Хозяйка Серых земель. Капкан на волкодлака

– Манжеты узкие… на запонках… кстати, запонки подбери, небось не дешевые… и главное, что на месте, и запонки, и манжеты целые… и мундир твой… а в тот раз, когда тебе обернуться случилось, от одежды одни лохмотья остались.

Лихослав, склонившись к самой земле, перебирал травинки.

– Значит, ты не оборачивался…

– Или оборачивался, но не полностью…

– Руки все одно изменились бы… а рубашка целая… нет, Лишек, ты не оборачивался… и отсюда вопрос. Как ты эту лошадь убил?

– Загрыз? – без особой, впрочем, уверенности, предположил Лихослав.

– Загрыз… зубами и в горло… очень по-волкодлачьи.

– Издеваешься?

– Пытаюсь представить.

Себастьян сцепил за спиной большие пальцы.

– Темная-темная ночь… зловещая такая… хотя нет, луна же ж светит… Как там писала одна моя знакомая, зыбкий ея свет проникает сквозь… в общем сквозь куда-то там да проникает. И князь-волкодлак на цыпочках крадется к лошади.

– Почему на цыпочках?

Лихослав аж приподнялся.

– Для полноты образа и пущей зловещести.

– Я в сапогах!

– Это твои проблемы. В сапогах аль нет, но злодей обязан красться на цыпочках… а вообще, дорогой мой братец, я что-то в этой жизни упустил или ныне принято на семейные ужины по форме являться?

– Отец просил.

– Интересно… – Себастьян принялся расхаживать, притом что шаги он делал неестественно широкие, от бедра. Дойдя до угла конюшни, он развернулся. – И чем мотивировал? Любовью к форме?

– Почти. – Лихо сумел улыбнуться, пусть улыбка и вышла кривоватой. – Сказал, что ему приятно будет осознавать, что…

– Ясно, – махнул рукой Себ. – Итак… в сапогах и на цыпочках ты крадешься к конюшне… Кстати, Яцек ушел, а куда подевался Велеслав?

– Ты у меня спрашиваешь?

– Я думаю.

– Как-то ты громко думаешь. – Лихо все-таки нашел запонку, которую подбросил на ладони.

– Как уж получается… Допустим, он не захотел вести тебя в дом… И почему к лошадям? Бочка-то у левой конюшни стоит… и логичней, проще отвести тебя туда. Дать отсидеться, отойти… а он потащил к конюшням…

– А если так и было? Если он меня оставил…

– Ага, ненадолго. Сам отошел по великой надобности… карты стыли. Или коньяк… и вообще, не его это забота – тебя сторожить… Лихо, да очнись ты уже! Велеслав тебя тихо ненавидит. Он все ждал, когда ж ты уйдешь к богам, а ты, паскудина этакая, не ушел, а вернуться соизволил… и венец отцовский из-под носу увел… Не жди от него добра!

Наверное, Себастьян был прав.

Скорее всего, Себастьян был прав.

И сквозь туман в голове, густой, сероватый, характерного жемчужного отлива, какой бывает только над клятыми болотами, Лихо эту правоту осознавал.

Но просто взять и поверить…

Нет, с Велеславом никогда-то не получалось особой дружбы. Приятельствовали – это да… и письма он писал длинные, в которых делился всем…

…жаловался.

…в основном на то, что денег нет, а каков улан без родительского золочения? И смеются над ним… и выслужиться не дают.

В тумане думалось тяжко, и сами мысли, им рожденные, были гнилыми, а потому Лихо оставил их. Лучше Беса послушает… Бес небось знает, о чем говорит.

– Ладно, оставил он тебя на сеновале и ушел… а тебе вдруг захотелось крови. Да так вперло, что прям невмоготу было ждать… и вышел ты, обуянный этою жаждой, из тьмы во лунный свет…

– Бес!

– Что?

– А ты не мог бы… ну, нормально говорить?

– Это как? – поинтересовался Себастьян и голову набок склонил, черные глаза блеснули, точь-в-точь как у того ворона, что повадился к дому летать.

Ворон садился на окно спальни и сидел смирнехонько, всем видом своим показывая, что вовсе не желает беспокоить занятых людей, что он, ворон, птица разумная, с пониманием, не чета суматошным галкам или, простите боги, воронам… и лишь когда люди сами вставали, он приветствовал их вежливым стуком в окно.

Евдокия держала на подоконнике плошку с кусками вяленого мяса. И ворон принимал эти куски из рук, аккуратно, точно зная, что клюв его остер и опасен, а Евдокиины пальцы тонки.

– Не знаю… без этого… твоего…

Ворон кланялся. И улыбался, хоть бы и казалось, что на улыбку вороны не способны… А если и эта птица неспроста появилась? А и вправду, откуда бы ворону в городе взяться?

Ведьмакова птица.

Или колдовкина.

На Серых землях вороны селились стаями. И стоило их потревожить, поднимались на крыло. Молча… и небо, низкое, свинцовое, полнили медлительные тени.

Вороны кружили. Порой спускались низко, будто дразнясь, норовя мазнуть крылом по конской голове… или, зависнув на мгновение, раззявить клюв, и тогда становился виден тонкий птичий язык, весьма похожий на червя…

– Без этого, как ты выразился, моего жизнь, дорогой братец, сделается вовсе невыносима. – Себастьян погладил бугристую стену. – Потому продолжим… Ты у нас там крадешься… крадешься…

– На цыпочках.

– А то… зловеще позвякивая шпорами.