Пробуждение

– Здесь нет комаров.

Эдна слышала, как он меряет комнату сердитыми шагами. В другой раз она подчинилась бы, по привычке уступила бы его желанию – не из покорности, не из уступчивости перед настоятельной просьбой, а бездумно, как мы ходим, сидим и стоим, затянутые в круговорот жизни, определенной нам свыше.

– Эдна, милая, ты идешь? – вновь позвал мистер Понтелье, на сей раз ласково, с просительной ноткой.

– Я останусь здесь.

– Нет, какая глупость! – вскипел он. – Я тебе не позволю лежать там всю ночь. Немедленно возвращайся в дом!

Эдна поудобнее устроилась в гамаке. В ней горячо и упрямо заговорила сила воли, велящая во что бы то ни стало сопротивляться. Эдна не могла поступить иначе. Говорил ли муж прежде в таком тоне, а если да, подчинялась ли она его требованиям? «Ну конечно, подчинялась», – вспомнила она. Но в своем нынешнем состоянии уже не могла понять, как и почему.

– Леонс, возвращайся в постель. Я останусь. Мне не хочется в дом, и я не уйду. Больше так со мной не разговаривай – я попросту не отвечу.

Мистер Понтелье уже приготовился ко сну, но набросил халат. Затем открыл бутылку вина – у него в буфете хранился небольшой, однако тщательно отобранный запас, – выпил бокал, вышел на галерею и предложил бокал и жене. Эдна отказалась. Он сел в кресло-качалку, закинул ноги в домашних туфлях на перила и взялся за сигару. Выкурил две, потом зашел в дом и выпил еще бокал. Миссис Понтелье опять отказалась. Мистер Понтелье вернулся в кресло, вновь закинул ноги на перила и выкурил еще несколько сигар.

Эдна словно бы медленно возвращалась из сна – восхитительного, причудливого, невозможного сна, – и теперь груз реальности давил ей на душу. Ее тело нуждалось в отдыхе, а радостное возбуждение схлынуло, оставив за собой лишь беспомощность, и Эдне пришлось сдаться.

Пробил самый тихий ночной час, час перед рассветом, когда весь мир застывает в неподвижности. Низкая луна на сонном небосклоне превратилась из серебряной монеты в медную. Умолкла старая сова, а черные дубы перестали стонать, склоняя друг к другу головы.

Эдна встала; руки и ноги у нее затекли от долгого лежания в гамаке. Она с трудом поднялась по ступенькам и зашла в дом, неуверенно держась за столбик у двери.

– Ты идешь, Леонс? – спросила она, оглянувшись на мужа.

– Да, дорогая, – ответил он, не отрывая взгляда от облачка дыма. – Только вот докурю.

XII

Эдна поспала лишь несколько часов – тревожных, лихорадочных, полных непонятных снов, которые ускользали от нее, оставляя в затуманенном разуме привкус чего-то недостижимого. Она встала и оделась, когда еще держалась прохлада раннего утра. Воздух бодрил и несколько притуплял способность мыслить. Однако Эдна не искала источника силы ни во внешнем мире, ни внутри себя самой. Она бездумно следовала загадочному побуждению, словно вчера отдалась в чужие руки и позволила собою руководить, как вздумается, а с себя сняла всю ответственность.

В тот ранний час почти все еще спали. По улице брело лишь несколько человек, собирающихся в Шеньер к обедне. Влюбленные продумали свой день накануне и уже шли к пристани. Дама в черном следовала за ними, сжимая в руках серебряные четки и бархатный воскресный молитвенник на золотой застежке. Старый месье Фариваль тоже проснулся и не знал, чем себя занять. Он надел большую соломенную шляпу, взял зонтик из подставки в холле и на некотором расстоянии последовал за дамой в черном.

Юная негритянка, помогавшая мадам Лебрен со швейной машинкой, рассеянно мела пол в галерее. Эдна послала девчушку в большой дом за Робертом.

– Скажи ему, что я плыву в Шеньер. Лодка готова, пусть поторопится.

Вскоре Роберт присоединился к Эдне. Прежде она никогда за ним не посылала. Никогда его не звала. Никогда в нем особенно не нуждалась. Судя по всему, она даже не осознавала, что сделала что-то необычное. А он, казалось, тоже ничего странного не замечал, только его лицо мягко светилось от радости.

Эдна и Роберт вместе пошли на кухню выпить кофе. В такой ранний час нечего было ждать хорошего обслуживания. Наконец кухарка подала кофе и булочку, и они поели на подоконнике. Эдне завтрак пришелся по вкусу.

Признаться, она вообще не подумала о кофе и завтраке. Роберт заметил, что она вообще редко думает наперед.

– Я надумала поехать в Шеньер и разбудить вас, разве этого мало? – рассмеялась Эдна. – Что же мне, все продумывать? Так говорит Леонс, когда не в духе. Впрочем, я его не виню – во всех его тревогах виновата я.

К пристани двигалась любопытная процессия: первыми бок о бок неспешно брели влюбленные, дама в черном неумолимо шла следом, старый месье Фариваль с каждым шагом отставал все сильнее, а юная босоногая испанка с красным платком на голове и корзинкой в руках замыкала шествие.

Роберт знал испанку, и в лодке они немного побеседовали. Никто не понимал ни слова. Девушку звали Марикита. На ее круглом игривом личике задорно блестели черные глаза. Маленькие руки она сложила на ручке корзины. Ступни у нее были широкие и загрубелые. Между ее смуглыми пальцами Эдна разглядела ил вперемешку с песком.

Бодле ворчал, что Марикита занимает слишком много места. На самом деле его раздражал старый месье Фариваль со своим хвастовством – мол, из него мореплаватель лучше. Но не мог же Бодле затеять ссору с пожилым джентльменом, вот и ссорился с Марикитой. Она в ответ дерзила, качала головой, строила глазки Роберту, а в сторону Бодле корчила рожицы.

Влюбленные никого не замечали и не слышали, погруженные в собственный мир. Дама в черном по-прежнему перебирала четки. Старый месье Фариваль неустанно хвалился своим умением вести лодку и поучал не столь осведомленного Бодле.

Эдну все это забавляло. Она оглядывала Марикиту снизу вверх, от уродливых смуглых пальцев на ногах до прекрасных глаз.

– Почему она так на меня смотрит? – спросила испанка Роберта.

– Может, считает тебя красивой? Мне спросить?

– Нет. Она твоя милая?

– Она замужняя дама с двумя детьми.

– И что с того? Франсиско убежал с женой Сильвано, а у нее четверо детей. Они забрали у Сильвано все деньги и одного ребенка, да еще лодку украли.

– Умолкни!

– Она понимает нас?

– Тише ты!

– А эти голубки, которые друг к другу прижимаются, они женаты?

– Конечно, нет! – рассмеялся Роберт.

– Конечно, нет, – повторила Марикита и понимающе кивнула, словно подтвердились ее догадки.

Солнце поднялось высоко и начало припекать. Стремительный ветерок колол лицо и руки Эдны острыми иглами. Роберт держал над ней зонтик. Когда лодка шла боком, паруса натягивались, раздувались и трепетали на ветру. Месье Фариваль, глядя на них, издевательски посмеивался, а Бодле вполголоса проклинал старика.

Плывя через залив к Шеньер-Каминада, Эдна чувствовала себя кораблем, который уносит все дальше от якорной стоянки – прежде он был крепко прикован к месту, но со временем цепи ослабевали и наконец лопнули прошлой ночью, когда по земле бродил таинственный дух залива. Роберт неустанно развлекал ее беседой, а Марикиту больше не замечал. Испанка перевозила креветки в бамбуковой корзине; на них налип длинный луизианский мох, свисающий с деревьев. Девушка досадливо отбивалась от поросли и что-то угрюмо бормотала себе под нос.

– Давайте завтра на Гранд-Терр? – тихо предложил Роберт.

– А что там делать?

– Поднимемся на холм, где старый форт, и будем любоваться, как извиваются золотистые змейки да греются на солнце ящерицы.

Эдна посмотрела в сторону острова Гранд-Терр. Да, она очень хотела бы побывать там с Робертом – погреться на солнышке, послушать рокот океана, поглядеть, как юркие ящерицы снуют среди развалин старого форта.

– А на следующий день можем поплыть к заливу Брюлоу.

– Что нам там делать?

– Не знаю… Рыбу ловить.

– Нет, лучше вернемся на Гранд-Терр. Обойдемся без рыбы.

– Поплывем, куда захотите. Я попрошу Тони подлатать мою лодку. Ни Бодле, ни остальных с собой не возьмем. Вы боитесь пироги?

– Совсем нет.