Русалки

– Эй! – я остановился. – Зачем в лес? Мы не по дороге пойдем?

Потеряшка растерянно обернулась и пожала плечами:

– Эта дорога мне незнакома. Но здесь есть лесная тропа. Она выведет нас в Ильмее.

Я очень сильно сомневался в этом, но отчего-то последовал за ней. И мы пошли. Не пройдя и несколько шагов, поскользнулся и упал…

Девушка хихикнула и вдруг, отчаянно сорвавшись с места, побежала в лес и скрылась в чёрной густой тени огромных старых елей.

– Догоняйте! Хоть кровь разогреем! – донеслось призывное эхо. Я поднялся с колен и побежал за ней. Однако, как только нырнул в лес, сразу остановился и позвал её.

– Эй! Где Вы? Я Вас не вижу!

Острый сук порвал мою любимую футболку. В глаза лезла паутина, а острый запах перегноя, шишек и муравейников щипал ноздри.

– Где Вы? Ау!

Гулко отозвалось эхо, но мой вопрос остался без ответа. По спине побежали мурашки.

– Что за чёрт!

В лёгком синеватом сумраке я никак не мог разглядеть светлую длинную рубаху своей загадочной спутницы. Она просто пропала, исчезла, испарилась. Отборно выругавшись, я пошёл к дороге. Куда, чёрт побери, она пропала? Что за чертовщина здесь происходит! Из-за странного поведения девушки мне действительно было не по себе. Слишком это всё было театрально, неправдоподобно, наиграно. Я довольно долго кричал, но дремучий лес оставался молчалив, а девушка так и не отозвалась, не пришла на мой зов. Жуть. Соваться ночью в густые карельские дебри совсем не хотелось. Однако я решил во что бы то ни стало разобраться с этой ситуацией сразу же, как доберусь до посёлка. Нельзя бросать молоденькую девушку, пусть она и немного не в себе, одну в лесу,

Как только я вернулся на дорогу, в кармане джинсов завибрировал телефон. Родилась связь. Батарея, как назло, почти разрядилась. Звонил Ефим Александрович. На сенсорном экране я смахнул пальцем вбок на «ОТВЕТИТЬ». Почти сразу в ухо ударил непривычно громкий возбуждённый голос старика. Связь была отвратительная, и половина слов Третьякова пропадала. Единственное, что я услышал: «Иван, там… с русалками… будьте осторожны, всё-таки… у церкви… везде свои легенды… не будьте доверчивы… сделайте правильный выбор…»

Голос стал прерываться – и пропал вовсе. Тут же смартфон окончательно разрядился и, издав три комариных писка, ушёл в мир информационного небытия.

27 мая. 02:26

В Ринтала я пришёл в третьем часу ночи. Да, конечно, это был не мегаполис, поэтому я быстро отыскал нужный дом по координатам, данным Ефимом Александровичем.

Это был старый деревянный дом с крышей, покрытой серым шифером, с чердаком, к которому тянулась лестница, подёрнутая кое-где лишайником. Обычный сельский дом, окружённый недавно отремонтированным, ярко-жёлтым сосновым забором с жизнерадостной голубой калиткой. Вплотную к дому был пристроен гараж с ошмётком тормозной камеры над замком. Я поднялся на крыльцо – крытое, украшенное резными белыми пилястрами, и тихо постучал в дверь. Прошло не больше минуты, и дом ожил – за оранжевыми занавесками загорелся свет.

– Чего надо? – на пороге появился грузный мужчина средних лет.

Я не рассчитывал на тёплый прием, поэтому не обиделся на хозяина:

– Извините за столь поздний… – я прокашлялся. – За столь ранний визит. Меня зовут Иван Николаевич Эйн, я от Ефима Александровича Третьякова по поводу картины.

– А… – хрипло прогудел мужчина. – Стало быть, профессор.

– Не совсем, – честно ответил я.

Похоже, меня и не собирались приглашать в дом – хозяин грубовато отодвинул меня, и сам вышел на крыльцо.

Мысли о странной девушке не покидали меня. Теперь, как мне казалось, я нёс за неё ответственность и поэтому затараторил быстро и нетерпеливо:

– Простите, что я так сразу, но не могу у Вас не спросить. Дело в том, что моя машина заглохла километрах в шести отсюда, и я шёл пешком. По дороге я встретил странную девушку в белой рубахе. Она попросила меня о помощи, просила, чтобы я проводил её в некое Иль… забыл название! А потом… Потом она повела меня через лес и… исчезла. Пропала. Я звал её, но тщетно. Боюсь, с ней что-то случилось, и нужна помощь.

Хозяин дома проигнорировал мою просьбу и вытянул из кармана защитной куртки допотопные сигареты «Родопи».

– Не угостите?

– Да, пожалуйста!

Мы закурили. В светлом мареве белой ночи я рассмотрел своего собеседника. На вид ему было около сорока лет. Это был высокий и плотный мужчина. Чёрные брови, орлиный нос, курчавые всклокоченные волосы и золотая цепь на шее роднили хозяина дома с цыганским бароном. Как-то сразу я решил про себя называть его именно так: цыганский барон.

– Машина, говоришь, заглохла? – он замолчал, втянул в себя дым и выпустил через ноздри.

– Да. А получится завтра пригнать её сюда?

– Да, наверное. Она большая у тебя?

– BMW. Семерка.

Барон потёр переносицу:

– Не переживай. В крайнем Лёху попросим, у него машина, да и трактор есть. Пригоним.

– Спасибо.

Хозяин дома вдруг резко повернулся ко мне. В его взгляде сквозила просьба, перемешанная с мольбой и… страхом?

– О девчонке той не думай, понял? Это местная. Дурочка. Не в себе она. Вечно по лесам её мотает. Да только ничего с ней не случится. И то, что в ночи бродит – забудь. Она ко многим так пристаёт. Себе дороже. Целёхонькая вернётся.

Просьба была странная, но я решил промолчать. Наверное, в каждой деревне свои причуды и чудики. Я постарался выбросить из головы мысли о больной девушке, стереть их из памяти.

– Надолго планируешь у нас задержаться? Сенька ещё приболела, как назло.

– Сенька – это Ваша…?

– Моя жена, – пробасил мужчина.

– Простите, а Вас ведь Дмитрий зовут?

– Дмитрий. Давай на ты, не такая уж у нас разница в летах.

Я согласно кивнул.

– Ненадолго. На день-два, думаю. Ефим Александрович говорил Вам об атрибуции картины?

– О какой курице? – удивлённо переспросил Дмитрий. Он явно был в своих мыслях и ухватывал лишь обрывки моих фраз.

– Я могу попытаться определить, копия или подлинник – Ваше полотно, попытаться определить мастера. Думаю, большего я сделать не смогу. В остальном потребуется тщательная экспертиза: всякие технические исследования, рентген, химический анализ… Вы меня понимаете?

Дмитрий курил и внимательно и как-то чересчур сосредоточенно смотрел на сиреневые проблески ранних лучей солнца.

– Мутно говоришь.