Сотня: Сотня. День 21. Возвращение домой

Бека коротко улыбнулась Гласс и вернулась к своим диаграммам, хмурясь на какой-то сложный трехмерный чертеж.

– А где Люк? – спросила, оглядевшись по сторонам, Гласс.

Если они все еще на дежурстве, Люка тоже дома нет.

Али с усмешкой указал на окно:

– Люк снаружи.

Гласс медленно повернулась: каждая клеточка ее тела, казалось, превратилась в лед. Она уже знала, что сейчас увидит. Два человека в скафандрах парили за окном, и к ним от корабля тянулся тонкий трос. За спиной у каждого был инструментальный ящик, а на руках – специальные перчатки, при помощи которых они перемещались снаружи вдоль крытого моста.

Словно в трансе, Гласс медленно двинулась вперед и прижалась лицом к окну. Она с ужасом наблюдала, как люди в скафандрах кивнули друг другу и ушли ниже уровня окна. Подразделение Люка отвечало за ремонтные работы, но, когда они начали встречаться, Люк был всего лишь младшим членом команды. Гласс знала, что его повысили, но понятия не имела, что он теперь участвует в работах за пределами Колонии.

У нее закружилась голова при мысли о том, что Люк находится снаружи, а между ним и космосом – лишь до смешного тонкий трос да герметичный скафандр. Чтобы не упасть, она ухватилась за перила и вознесла к звездам беззвучную мольбу сохранить его невредимым.

Она две недели не выходила из дому. Бесформенная широкая одежда уже не могла замаскировать ее, с пугающей скоростью меняющуюся, фигуру и выпирающий живот. Гласс не знала, как долго еще мать сможет ее выгораживать. Она перестала отвечать на сообщения друзей, и те в конце концов прекратили их слать. Все, кроме Уэллса, – он связывался с ней каждый день.

Гласс достала свой мессенджер, чтобы перечесть записочку, которую он прислал сегодня утром.

«Я понимаю, у тебя что-то случилось, и надеюсь, что ты знаешь – я всегда готов помочь, если надо. Даже если ты не хочешь (или не можешь) отвечать мне, я буду писать тебе бредовые письма, ведь что бы там у тебя ни стряслось, ты всегда останешься моим лучшим другом. И я никогда не перестану по тебе скучать».

Дальше шел рассказ о том, что Уэллс разочаровался в офицерских курсах, а в конце были какие-то загадочные намеки на таинственные неприятности с Кларк. Гласс надеялась, что там все не слишком плохо – Кларк должна понимать, как ей повезло, ведь на всем Фениксе не сыскать парня круче и милее Уэллса. Но самым крутым и милым парнем Колонии все равно оставался Люк. Люк, которого не было больше в ее жизни.

Гласс все еще оставалась в здравом уме только благодаря новой жизни, что росла внутри нее. Положив руку на живот, она снова и снова шептала ребенку – сыну, она была уверена, что это сын, – как сильно любит его.

В дверь внезапно постучали, и Гласс поспешно встала в надежде успеть запереться в спальне, но три охранника уже ворвались в дом.

– Гласс Соренсон, – рявкнул один из них, глядя на ее откровенно выпирающий живот, – вы арестованы за нарушение Доктрины Геи.

– Пожалуйста, позвольте мне объяснить, – волна паники накрыла ее, и она задохнулась.

Комната закружилась перед глазами, все слова перепутались, и Гласс уже не понимала, какие из них она произнесла вслух, а какие лишь кружились в ее воспаленном сознании.

Тем временем один из охранников с быстротой молнии скрутил ей руки за спиной, а второй надел наручники.

– Нет, – всхлипнула Гласс. – Пожалуйста. Это вышло случайно. – Она изо всех сил уперлась ногами в пол, но толку с этого не было, и охранники потащили ее к выходу.

Тогда в ней взыграли какие-то дикие, архаичные инстинкты. В безумной попытке освободиться она врезала одному из охранников ногой по голени и добавила локтем в горло. Но тот лишь сильнее сжал ее плечо и потащил по коридору к лестничной площадке.

Осознание того, что она никогда больше не увидит Люка, вдруг ударило Гласс с силой кузнечного молота, и из ее груди вырвалось рыдание. Ноги внезапно подкосились, она попыталась сохранить равновесие, поскользнулась, и державший ее охран ник шарахнулся в сторону.

«Я смогу», – подумала Гласс и, воспользовавшись его замешательством, отчаянно рванулась вперед. В этот короткий, безумный, яркий миг в ней, перекрывая панику, вспыхнула надежда.

Это ее шанс. Она должна сбежать.

Но тут охранник схватил ее сзади, она ударилась плечом, оступилась и покатилась вниз по узкой, тускло освещенной лестнице с твердыми ступенями.

А потом пришла темнота…

Когда Гласс вновь открыла глаза, все ее тело болело. Колени, плечи, живот…

Живот! Гласс попыталась дотронуться до него, но руки оказались связаны. Нет, не связаны – скованы наручниками, с растущим ужасом поняла она. Конечно, ведь она – преступница.

– О, лапушка, ты проснулась, – приветствовал ее чей-то ласковый голос.

Зрение плыло, и Гласс удалось рассмотреть лишь очертания приближающейся к кровати фигуры. Это сиделка, поняла она и прохрипела:

– Пожалуйста, скажите, с ним все нормально? Можно его подержать?

Женщина помолчала; прежде чем она начала говорить, Гласс уже знала, каким будет ответ. Его подсказала ужасная, болезненная пустота внутри ее тела.

– Мне очень жаль, – тихо сказала сиделка. Гласс едва могла видеть ее рот, поэтому у нее создалось впечатление, будто голос исходит из какого-то другого места, – но мы не смогли его спасти.

Гласс отвернулась, и холодный металл наручников врезался в кожу, но ей было наплевать. Это не шло ни в какое сравнение с той душевной болью, которая теперь останется с ней до конца жизни.

Тем временем две фигуры в скафандрах наконец снова появились в панорамном окне. Гласс провела рукой по стеклу и шумно перевела дыхание. Сколько же времени она не дышала?

– Ты в порядке? – раздался чей-то голос, и на один ужасный миг ей показалось, что она снова в больничной палате, и сиделка спрашивает у нее о самочувствии. Но голос принадлежал Беке, сотруднице Люка, которая с беспокойством смотрела на нее.

У меня мокрое лицо, поняла Гласс. Оказывается, она плакала. Ее облегчение от того, что Люк вернулся невредимым, было так велико, что она совсем не стыдилась своих слез. Ей было все равно, что о ней подумают.

– Спасибо, – сказала Гласс, взяла протянутый Бекой носовой платок и вытерла лицо.

Снаружи Люк, перебирая руками в перчатках, все ближе подтягивался по тросу к шлюзовой камере.

Зрители вокруг аплодировали, кто-то кричал: «Дай пять», – лишь Гласс по-прежнему стояла у окна, а ее взгляд был прикован к тому месту, где она в последний раз видела Люка. Неужели она только что собиралась расстаться с ним навсегда? Теперь это намерение казалось далеким, словно полузабытый сон. Гласс не может разорвать нить, которая связывает их души, как неспособна перерезать трос, соединяющий Люка с кораблем. Жизнь без Люка пуста и холодна, как жизнь в безвоздушном пространстве.

– Эй, – раздался за спиной любимый голос, она развернулась и очутилась в объятиях Люка.

Его терморубашка промокла от пота, а волосы спутались, но Гласс было все равно.

– Я беспокоилась о тебе, – проговорила она в его рубашку.

Люк засмеялся, крепче прижал ее к себе и поцеловал в макушку:

– Какой приятный сюрприз.

Гласс подняла к нему лицо, не заботясь о том, что ее глаза опухли, а из носа течет.

– Со мной все в порядке, – сказал Люк, перемигнувшись с Али и снова переводя взгляд на Гласс. – Это просто часть моей работы.

Ее сердце колотилось так, что ей трудно было говорить, поэтому она просто кивнула и смущенно улыбнулась Беке, Али и остальным охранникам.

– Идем, – сказал Люк, взял Гласс за руку и повел по переходу.

Дыхание Гласс выровнялось, только когда они дошли до Уолдена.

– Не могу поверить, что ты этим занимаешься, – тихо сказала она. – Неужели ты не боишься?