– И делали… тоже слабо представляю что. Уколы какие-то. Потом машина еще была. Вроде ящика. Я внутри, а снаружи гудит, гремит что-то. И становится неуютно.
Я поежилась.
До сих пор не люблю замкнутых пространств. Нет, не боюсь. Просто не люблю.
– Еще учили. Тоже быстро. И узконаправленно. Чувствовать магию. Видеть след. На той стороне. Даже самый слабый…
И я училась.
Старалась. Казалось, что еще немного, и… и что-то изменится.
– Тогда по ощущениям вечность прошла. А на самом деле – два месяца. Экспресс-подготовка…
– У меня три, но да… схоже… – Он потер голову. – Эта машина – концентратор. Она собирает энергию и создает поле высокой напряженности. В таком способности получают толчок к развитию, хотя да, это весьма… неприятно. И где-то даже болезненно.
А то и летально.
Я знаю.
Я ж не слепая. Нас было с полсотни. А потом… потом становилось меньше. Назад вовсе повезли десятка два, хотя инструктор потом долго и муторно объяснял, что технология новая, а потому процент неудач высок. Но все пострадавшие были предупреждены.
Подписывали бумаги.
Я тоже подписывала, правда, не особо вчитываясь.
– Ну и вот… меня определили. Меня и Мрака. Приписали к магу. И мы пошли охотиться…
– Удачно? – У Бекшеева кривоватая улыбка.
И главное, видно, что эта кривизна – она не специально, что просто лицо его все-таки асимметрично.
При инсультах бывает.
– О да. – Я оскалилась. – Знаешь… даже сейчас… если бы все и снова, то… если бы даже зная наперед, чем придется платить… – Под сердцем колыхнулось старое море боли. – Я бы снова поступила так же. Потому что… потому что это было правильно.
И по глазам вижу – понял.
И я тоже поняла. У него своя цена. И свой выбор. И менять его он тоже не станет.
Наверное, это заслуживает уважения.
Глава 10. Фортуна
«…с уверенностью можно сказать, что грандиозный проект близится к завершению. И весьма скоро человечество смело ступит в новую эпоху – эпоху великих космических открытий. Пусть даже начнется она с малого шага – запуска первого искусственного спутника, но и это…»
«Вестник», 1956 г.
Когда ты дурак, то это надолго.
Так любил говорить князь Вахрустин, еще добавляя, что дураку дар не на пользу. И при этом он имел обыкновение хмуриться, седые брови сходились над переносицей, и казалось, что говорит князь именно про тебя. А еще взгляд его, пронизывающий…
Вспоминал об учебке Бекшеев редко. Просто… кому оно интересно? Да и гриф секретности до сих пор не снят.
ȅ
Ну да, сосредоточившись, он бы мог вытащить много. Место. Имена людей. Других, кроме князя. Тот-то имени не скрывал. Старейший маг-аналитик, который явно не одобрял происходящего, но понимал нужность. Как и цену.
Первым сорвался Тимка. Тимофей Салыгин. Неплохой веселый парень, который подавал надежды. И потому странно было видеть, как ушла его веселость. Как сменилась какой-то непередаваемою словами меланхолией. Он сделался неразговорчив и сосредоточен.
А потом, на очередном сеансе, воткнул себе ручку в висок.
И князь тогда злился. Кричал, позабывши о том, что его могут услышать. Про дозы, завышенные вдвое, про сверхнагрузки, про… бессмысленную трату материала.
Это врезалось. Что не Тимка – материал. Ценный. Очень.
И нагрузки действительно снизились.
Бекшеев закрыл глаза, перед которыми заплясала разноцветная мошкара.
Ему, если подумать, повезло. Способности были, это да. У кого их нет? Но средненькие. И старался он. Нет, старался, конечно, потому как дело чести и Влад пропал. Только не так сильно, как остальные. Может, поэтому и сумел выдержать?
И с даром совладал.
И был удостоен того самого, мрачного:
– Гляди, не подведи…
Вахрустин остался там, не безымянной базе, среди людей, чьи лица стерлись из памяти, и наверняка не сами собой. Но… плевать.
Оно того и вправду стоило.
Додумать не позволили, дверь открылась, и матушка, войдя на кухню, сказала:
– Я тоже не откажусь от чаю. Молодой человек, будьте столь любезны, помойте руки. И присоединяйтесь. Благодарю за помощь…
Чайник она поставила сама.
И кружки достала, тоже не фарфоровые, потому как здесь и сейчас фарфор совершенно точно не подошел бы. Тихоня, устроившись на другом конце стола, сгорбился, обняв кружку ладонями.
Огромные.
И ногти квадратные. Еще одна деталь.
Главное – не увидеть, главное – научиться перестать видеть…
Бекшеев вот, выходит, так и не научился.
Все молчали.