Монументы Марса (сборник)

– Вам ничего не мешало спать? – спросил посуровевший Жуль Ёв.

– Что вы! – Ольга улыбнулась самой дипломатической из известных ей улыбок. – Я очень благодарна вам за заботу. Я чувствовала себя совсем как дома.

– Все ясно, – сказал голос из задних рядов.

Голос был далеко не дружелюбен.

Знакомый оппозиционер-скептик скорчил жалобную мину и старался передать Ольге какой-то знак, которого она так и не поняла.

– У Большого театра восемь колонн, – сказал протиснувшийся в первый ряд эксперт. – А вот скажите нам, кто построил Тадж-Махал?

– Что? – удивилась Ольга. – Тадж-Махал?

– Не знает, – сказал Жуль Ёв.

– Не знает, – повторил мрачный голос из задних рядов. – Она такой же посол, как я.

Толпа угрожающе надвигалась на Ольгу, и та в полной растерянности отступала к спальне, проклиная свою неосмотрительность, проклиная неизвестную ей самой ошибку, которая ставит под угрозу дружеские отношения между Землей и Локатейпаном.

– Выбросить ее с планеты!

– Самозванка!

– Колатейпанская шпионка!

– Верните нам земного посла!

– Остановитесь! – крикнул молодой оппозиционер. – Вы можете совершить непоправимое!

– Она не знает, сколько колонн у Большого театра! – возразил голос из толпы. – Ей даже чертово семя нипочем.

«Ну вот, еще чертова семени не хватало», – подумала Ольга. Она неосторожно прислонилась к косяку двери и сморщилась от боли.

– Что с вами? – крикнул, перекрывая шум сановников, молодой оппозиционер.

– Ничего особенного, – силилась улыбнуться Ольга. – Что-то попало под перину и искололо мне бока.

«Что я делаю! – подумала она, произнося эти слова. – Теперь они окончательно обидятся. Готовили мне резиденцию, готовили, а я вместо этого…»

– Покажите, – сказал резко Жуль Ёв.

– Что показать?

– Синяки.

– Как так? – удивилась Ольга.

– Покажите им! – кричал молодой оппозиционер. – Не стесняйтесь. Они подложили вам под перину горошину, чтобы испытать, настоящий ли вы посол. Вы, наверно, слышали о таком методе?

Ольга поняла, что локатейпанцы не шутят, и, закатав рукав куртки, показала огромные синяки на руке.

– Ура! – закричали локатейпанцы. – Простите нас!

– Покажите хоть горошину, – попросила Ольга, стараясь сдержать смех.

Жуль Ёв собственноручно извлек из-под перин горошину, очень похожую на морского ежа, только чуть побольше размером.

Можно попросить Нину?

– Можно попросить Нину? – сказал я.

– Это я, Нина.

– Да? Почему у тебя такой странный голос?

– Странный голос?

– Не твой. Тонкий. Ты огорчена чем-нибудь?

– Не знаю.

– Может быть, мне не стоило звонить?

– А кто говорит?

– С каких пор ты перестала меня узнавать?

– Кого узнавать?

Голос был моложе Нины лет на двадцать. А на самом деле Нинин голос лишь лет на пять моложе хозяйки. Если человека не знаешь, по голосу его возраст угадать трудно. Голоса часто старятся раньше владельцев. Или долго остаются молодыми.

– Ну ладно, – сказал я. – Послушай, я звоню тебе почти по делу.

– Наверное, вы все-таки ошиблись номером, – настаивала Нина. – Я вас не знаю.

– Это я, Вадим, Вадик, Вадим Николаевич! Что с тобой?

– Ну вот! – Нина вздохнула, будто ей жаль было прекращать разговор. – Я не знаю никакого Вадика и Вадима Николаевича.

– Простите, – извинился я и повесил трубку.

Я не сразу набрал номер снова. Конечно, я просто не туда попал. Мои пальцы не хотели звонить Нине. И набрали не тот номер. А почему они не хотели?

Я отыскал на столе пачку кубинских сигарет. Крепких, как сигары. Их, наверное, делают из обрезков сигар. Какое у меня может быть дело к Нине? Или почти дело? Никакого. Просто хотелось узнать, дома ли она. А если ее нет дома, это ничего не меняет. Она может быть, например, у мамы. Или в театре, потому что она тысячу лет не была в театре.

Я позвонил Нине.

– Нина? – спросил я.