Русалки

– Да не кипятись ты, – поёжилась Соня. – Он разберётся во всем, вот приедет и всё расскажет. Он тебя, наверное, будить не хотел.

– Дай мне его номер, пожалуйста, – попросил я.

Соня вернулась с большим сиреневым смартфоном. В списке контактов отыскала номер мужа, продиктовала мне и выдавила:

– Ты зайдёшь? Мне холодно.

– Нет, я пойду, спасибо.

Я вышел за калитку и побрёл к пригорку, на котором обитала связь.

Телефон Алексея «был выключен или находился вне зоны действия сети».

– Вот невезение, – выдохнул я. – Побыстрее бы отсюда уехать.

Вдруг Honor неожиданно ожил – на экране высветился звонок с незнакомого номера.

– Лёха, привет! Ты что совсем? – выкрикнул я в трубку, пребывая в полной уверенности, что звонит Сонин муж. – Почему не взял меня?

В трубке послышался скрипучий хриплый смешок:

– Здравствуйте, мой дорогой Иван Николаевич, мне сказали, Вы искали меня?

Я не поверил своим ушам. Это был Ефим – собственной персоной.

– Здравствуйте, – буркнул я и решил сразу приступить к делу. – Да, я звонил Вам, но почему-то ответила мне незнакомая барышня, которая утверждала, что не знает Вас.

Ефим опять засмеялся.

– Дудки! Знает и прекрасно. Трубку взяла моя… Так сказать, любимая женщина. Просто мы поссорились в тот день, и вот вам расплата.

– Очень всё это странно, – пробубнил я почти про себя, вспоминая раздосадованный женский голос в трубке, так явно мне кого-то напоминавший.

– Ну что, Иван Николаевич? Вы видели картину? Что Вы думаете о ней?

– Я думаю, что это грамотная подделка под Крамского. Конечно, без экспертизы делать стопроцентные выводы сложно, но я почти уверен. Да. Уверен.

Я совсем в этом не был уверен. Многое указывало на авторство Крамского. Ефим, кажется, тоже задумался.

– Значит, копия… – вздохнул он. – Жаль, очень жаль. Мне она понравилась.

Тут на меня накатил очередной приступ ярости и злости:

– Ефим Александрович, я всё понимаю, но вот не понимаю одного – зачем Вы усложнили мне задачу? Не сказали название картины, хотя явно знали его. Почему сразу не показали её фотографию? Вы вполне могли попросить об услуге Соню – у них в доме есть интернет. Могли вообще предупредить, кто хозяин полотна. Я выглядел дураком в глазах Дмитрия и Есении. Да и, в конце концов, что за бред Вы несли про русалок, церковь и выбор, когда звонили в последний раз?

– Иван, Иван… – пропел Третьяков. – Вы так горячи, темпераментны, настойчивы. Почему я не сказал про название и всё остальное? Имеет ли это какой-то смысл в нашей с Вами работе? Я просил Вас лишь об одной услуге: не задавать лишних ненужных вопросов и сказать мне прямо – подделка ли эта картина или оригинал. Для меня было важно Ваше мнение. Да, да, именно Ваше. Вы получили свои деньги?

Я утвердительно хмыкнул:

– Отлично. Вторую половину вы получите, когда вернетесь в Петербург.

Тут старик резко изменил тему:

– Как Вам – нравится в Карелии?

– Да… И ещё, Ефим Александрович…

– Я Вас слушаю, Иван Николаевич.

– С обратной стороны холста имеется интересная надпись: «АНАР». Я не знаю, важно ли это для Вас и видели ли Вы её. Это Вам так, для заметки. И для будущей атрибуции, конечно. Возможно, это слово как-то связано с историей бытования полотна. Сама живопись, краски, манера полностью повторяют Крамского, но… Думаю, всё же, что это подделка, грамотно выполненная мастером своего дела. В общем, история довольно интересная, и мне бы хотелось взглянуть на результаты технико-технологической экспертизы, если Вы решитесь приобрести эту вещь. Однако теперь, когда я Вам озвучил свои сомнения…

– Любопытно, любопытно, – прошептал коллекционер. – Конечно, Иван Николаевич, мы во всем разберёмся. И вот я решаюсь! Я покупаю картину!

– Но… – начал было я.

Старик оборвал меня:

– Да, да, Вы не ослышались. Вне зависимости от того, перу кого принадлежит сей шедевр.

– Позвольте, но…

– Это моё решение. И оно окончательно. Берём! Оформляйте документы на картину, как мы договаривались, и везите её в Петербург!

– Понял, – промямлил я. – Конечно, сегодня же оформляю передачу картину и, как только мою машину вернут из сервиса, сразу Петербург – к Вам.

– Прекрасно, просто чудесно! – я чувствовал, что Третьяков плотоядно потирает ладони. – Я буду ждать! А что с машиной? Неисправность?

– Да, не выдержала здешних дорог.

– Ясно, – старик явно торопился. – Что ж, Иван Николаевич, если захотите вновь связаться со мной, звоните на этот номер, иначе Элла вновь пустит вас по ложному следу.

– Хорошо, до связи! – выдохнул я и нажал на конец вызова.

«Вот же сукин сын! – пронеслась в голове ехидная мысль. – Про грехи что-то говорил, про надкусанное яблоко и так далее, а сам с молоденькой девчонкой забавляется! Чья бы корова мычала…»

Отрывок лекции И. Н. Эйна «Русское искусство XIX—XX вв.». Лекция читалась в СПбГУ студентам кафедры истории русского искусства

Тема призраков и потустороннего мира, как говорили в девятнадцатом веке, была очень опасной. И то, каким образом Крамской решил воплотить замысел своей новой картины «Русалки», завязанной на произведении Николая Васильевича Гоголя, поразило зрителей. Положительные лестные отзывы критиков, благосклонные оклики, похвала друзей, оценка Павла Михайловича Третьякова – художнику рукоплескали, его превозносили.

А дальше началась мистика.

13:30

– Иван Николаевич! – окликнул меня знакомый звонкий голос.

Я спрятал телефон в карман джинсов и оглянулся.

Передо мной стояла Аглая.