Переворот. Драматургия

Вор. А-а! О-о! (убегает)

Раздаются крики из толпы. Одни советуют догнать парня и перевязать ему руку, мол, истечет кровью. Другие бросают из недр толпы обвинения шейху и его подручным.

Крики из толпы. Эй! Догоните парня! Он же истечет кровью… Палачи! Звери! Изуверы! И т. п.

Двое мужчин из толпы бегут за парнем.

Шейх. (презрительно) Что вы понимаете! Вы думаете, – это мы наказали вора? Нет, его наказал Аллах нашими руками. И это не изуверство, нет! Это милость Всевышнего. Этот парень лишился кисти, зато он теперь избавлен от бесовского искушения. Он получил наказание и теперь можно надеяться, что Аллах простит его преступления. Ведь он не наказывает человека дважды за одно преступление. А вы – «звери!».

Он поворачивается к кади.

Кади. Это все? Думаю, на сегодня достаточно…

Шейх. Да вы что, уважаемый! Это только начало. КПЗ переполнено, там ноге человеческой ступить некуда от преступников, ждущих суда шариата. Воры и убийцы, насильники и извращенцы разного сорта, грабители и мошенники, проститутки и альфонсы, взяточники и вымогатели, валютчики, процентщики и другие любители легкой наживы, пьяницы и производители спиртного, наркоманы и наркодельцы. Не останови их – они доведут наш народ до скотского состояния. Но пусть никто не сомневается – мы их остановим! Да, придется потрудиться на первых порах. Но я уверен – со временем работы у нас поубавится, а потом, иншалла, настанет время, когда преступления вовсе прекратятся, и вы еще будете изнывать от безделья. Я думаю, что этот день не за горами. А пока, засучим рукава и будем выводить всю эту нечисть, не брезгуя и не ленясь.

Кади. (без особого энтузиазма) Хорошо, я готов. Кто следующий?

Подручные шейха подводят к кади девушку. Почти одновременно с ней подошел и занял свое место имам Аскар.

Кади. В чем ее преступление?

Аскар. Что могло натворить это юное создание? Она же почти ребенок!

Шейх. О имам! Не смотрите, что она выглядит такой невинной овечкой. Вы не знаете, какое чудовище скрывается внутри этого юного создания. Она бросила своего ребенка, оставила новорожденного в роддоме.

Аскар. (не знает, что сказать) М-м…

Кади. А свидетели есть?

Шейх. Есть. Один врач, он мужчина, и две медсестры.

Кади. Свидетелей сюда!

К нему подводят свидетелей.

Кади. (врачу) Вы можете засвидетельствовать, что эта несчастная родила ребенка и отказалась от него?

Врач. Ашхаду – я свидетельствую – она родила и оставила у нас этого ребенка.

Кади. (медсестрам) И вы об этом свидетельствуете?

Медсестры. (обе, одновременно) Да, ашхаду – я свидетельствую, что эта женщина родила и отказалась от своего ребенка.

Кади. Хорошо, вы свободны. (свидетели уходят, а кади поворачивается к женщине) Ты это признаешь?

Женщина. Да, признаю. Но…

Кади. Почему ты так поступила?

Женщина. Я… я… у меня нет мужа. Мой парень обещал жениться, я ему поверила, а он… (смахнув слезу) а он меня бросил. Обещал жениться… вот, я ему и поверила.

Шейх. Мало ли кто может что пообещать! Ведь нельзя ложится в постель с тем, с кем не связана узами брака. Вот Аллах и наказал тебя. Ну, хорошо, согрешила, забеременела, родила, но почему ты бросила свое дитя?

Женщина. Я испугалась. Думала, что не смогу одна вырастить его. А государство… ведь в детском доме он будет всем обеспечен.

Шейх. Это не оправдание. Оглянись вокруг – что, сейчас такие уж тяжелые времена? Голод? Война? Ты видела хоть одну вдову или разведенную женщину с детьми, которые умирают от голода? Нет. Все сыты, одеты, обуты. Как же ты могла бросить свое беззащитное дитя? Свою кровь и плоть? Как ты ходишь по земле после этого? (женщина молчит, опустив голову, и шейх обращается к кади) Чем она может искупить свою вину?

Кади. Так как она впала в грех прелюбодейства, не будучи связанной узами брака, то ей полагается восемьдесят ударов плеткой.

Шейх. Правильно. А за то, что она бросила ребенка?

Кади. За то, что бросила ребенка – ещё двадцать плеток. Итого – сто.

Шейх. (подручным и палачу) Выдайте ей сто плеток. Исполняйте приговор.

Аскар. Помилуйте! Ведь она не выдержит ста ударов плеткой! Я требую, учитывая ее юный возраст и то, что она совершила этот проступок впервые, ограничиться пятидесятью ударами. (толпа волнуется и шумит)

Шейх. Уважаемый имам! Вы решил взять на себя функцию адвоката? Разве вы не знаете, что суду шариата не нужен адвокат?

Аскар. Да. Но суду шариата не нужен и прокурор. А вы выступаете здесь, как заправский обвинитель.

Шейх. Нет, имам. Обвинитель здесь один – Всевышний Аллах. Это он обвиняет нас всех в том, что мы развели здесь такой бардак. Я не хочу отвечать на Страшном Суде за чужие преступления и грехи.

Аскар. Давайте оставим полемику, уважаемый шейх. Вас вовек не переспорить. Вернемся к нашему делу. Ведь ответственность за это деяние должен взять и парень, соблазнивший эту несчастную девушку.

Шейх. Да, вы правы. Но его нет в городе. Сделав свое черное дело, он исчез. Небось радуется, что ему все сошло с рук. (обращаясь к толпе) Но пусть он не думает, что останется безнаказанным. Он обманул эту несчастную, но Аллаха он не обманет. Он ушел от суда шариата, но ему вовек не уйти от суда Создателя. Вот тогда и посмотрим, кто будет радоваться, а кто лить кровавые слезы. (помощникам) Так, что стоим? Исполняйте приговор.

Аскар. Но ведь она умрет от ста ударов! (толпа шумит и волнуется)

Шейх. Тихо! Если ей суждено умереть, то, значит, умрет. А если суждено выжить – будет жить. У нее будет шанс начать жизнь, как говорится, с чистого листа.

Женщина. (сопротивляясь подручным, которые уводят ее к столбу) Пощадите! Прошу вас! Вы обрекаете меня на верную смерть.

Шейх. И поделом! Подумай сама – зачем тебе жить? Какой от тебя прок? Если даже своего ребенка, безгрешное, беззащитное дитя ты бросила, отвергла, то чего мы можем ждать от тебя? Для чего тебе коптить небо? Ты хоть задумывалась об этом? В нашем обществе нет места таким «кукушкам». (палачу, который уже приковал руки женщины к столбу) Бей, насколько у тебя станет сил! Если устанешь, скажи, я тебя подменю.

Женщина. Стойте, не бейте! Я осознала свою ошибку. Я заберу ребенка, я сама вырасту его. Клянусь!

Шейх. Ишь, чего захотела! Кто теперь его тебе отдаст? Разве мы можем теперь его тебе доверить? Не-ет! Теперь он не твой ребенок. Теперь он наш. В нашей автономии не будет детских домов. Всех сирот мы разберем по домам. Для всех них мы найдем достойных отцов и матерей. Мы вырастим из них настоящих мусульман. (машет палачу рукой) Приступай!

Палач бьет женщину, та вначале кричит, но постепенно крики ее стихают, потом слышатся стенания, тихие стоны, а потом все стихает. По толпе прокатывается ропот. Слышатся требования прекратить избиение, слышатся выкрики: «Душегубы! Палачи!», и т. п.

Шейх. Ах вы, невежды! Кто тут душегуб? Мы? Не-ет! Это она душегуб! Она едва не погубила свою бессмертную душу. А вот мы, – мы тут как раз и занимаемся спасением ее души. И не только ее! Душ тех, кто сейчас смотрит на эту экзекуцию и для которых все это станет хорошим уроком. Теперь вряд ли кто решится на блудодеяние и вряд ли бросит ребенка на произвол судьбы. А если, в угоду вам, мы оставим это преступление без наказания, то число брошенных детей будет продолжать расти. Вы этого хотите?

Палач закончил экзекуцию и окровавленное, бездыханное тело женщины отцепляют от столба и перекладывают на носилки. Толпа шумит и волнуется. И тут из толпы вырвалась Жамал и, приблизившись к шейху, остановилась прямо перед ним. Глаза ее горят, лик ее бледен.

Жамал. Циничный мерзавец! Кровопийца! Что – напился крови?! Как после этого можно называться мусульманином?

Шейх. Замолчи, женщина! (замахивается на нее плеткой, но, опомнившись, опускает руку) Как ты смеешь так говорить с эмиром! Со своим шейхом!