Любовь по алгоритму. Как Tinder диктует, с кем нам спать

* * *

Я больше не чувствую себя изгоем в спортзале, ведь теперь мои розовые кроссовки сочетаются с топом. Между занятиями я открываю приложение и вспоминаю свой первый приход сюда даже с некоторой жалостью.

Однажды в пятницу днем я снова здесь, сижу на лестнице, рядом – бутылка воды, я переписываюсь с четырьмя, пятью, шестью мужчинами одновременно. Ни одного из них я сегодня не вспомню. Я чувствую себя сильной, чувствую, что веду игру. Мне кажется, будто я стала одной из тех женщин, чьи истории девчонкой читала в мамином Elle. «Клоэ, 31 год, пресс-секретарь», которая «с улыбкой говорит, что у нее нет времени на любовь, залетая в офис со стаканчиком тыквенного латте в руке». Одной из тех тридцатилетних девушек из песен Венсана Делерма, которые я слушала в семнадцать лет.

С первого же дня в Tinder я перестала чувствовать себя неудачницей в любви. В своих последних отношениях я вечно боролась, боялась, ждала, ревновала, а потом чувствовала себя виноватой за эту ревность. С парнем, который был до этого, – то же самое. Сколько себя помню, я всегда была не на той стороне баррикад. Теперь же я чувствую, что все козыри – у меня, что я веду игру, что я вроде альфа-самки, волчицы во главе стаи. Что я уже не та, кто с дрожью ждет ответов на сообщения, не та, кто бегает за парнями. Наконец-то я освободилась от этих гигантских кальмаров…

«Ты принадлежишь к тому 1 % красавиц, которые получают все, что захотят», – пишет мне какой-то мужчина, и что самое ужасное – мне это нравится. Теперь я заняла выгодную позицию в этой иерархии, описанной в «Расширении пространства борьбы» Уэльбека.

Мои труды в спортзале дали свои плоды, я выгляжу круто, как никогда. К весне я осуществляю одно из своих главных желаний – покупаю джинсы-скинни 42-го размера. Светло-голубые джинсы от Zara, которые я буду носить, даже когда они станут мне маловаты. Для многих девушек размер джинсов – всего лишь цифра, но для меня это был священный Грааль. Когда я выходила из магазина, на глаза навернулись слезы. Похожие эмоции я испытывала после получения аттестата и водительских прав, поступления в престижный университет и публикации первой статьи. И мне кажется, это нормально.

Речь тут не об удовольствии от тренировок, пройденного марафона, преодоления себя или еще чего-то в этом роде. Нет и еще раз нет. В тот день я заплакала от счастья, потому что моя пятая точка наконец достигла официально признанного стандарта красивой задницы. Я всегда была толстушкой, а теперь как будто отомстила всем тем дебилам с уроков физкультуры.

Я совершенно не отдаю себе отчет в том, что дело не в мести, я всего лишь присоединилась к их когорте и стала сама себя оскорблять. Себя из недавнего прошлого, когда я носила 46-й размер, – ту себя, к которой я, несомненно, скоро вернусь. Я оскорбляю всех женщин больше 42-го размера, поскольку чувствую свое превосходство над ними. Если честно – да, я злорадствую.

Я плачу от радости, хотя это скорее капитуляция. Я только что признала, что готова тратить деньги, время и силы, чтобы соответствовать чьим-то нормам. Радуясь, что мое тело стало влезать в нужный размер одежды, я совершенно забываю, что это вещи должны мне подходить, а не наоборот. Лишь позже я пойму, что в этот момент я совершенно не уважала саму себя. Я – жертва сексуального капитализма и послушный щенок патриархата, спешащий выставить напоказ свой конформизм, виляя хвостом. И меня это больше не волнует, ведь, пока я барахталась в собственном величии, как поросенок в грязи, мой мозг совершенно атрофировался.

Но очень скоро я спущусь с небес на землю.

Глава 2

Секретная оценка

В офисе Figaro.fr, где я работала в течение трех лет, редколлегия начинается в 8:45. Прихожу чуть пораньше, чтобы почитать новости – я решила полистать американские новостные сайты в надежде выудить что-то интересное и предложить на летучке. Никаких идей. Но тут мое внимание привлекает одна статья на сайте Fast Company – это деловой журнал вроде Capital.

«Я выяснил свой тайный рейтинг востребованности в Tinder и жалею об этом»[6 - I Found Out my Secret Internal Desirability Score and Now I Wish I Hadn’t [онлайн], FastCompany.com, 11 января 2016 года.]. Остин Карр, автор материала, встретился с Шоном Рэдом, одним из основателей и генеральным директором Tinder, чтобы написать его профайл. Журналист узнал о существовании системы внутренней классификации пользователей Tinder за ужином, во время которого Рэдд похвастался, что его рейтинг выше, чем у других.

Оказалось, что каждый пользователь Tinder получает оценку в соответствии с его уровнем востребованности. Что? Я знала, что Uber выставляет оценки пассажирам, и мы с друзьями часто ради забавы сравниваем свои рейтинги. Неужели Tinder тоже?

«Это не оценка внешней привлекательности, – объясняет Шон Рэд в статье. – Речь идет не о подсчете того, сколько раз вас свайпнули вправо или влево. Это очень сложная система, вычисляющая степень востребованности профиля. Мы потратили два с половиной месяца на разработку алгоритма, ведь во внимание надо принять огромное количество факторов».

Итак, каждому пользователю присваивается оценка по рейтингу Эло – это термин из мира шахмат, где именно с помощью него игроков распределяют в мировой классификации. Рейтинг Эло – часть особого раздела математики, теории игр. Она изучает и пытается спрогнозировать выбор человека в каком-либо взаимодействии.

Рейтинг был придуман в начале ХХ века Арпадом Эло, американцем венгерского происхождения, любителем шахмат и профессором физики. С тех пор система стала основой для множества классификаций не только в соревнованиях по игре в скрэббл или нарды, но и в спорте. В июне 2018 года FIFA даже заявила, что перейдет на рейтинг Эло для оценки игроков.

Рейтинг Эло – это коэффициент, присваиваемый каждому игроку в зависимости от предыдущих успехов в определенной области. Например, футболист зарабатывает очки, когда забивает голы или выигрывает матчи. Но поскольку обыграть мюнхенскую «Баварию» сложнее, чем «Генгам», за каждый выигранный матч присуждается разное количество баллов. Чем сложнее игра, тем больше очков! Та же логика сработает, если вы проиграете противнику слабее.

«Если в игре World of Warcraft вы сражаетесь с сильным противником, то в конце битвы получите больше очков, чем если бы победили кого-то слабее», – поясняет в статье Fast Company продакт-менеджер Tinder. В приложении это работает так же: каждый раз, когда кому-то попадается ваш профиль, разыгрывается мини-турнир вроде шахматной партии или футбольного матча.

Вот как объясняет этот процесс менеджер: когда ваш профиль выпадает другому человеку, вы будто соревнуетесь с кем-то еще. Если против вас «игрок» с высоким коэффициентом и он вас лайкает – вы получаете очки. Если у него низкий рейтинг и он смахивает вас влево – очки снимаются.

Дочитав статью до этого места, я уже пришла в бешенство. В какой момент регистрации в Tinder нас предупреждают, что мы будем соревноваться? Как высчитывается изначальный коэффициент? Чем эта система выгодна пользователям? Почему у нас нет доступа к собственной оценке?

Продолжение статьи меня окончательно добило. После беседы с Шоном Рэдом, который «дразнил» его весь вечер, журналист направился в офис Tinder, чтобы узнать наконец свою оценку. Ни разу он не задался вопросом законности и справедливости подобных классификаций. В каждом слове статьи чувствуется намек на то, что Кремниевая долина – это закрытый клуб, куда нам, простым пользователям, ни за что не попасть. И для членов этого клуба шутить за ужином, прямо перед обсуждением скрытой от пользователей информации – обычное дело. Затем Остин Карр встретился с командой дата-аналитиков и задал им один вопрос: «Ранит ли мое самолюбие информация, которой вы со мной сейчас поделитесь?»

И все? Неужели ему больше нечего у них спросить? Как оцениваются профили? Зачем? Где хранятся данные? Кому они принадлежат? Продаете ли вы их рекламодателям? Я уверена, что список пользовательниц был бы очень интересен косметическим компаниям, сетевым фитнес-клубам и даже другим сайтам знакомств, которые смогли бы запустить для них таргетированную рекламу под лозунгом «Устала от Tinder?».

Иду на редколлегию. Ничего не слушаю и не предлагаю никаких тем, чувствую себя виноватой. Но никак не могу отделаться от этой истории с оценкой. Беру телефон и потихоньку продолжаю читать статью.

«Ты точно хочешь знать? Я бы не был так уверен… – отвечает ему Солли-Нолан из команды аналитиков. – Доступ к личной информации не такой уж пустяк. Ты узнаешь, сколько людей свайпнули твой профиль вправо, а сколько – влево».

В итоге мы узнаем оценку Остина Карра – 946, это «средний балл». Но мы толком не понимаем, чему соответствует эта цифра. 946 из скольки? По какой шкале? Если оценка меняется каждый раз, когда профиль попадается на глаза другому пользователю, то сколько раз в день, в час, в минуту или даже в секунду она обновляется? Вопросы так и остаются без ответов: статья построена вокруг эго автора, который пожалел, что узнал свою оценку, и этот опыт его жутко расстроил.

Интересно, как бы себя повела в такой ситуации журналистка, женщина? Разве мы не привыкли к тому, что все вокруг оценивают нашу внешность? Согласно исследованию Северо-Техасского университета, дейтинг-приложения вроде Tinder задевают мужское эго, ставя сильный пол в «положение женщины»[7 - Love Me Tinder: Body Image and Psychosocial Functioning Among Men and Women, 21 июня 2017 года, Jessica Str?bel, PhD, of the University of North Texas, with Trent Petrie, PhD, also of the University of North Texas.]. «Мужчины вдруг оказываются в ситуации, с которой женщины сталкиваются постоянно. Их оценивают и судят исключительно по внешнему виду», – объясняют исследователи. Женщины, в свою очередь, давно усвоили недостижимость канонов красоты, поэтому годами страдают от заниженной самооценки и склонны к самообъективизации.

Я отлично помню свой первый опыт самообъективизации. Мне было 15 лет. Подруга Зоэ, с которой мы дружим с четвертого класса, написала мне письмо. Разъезжаясь на каникулы, мы всегда писали друг другу длинные письма розовыми, зелеными и синими ручками на тетрадных листах, меняя цвет чернил по ходу рассказа. Я всегда слегка завидовала (да и сейчас завидую) красоте и уверенности Зоэ.

Я на лыжном курорте. Жду родителей в машине, они отошли в магазин. Ну и хорошо, можно пока почитать последнее письмо Зоэ под светом витрин магазинчиков этой деревеньки, расположенной на склоне горы. В машине все еще тепло, хотя за окном минусовая температура. Я слышу запах холода, проникающего в салон сквозь щели. Скоро с дыханием изо рта начнет выходить пар, хоть я и не на улице. Я постоянно улыбаюсь, ведь мне недавно сняли брекеты, и я «очень горжусь своими новыми зубами».

Беру заледеневший мандарин, который весь день пролежал в машине, с трудом чищу его. Мерзлый фрукт нагревается в руках, мне удается отломить кусочек. Дольки тают во рту, пока я читаю письмо.

Я уже забыла, о чем шла речь в остальном письме, но Зоэ рассказывала, как гуляла в парке с Тристаном[8 - Имя изменено.], нашим одноклассником. Тристан раздавал оценки девчонкам из нашей компании – вот что я никогда не забуду. Помню округлый почерк Зоэ, абзац был написан зелеными чернилами, у нее был специальный прозрачный пенал для этих ручек с разными запахами. Зеленая, кажется, пахла яблоком. Зоэ поставили 9,5. Она всю жизнь была девчонкой на 9,5. Я даже почти обрадовалась… Нет, давайте начистоту. Прости, моя бедная Зоэ, я действительно очень обрадовалась, когда много лет спустя ты сообщила мне, что беременна, ведь наконец твоя фигура должна была измениться. Я дочитала оценки всех девочек из нашей компании. До сих пор помню, как меня ранил тот факт, что я получила худшую – 5 из 10. «Какого черта? И это несмотря на мои проклятые новые зубы?» – подумала я. «Тристан сказал: поставим ей средний балл, потому что она очень милая! Но немного толстовата», – потрудилась передать подробности Зоэ.

Я ненавидела ее за то, что она нашла время, чтобы записать комментарий Тристана, запомнить каждое слово, каждое существительное, прилагательное и наречие. «Немного» – это он сказал или она добавила из угрызений совести? Мозг закипает от того, как сильно мне хотелось возразить и Зоэ, и Тристану. Я не знаю, с чего начать, не знаю, что кричать. Но крик сковывает железная уверенность в том, что я сама виновата в своих несчастьях. Где-то в глубине интуиция подсказывает, что нанесенное мне оскорбление несправедливо, но вместо того, чтобы это признать, я позволяю унижению поглотить меня. Оно шепчет, что я сама во всем виновата, оно поворачивает мой же гнев против меня: я слишком толстая, я недисциплинированная, у меня нет силы воли, никто не полюбит такую толстуху, как я.

Такие приступы гнева стали для меня привычными, я испытывала их десятки, сотни раз. Самый ранний, насколько я помню, случился со мной в возрасте семи или восьми лет. По дороге в школу я пыталась понять, действительно ли мои бедра стали сильнее тереться друг об друга при ходьбе, чем вчера. Я наблюдала за тем, как протирается ткань моих лосин в цветочек, смотрела на других девочек и гадала – а у них так же?

Тем утром, вернувшись с редколлегии, я делаю то же самое: исследую движения бедер, рассматриваю, протерта ли ткань, трясется ли жирок?

Ведь в глубине души я, как и Остин Карр, мечтаю о высокой оценке. Зачем она мне? Чтобы отыграться за прошлое? Чтобы потешить эго? Во мне бурлят противоречивые эмоции. С одной стороны, я хочу быть Зоэ, официально признанной красоткой, которой ставят 9,5 из 10. С другой – меня бесит сам факт того, что нас оценивают и объективизируют, словно вещи. Эти мысли скрежещут в моей голове, два порыва вступают в непримиримую борьбу.

Но они, будто кремни, которые дают искру от соприкосновения, высвобождают во мне вулканическую энергию. Мне просто необходимо больше информации. Даже если бы я не была журналисткой, мною бы овладело непреодолимое желание как можно больше разузнать об этой системе оценок. Само ее существование задело меня за живое. Да, я хочу быть красивой, но не слишком переживать на этот счет; хочу быть соблазнительной, но чтобы при этом меня воспринимали как личность, а не объект. Все эти страхи и тревоги между фривольностью и феминизмом разгорелись во мне с новой силой. Я хочу выяснить свою оценку и понять, как работает самое успешное приложение App Store с оборотом 800 миллионов долларов в 2018 году.

Tinder теперь не публикует общее количество своих пользователей[9 - Tinder сообщает только о количестве пользователей с платной подпиской. Их 4,1 миллиона по состоянию на конец 2018 года.]. В конце 2015 года речь шла о 60 миллионах подписчиков. То есть о 60 миллионах секретных оценок. Страшно даже подумать, как это выглядит. Мне представляется бесконечная таблица Excel, заполненная мелким шрифтом, где содержатся имена всех пользователей на десятках языков в первом столбце, а в соседнем – оценка. Или, например, виртуальный рынок, наподобие Уолл-стрит, где можно в режиме реального времени наблюдать, как меняются котировки предприятий, но вместо фирм здесь представлены 60 миллионов фотографий из Tinder, а рядом трехзначное число, которое постоянно меняется. Среди них затерялась и моя фотография с синим шарфом у входа в Тейт Модерн. Интересно, с какой оценкой?

Глава 3

Поторопись

Начинать расследование – скучная и неблагодарная работа, которую никогда не показывают в сериалах и фильмах про журналистов. Никаких вам тайных ночных встреч и передач заветных флешек на подземных парковках.

Нет, ничего подобного.

Это больше похоже на работу торгового представителя – ведь надо отправлять десятки, сотни мейлов. В продюсерских конторах, выпускающих передачи вроде «Специального корреспондента», работают десятки «следователей». Часто это молодые, только выпустившиеся журналисты, которые выполняют всю черновую работу перед тем, как в бой вступят их более опытные коллеги. Они связываются со всеми, кто так или иначе имеет отношение к объекту их изучения, беседуют с журналистами, которые хотя бы кратко писали на схожую тему, в поисках зацепок. И ради одной такой стоящей зацепки порой приходится опросить десятки людей.

На телевидении все не так просто. Среди согласившихся пообщаться респондентов нужно отобрать тех, кто хорошо смотрится на экране, выглядит достаточно презентабельно и умеет складно излагать свои мысли. Я отлично знаю, как это работает, ведь сама была следователем-фиксером в американской продакшн-компании. Фиксер – это человек, который помогает иностранным журналистам работать в своей стране.

За меня, естественно, никто не будет проводить предварительное расследование. Я наливаю кофе, сажусь за кухонный стол прямо в пижаме и составляю список того, что надо сделать перед началом расследования. Я только что уволилась из Figaro, так что теперь работаю из дома. Это была отличная работа, но она стала мне надоедать. К тому же хотелось бы строить карьеру в издании, более подходящем мне по духу. Так что я перешла на фриланс и поклялась работать только над теми сюжетами, которые мне действительно интересны. Например, над оценкой в Tinder!

Я должна связаться со CNIL[10 - Commission nationale de l’informatique et des libertеs – Национальная комиссия по вопросам информационных прав и свобод Франции. – Прим. ред.], французским государственным органом по защите персональных данных, чтобы узнать, как получить доступ к информации в Tinder, имеющей отношение ко мне лично. Я также обращаюсь в потребительские общества, к адвокату, к активистам по защите прав в цифровом пространстве… Забрасываю десятки удочек, как рыбак, и только потом буду разбирать улов. Разумеется, я пишу в Tinder. Но нет никакой гарантии, что в конце концов мне удастся выяснить свою оценку.

Я сочинила письмо-шаблон, которое персонализирую для каждого адресата. Например, обращаясь к эксперту, всегда важно добавить пару слов о том, почему вы решили написать именно ему, и заодно показать свою осведомленность в его работе. Нотка лести никогда не повредит. Раньше я на такое не решалась, думала, что это «слишком», но потом заметила, что куда чаще люди отвечают на письма, в которых были фразы вроде «для нас будет честью представить читателям вашу экспертизу». Важно заранее уточнить, чего вы ждете от собеседника, либо дать ему несколько вариантов. Обычно я формулирую предложение примерно так: «Для начала мы могли бы поговорить неформально, не для публикации, прежде чем обсуждать ваше возможное участие в проекте». «Обсуждать», «возможное» – нужно оставить собеседнику место для маневра, уверить его, что речь пока не идет ни о каких обязательствах и его никто не торопит.

Впрочем, я так пишу, словно нашла волшебный рецепт успеха, но на самом деле мне пока все отказывают. CNIL не отвечает. Представители ICO[11 - Information Commissioner’s Office – Британская информационная комиссия. – Прим. ред.], британского государственного органа, отвечающего за защиту персональных данных, ответили, что не смогут мне помочь. Tinder – американская компания, а значит, мой вопрос находится вне их юрисдикции. Я обратилась в несколько французских ассоциаций по защите прав потребителей, но все они ответили одно и то же: ничем не можем вам помочь, поскольку вы используете американский продукт. Создается впечатление, что законы максимально далеки от реальности. Получается, чтобы мои права уважали, мне придется пользоваться только французскими приложениями для знакомств?

Чувствую себя шизофреничкой. Даже в перерывах между отправкой писем, связанных с расследованием, я хватаюсь за телефон, чтобы проверить Tinder. Я пользуюсь приложением уже полтора года и открываю его как минимум раз в день. В метро, когда смотрю телевизор или просто валяюсь в кровати. Может быть, стоит полностью от него отстраниться? Не будет ли лучше для этой работы, если я выйду из контекста выбранной темы? Вряд ли.

На самом деле я просто не могу остановиться. Tinder стал частью моей ежедневной рутины, как чистка зубов или утренний кофе. Открываю приложение, вижу кучу новых мэтчей, радуюсь, закрываю. Перевариваю.