ривер. Освоение оджибвеями этой территории, ранее принадлежавшей дакотам, началось в конце XVII в. и носило мирный характер. Основывалось оно на союзе, заключенном между дакотами и оджибвеями для совместной охоты и торговли. Но с продвижением на запад европейских скупщиков пушнины, натравливавших дакотов на оджибвеев, мирные отношения между этими племенами были нарушены (около 1736 г.). Дальнейшее продвижение оджибвеев на юг и запад от озера Верхнего сопровождалось их непрерывной борьбой с дакотами за охотничьи угодья в районах лесных озер, реки Ред-Ривер и верховий Миссисипи. Оджибвеи вторгались в охотничьи угодья дакотов и оттесняли их на юг. В книге Теннера немало описаний военных походов оджибвеев и их столкновений с дакотами. Из сообщений Теннера явствует, что оджибвеев поддерживали племена кри, ассинибойнов и манданов. Но причиной войны между индейскими племенами, разжигавшейся скупщиками, была отнюдь не «врожденная кровожадность» индейцев, как пытаются это изобразить расисты, а борьба за средства существования, которых лишали их белые колонизаторы.

Деятельность скупщиков пушнины на Американском материке и их конкурентная борьба привела, как справедливо отмечает Джемс, к разорению и обнищанию коренных жителей. Индеец мог спастись от голодной смерти, только переселившись в другое, более богатое дичью место. Но там он сталкивался с другими племенами, уже до него охотившимися на тех землях. «Свободных» земель на материке Северной Америки в то время уже не было. «Но куда бы ни уходил индеец, – пишет Джемс, – за ним шел торговец, подобно тому как волки или канюки следуют за стадом бизонов».

Скупщики пушнины разжигали вражду между племенами, которая чрезвычайно распыляла и ослабляла силы индейцев. Разумеется, индейцы понимали это и всячески стремились, как видно и из повествования Теннера, к заключению перемирий, к установлению мирных отношений. Но колонизаторам это было невыгодно, и то одна, то другая из конкурирующих пушных компаний вновь и вновь провоцировала столкновения между индейцами.

Хотя пушной промысел был уже ведущей отраслью хозяйства оджибвеев, однако они не оставляли и своих древних занятий. Индейские женщины собирали весной сок сахарного клена, вываривали из него сахар, засевали небольшие участки кукурузой и собирали дикий рис, а мужчины ловили рыбу. Но и эти продукты нередко, как рассказывал Теннер, пропивались и попадали в руки скупщиков пушнины. Ведь даже продовольствием их в те времена обеспечивали индейцы.

В книге Теннера общественная жизнь оджибвеев рисуется еще на этапе первобытнообщинных отношений. Основной хозяйственной единицей был небольшой возглавлявшийся вожаком коллектив, сообща охотившийся в течение зимы на выбранной им территории. Коллектив этот состоял из нескольких большесемейных домохозяйств (костров). Так, Теннер рассказывает, например, что одну зиму их группа насчитывала «десять костров». Домохозяйство чаще всего состояло из сородичей жены охотника. Исключительно ценны сведения Теннера и о формах собственности у индейцев. Здесь нет еще и намека на наличие частной собственности на угодья, извечность которой пытаются приписать од-жибвеям некоторые этнографы США.

Охотничьи угодья распределялись между членами группы на определенный охотничий сезон, причем каждому домохозяйству отводился отдельный участок для промысла пушного зверя. Теннер сообщает, например, что, когда его семья присоединилась к охотничьей группе, состоявшей из оджибвеев и оттава, для охоты у Портидж-ла-Прейри на реке Ассинибойн, они оставили свои лодки и отправились в глубь страны для промысла бобров у маленьких речек. «Брату Ва-ме-гон-э-бью и мне индейцы отвели небольшой ручей, где водилось много бобров, и здесь, кроме нас, никто не мог промышлять». На бизонов, лосей и медведей разрешалось охотиться на любом участке в пределах кочевья данной группы, и мясо убитого зверя обычно делилось между всеми членами охотничьего коллектива. В индейской палатке мог поселиться любой пришелец и промышлять зверя вместе с охотниками из этой палатки, а если он был немощен, его кормили и одевали, как и других членов домохозяйства. Хотя в путном промысле преобладает индивидуальный труд, однако шкурки считались собственностью всего домохозяйства, а мясо потреблялось сообща, нередко несколькими домохозяйствами.

Но у Теннера мы находим также многочисленные описания коллективной охоты и коллективного распределения охотничьей добычи. Только взаимная поддержка помогала индейцам выжить. Закон гостеприимства считался у них еще обязательным. Если одна группа охотников голодала, а другая была обеспечена пищей, то первая присоединялась ко второй и запасы делились между всеми. Теннер с осуждением говорит, как об отступниках, о тех группах индейцев, которые, живя возле белых, были уже настолько заражены духом торгашества, что не хотели даром кормить голодающих соплеменников. Но такие отступники были еще исключением: обычай помогать друг другу в беде широко бытовал среди оджибвеев и их соседей во времена Теннера, и в его книге мы находим множество тому примеров. Все это, бесспорно, опровергает теорию изначального индивидуализма оджибвеев.

Описания Теннером ежегодных весенних переездов охотничьих коллективов в постоянные селения, где нередко на зиму оставляли детей и стариков, опровергают антиисторические концепции извечно кочевого быта индейских охотничьих племен. Вблизи таких селений находились участки для сбора кленового сока, рыболовные угодья, кукурузные поля, распределенные между домохозяйствами охотничьих коллективов. Во времена Теннера индейцы еще в основном сами изготовляли свою одежду из шкур и замши, но уже тогда входили в употребление фабричные ткани и одеяла.

Позднее, к концу XIX в., они совсем вытеснили кожаную одежду. Теннер упоминает, например, о ноговицах из ткани и чаще об одеялах (кусках ткани), которые использовались также как денежная единица. Интересны сообщения Теннера о том, как снабжали индейцы всем необходимым своих не имевших одежды собратьев. И в этом еще проявлялись принципы коллективизма, характерного для общества на стадии первобытнообщинного строя.

Жизнь Теннера среди оджибвеев окончилась в 1820 г. Как видно из рассказа, мысль о возвращении к белым родичам никогда не покидала Теннера, хотя и страшила его. И только в 1817 г. он принимает окончательное решение вернуться в родные места. Решение это было вызвано событиями второго десятилетия XIX в. К тому времени волна капиталистической колонизации начинала достигать далекого запада Северной Америки, дотоле считавшегося страной «диких» индейцев. Туда белые колонизаторы оттесняли одно индейское племя за другим, очищая индейские земли на востоке страны для капиталистического их освоения.

Все больше жадных до земли колонистов начало поселяться в районах реки Ред-Ривер и верховий Миссисипи. Границы охотничьих угодий индейцев сжимались, обострялась борьба за угодья между племенами. Жизнь индейцев непрерывно ухудшалась. Исчезала дичь, охота становилась все менее производительной, голодная смерть превратилась в обычное явление. Прибывавшие в страну белые искатели легкой наживы и «свободных» земель видели в индейцах лишь помеху своему благополучию и жестоко расправлялись с ними, следуя правилу «хорош только мертвый индеец». Все способы считались пригодными для истребления «этой отвратительной расы», как откровенно и бесстыдно называли индейцев «богобоязненные» и «человеколюбивые» американские «цивилизаторы». Уже тогда в отношении индейцев было использовано своеобразное бактериологическое оружие. По указанию генерала Амхерста индейцев снабжали одеялами и одеждой умерших от оспы людей. В книге Теннера описывается случай такого рода геноцида, заражения оспой целой группы индейцев из-за купленной ими у белых рубашки. Эпидемии оспы в середине XIX в., шедшие впереди американских войск и переселенцев, тысячами косили индейцев, почти наполовину сократив численность многих племен.

Методы насилия, грабежа и обмана аборигенов, на которых утверждалось буржуазное общество США, естественно, вызывало ненависть к белым, к этой расе «длинных ножей» – смертельных врагов индейцев. В этих условиях жизнь Теннера среди индейцев становилась все сложнее. Ему все чаще стали напоминать о том, что он «белый», чужак, пришедший из мира врагов индейцев. Теннеру грозили смертью за преступления белых.

В повествовании Теннера о последних годах его жизни среди индейцев довольно отчетливо прослеживаются и тяготы его существования в этот период и отчуждение от людей усыновившей его расы. Наконец осуществляется его мечта, он возвращается в «Штаты». Но США оказались не только негостеприимной, но даже враждебной Теннеру страной. Среди белых, даже среди своих родных, Теннер почувствовал себя еще большим чужаком. Не трудно представить себе, как тяжело было приспособиться к условиям капиталистического общества человеку, воспитанному в духе коллективизма и взаимопомощи. Теннеру такая попытка не удалась, и, прожив среди белых более 20 лет, он так и не стал настоящим «белым». Теннер не мог смириться с нормами капиталистического общества, которое, по словам Маркса, не оставило «между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного „чистогана“[13 - К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., изд. 2-е, т. 4, стр. 426.]. О том, что Теннеру пришлось жить именно среди таких людей, говорят следующие слова Джемса: «Достойно сожаления, – писал он, – что, находясь среди нас, Теннер постоянно сталкивается с людьми, которые настолько утратили чувство элементарной честности, что сознательно используют его незнание обычаев цивилизованного общества в корыстных целях».

Если среди индейцев у Теннера были враги, считавшие его белым, то в обществе янки он слыл за «настоящего индейца» и соответственно испытывал на себе всю глубину презрения и ненависти белых к «краснокожим». От Теннера отказались даже его родные, и он поселился сначала ненадолго в Маккинаке, а затем в Со-Сент-Мари. В то время это были два из многих опорных пограничных пунктов американской колонизации материка и покорения индейцев. Главную роль в такого рода поселках играли правительственные агенты по делам индейцев. Их целью был «мирный» захват индейских земель путем заключения с отдельными племенами так называемых «договоров». До 1871 г. правительство США наряду с открытым насилием широко применяло практику заключения «договоров» с отдельными племенами и группами индейцев. Согласно этим договорам, справедливо названным в предисловии Джемса издевательскими, индейские земли переходили в распоряжение правительства США.

Свыше 4 тысяч такого рода «договоров» заключило правительство США, что позволило ему захватить большую часть материка. Индейцев же «обезвреживали», поселяя их в своеобразные концентрационные лагеря, так называемые резервации, где жизнь их находилась под строгим контролем сначала армейских частей, а затем правительственных агентов и суперинтендантов. Со временем эти резервации превратились в своеобразные индейские гетто и сохранились в США до наших дней. Они, по словам одного из американских ученых, «очень похожи на заповедники для зверей на общественных землях»[14 - С. Еmbrу, America’s concentration camps: the facts about our Indian reservations, New York, 1956, p. 137.]

Во второй половине XIX в. индейцы были объявлены неполноценной «зависимой нацией», состоящей под опекой государства. Однако правительственная «опека» содействовала лишь дальнейшему ограблению индейцев, узаконивая их расовую дискриминацию. Она привела к тому, что отведенные индейцам резервационные земли и таящиеся в них естественные богатства, эксплуатируются в настоящее время белыми дельцами, которые всячески стремятся завладеть такими лакомыми кусочками. Этому всячески содействует правительство США, разбазаривая за бесценок земли индейцев. Правительственная «опека» привела индейцев к разорению и нищете; она держит их в экономическом и социальном рабстве и невежестве. Уже один тот факт, что около 85% индейского населения США в середине XX в. неграмотно, служит яркой тому иллюстрацией.

В течение 30 лет после возвращения Теннера в мир «белых» были таким же образом экспроприированы и земли оджибвеев. Отведенные им резервации разбросаны сейчас в виде маленьких поселков вдоль границы между США и Канадой. Резервации положили конец охотничьему быту оджибвеев и их развитию как своеобразной этнической группы. Для них, как и для других индейских племен, с этого начался период болезненной ломки старого жизненного уклада и вымирания от недоедания, болезней, антисанитарных условий в резервациях, период приспособления к жизни в капиталистическом обществе осколков некогда многочисленного племени на положении угнетаемого и дискредитируемого «подопечного» национального меньшинства, во всем подчиненного власти агентов по делам индейцев, этих непосредственных проводников колонизаторской политики США.

Для ведения дел и переговоров с индейцами правительственные агенты пользовались услугами переводчиков, чаще всего из метисного населения. В качестве такого переводчика был использован и Джон Теннер по его возвращении в Штаты. Однако его служба на этой должности была непродолжительной. Уход Теннера с работы, видимо, можно объяснить так: поняв нечестные приемы агентов в отношении индейцев, он не захотел быть пособником в ограблении и обмане людей, некогда его усыновивших.

Теннер не захотел больше работать на белых, быть объектом их обмана и эксплуатации. Все белые казались ему врагами. И он замкнулся в себе, обособился от окружающих. Почти два десятка лет прожил Теннер чуждым окружавшему ему обществу изгоем, «белым индейцем», которого презирали и боялись, приписывая ему все бедствия, постигавшие селение.

Последние годы своей жизни Теннер провел в жалкой лачуге на далекой окраине Со-Сент-Мари, в полном одиночестве и невероятной нищете.
1 2 3 4 5 ... 25 >>
На страницу:
1 из 25