Школьные тайны и формула нелюбви. Из-Вращение Чувств

– Так я нигде не могу лысой краски найти, – отвечаю ему я. – И опять все смеются, и никто не сердится…

– Значит, когда Вы в цирк из интерната подались, то уже знали, что будете рыжим клоуном!?

– Точно так, сэр. Начал работать ковёрным, уборщиком, рабочим манежа… А через пару лет у меня уже своя реприза была. С зонтом.

И клоун описал и даже попытался изобразить свой любимый номер «Девушка и зонт».

– Поэтому я и заподозрил неладное, когда этот тип в сутане начал свой зонт прятать. Да так суетился, что сначала стенку лифта остриём поцарапал, а потом чуть пузо себе не проткнул, когда запихивал зонт за спину. Он мне сразу не понравился: глаза бегают, а речи, как заправский дьявол, по писаному говорит. И всё без души… Слова холодные, а глазки масляные. Ну, точь в точь наш отец Якоб! Да ещё ту учительницу-дрессировщицу вспомнил! Жуть, как на душе темно стало.

– Учительница была просто учительницей. Это я её в больницу пригласил. Кстати, новая пациентка, девушка из второй палаты, её любимая ученица. А почему Вы захотели проведать именно её, Лию?

– Да не знаю… Мне кажется, её, как и меня, никто в этом мире не любит. Так, чтобы по-настоящему.

– Но у неё есть семья. Мать. Старший брат.

– Видел я их вчера. Этих родственничков… Довели бедненькую до истерики! Я из коридора их голоса слышал. Они всё долдонили, что она не в себе, что у неё галлюцинации. Угрожали перевести её на самые сильные лекарства, если она по-прежнему скрывать что-то от них будет. Ну а как бедняжке без секретов с этим волчарой под одной крышей жить?! Я о брате. Вы его взгляд видели? Волка, и того паралич хватит, если глазами с ним встретится! Такая в них лютость.

– А нашим медсёстрам он почему-то нравится… Даже глазки ему строят.

– Потому что волк, как известно, к овцам в овечьей шкуре обычно является. А молодые барышни при виде смазливого лица зачастую ведут себя, как те самые овцы.

Разговор с Клоуном затянулся до утра.

В пять утра больница ожила. Коридор заговорил открывающимися дверями, жалобным, почти старческим скрипом деревянных полов, по которым нянечки и медсёстры катили раздаточные медицинские столики, негромкими, вялыми голосами выползающих из тяжёлого, неестественного сна пациентов.

– Ну, я пошёл, – склонил голову в цирковом поклоне клоун и пошаркал в свою палату.

– Конечно. И спасибо Вам за то, что задержали незваного гостя.

– Да кабы задержал! Так ведь по собственной глупости упустил.

Шаркающие шаги стали стихать. Потом внезапно замерли. Коридор наполнился резкими звуками. Кто-то не шёл, а ступал. Ступал по-хозяйски уверенно, громко и ничего не стесняясь. Дверь в кабинет доктора распахнулась, и, не спавший всю ночь врач в изумлении уставился на столь раннего посетителя.

Глава 12. Ранний гость, врут все и сети для наивной души

– Мистер Суавес?!

Брат Лии сдержанно поклонился, пряча глаза от удивлённо вопрошающего взгляда доктора. Выглядел молодой человек полным джентльменом: безупречно сидящий на тренированном мускулистом теле костюм намекал на своё итальянское происхождение. Кобальтовый цвет дорогой ткани гармонировал со строгим чёрным галстуком, делящим тёмно-серую, с благородной искрой, рубашку на две идеально ровных половины. Густые чёрные волосы блестели, отвлекая внимание собеседника от довольно низкого лба и маленьких, обычно злых глаз цвета грязного дорожного гравия.

– Доктор! Мама Лии сегодня всю ночь не спала. К утру и вовсе с сердечным приступом слегла. И всё из-за дочки…

– Из-за дочери?! Но почему?

– Ближе к полуночи она вдруг проснулась и давай меня будить. Говорила что-то о плохом предчувствии… Потом начала плакать и всё твердила: «Моей девочке плохо… Она в опасности…» И заставила меня ехать в больницу, как только рассвело.

– Да что Вы говорите?! Вот что значит материнское сердце! Да Вы не беспокойтесь. С Вашей сестрой всё в порядке. Можете прямо из моего кабинета маме позвонить и успокоить бедную женщину.

Руки посетителя слегка дрожали. Узко посаженные глаза перепрыгивали с предмета на предмет, не задерживаясь, однако, на том, что искали: на красном стационарном телефоне, который стоял прямо перед ним. Звонить по мобильному, да ещё отвернувшись от врача, в Центре не разрешалось. И эта суетливость, как и неожиданно пробежавшая по лицу молодого человека тень мышечного напряжения, доктору не понравились. Пока брат пациентки набирал номер, доктор его внимательно разглядывал, стараясь спрятать профессиональное любопытство под полуопущенными, длинными и густыми, как у фотомодели, ресницами.

Брат Лии говорил тихо. И говорил он по-испански. Но вот то, что делали его руки во время разговора, по-настоящему заинтересовало врача. Левая ладонь, прижимающая трубку к уху, неожиданно вспотела. Да так сильно, что трубка начала по ней скользить. Между тем правая непрерывно тёрла веки и собирала в некрасивую гармошку щёки и рот. Ноздри молодого человека подрагивали, как у хищника, почуявшего опасность. Когда же посетитель вдруг стал нагибаться к столу, якобы разглядывая скучные канцелярские принадлежности, не прекращая при этом что-то темпераментно говорить, доктор и вовсе заподозрил неладное. Вспомнив практические занятия по распознаванию психологического типа личности и поведенческой терапии, молодой врач не мог отделаться от чувства, что перед ним разыгрывается насквозь фальшивый спектакль.

Неожиданно раздавшийся грохот прервал размышления хозяина кабинета. Посетитель бросил трубку и оглянулся.

В распахнутую дверь ворвался чудак в красных шароварах на одной лямке и в рыжем парике. Двумя прыжками непрошеный гость одолел пространство между порогом и столом врача и встал в гордой позе под большим плакатом, с которого подмигивал Альберт Эйнштейн. Над головой учёного красовалось любимое изречение молодого психиатра: «Врут все, но это не имеет значения, потому что никто не слушает».

Клоун вывалил изо рта неестественно длинный язык, перекосил лицо и отправил его в правый угол рта. Затем быстро скрестил руки, обхватив ладонями плечи, и загоготал, глядя прямо в глаза раннего гостя. Через секунду-другую Клоун сменил позу, нагло показал брату Лии средний палец и такими же гигантскими прыжками оказался у распахнутой двери. В следующий момент и духа его не было.

– Ну и работа у Вас! – насквозь фальшиво посочувствовал молодой человек.

– Весёлая работа! – не согласился врач. – Между прочим, именно этот пациент, всеми уважаемый клоун, предотвратил накануне ночью возможное нападение на Вашу сестру.

И доктор кратко, безэмоционально описал ночное происшествие.

– Так вот что почувствовала наша мать! Не зря она подняла меня спозаранку. Мы ведь к Вам, доктор, с огромной просьбой! Состояние Лии настолько тревожное… И очень, очень нестабильное. Она нам в прошлое посещение показалась совсем подавленной и во власти… Во власти своих выдумок, фантазий. Часто просто бред какой-то несёт. А начнёшь её утешать, говорить здравые вещи, так она в истерику бросается. Так и до мыслей о самоубийстве недалеко…

Доктор не успел возразить, потому что прикрытая клоуном дверь кабинета радостно распахнулась, и в кабинет ворвалась сияющая Лия.

– Доктор Хат! Я узнала! Я его узнала! Я про зонтик…

– Ну… Что я Вам говорил?!

Брат девушки вскочил со своего места, полоснув волчьим оскалом узких глаз лицо сестры. Та замолчала, сникла, но лишь на мгновенье.

– Ты что здесь делаешь?! Я же сказала, что не хочу вас видеть! Ни мать, ни тебя.

– С этим что-то надо делать, доктор! Да она же совсем не в себе… Уже зонты знакомые ей мерещатся.

– Я Вас попрошу выйти, мистер Суавес, и подождать в коридоре. Мне надо остаться с больной наедине.

Посетитель надулся, опустил голову ещё ниже и медленно вышел из кабинета.

– Лия! О чём ты говоришь? Таких зонтов пруд пруди. В каждой лавке купить можно.

– Нет! Это зонт моей бабушки. Вернее, подарок бабушке от кого-то… Так она мне говорила. Она прятала его в своём сундуке. У него и размер, и ручка необычные. Бабуля как-то сказала, что будет его хранить до особого момента. Дескать, придёт очень хороший человек и узнает меня по этому зонту. Она собиралась отдать его мне.

– Так почему же не отдала?

– Перед тем, как брат нас в Америку перевёз, бабулю в сельву жить отправили. Они её оба не любили. И даже… Не знаю, может, я ошибаюсь, но мне казалось, что мать с братом её побаивались. Даже хотели от неё избавиться. И избавились. В маленькую деревушку без названия жить отослали. В одну из тех, что в горах вокруг Акапулько прячутся.

– Ну, хорошо… Допустим, всё обстоит именно так. И что из этого вытекает?

– Так вдруг это бабуля ко мне своего человека послала? Под видом священника? Чтобы зонт передал.

– Лия! Мы с тобой можем только гадать. Потому что зонт уже отправлен в полицию. Как вещественное доказательство. Так что нам остаётся только ждать. Понимаешь?

– Да…

– А сейчас тебе надо вернуться в палату. У тебя через пятнадцать минут завтрак. Затем – капельница. Договорились?