По лезвию струн. Ностальгический рок-н-ролльный роман

Ему смешно, а мне противно – будто сам себя предал. Любовь свою предал – чистую и настоящую. И нечего оправдываться, что физиология, инстинкт и прочее все равно возьмут верх над разумом. Идиот я, короче.

Катя не пришла. Она умнее, чем я думал – выжидает.

16 марта, субб.

Утром в дверь позвонили. Я подпрыгнул, как ошпаренный. Какое-то время думал, открывать или нет.

Это мама с Женькой. Вот так номер!

– Мы даже телефона твоего не знаем, – сказала мама, – вот и наведались без приглашения. Женька соскучилась.

Эх, по Женьке я и сам соскучился – подхватил ее на руки и закружил, а она смеялась до визгу. И хорошо посидели, попили чая с принесенным тортиком. Вот был бы прикол, если б они пришли, а тут Катя в моей кровати лежит, ноги из-под одеяла торчат! Я дал маме номер телефона, чтоб она звонила перед тем, как прийти – на всякий случай.

17 марта, воскр.

На меня снизошло озарение – точно решил записать сольный альбом, определился с песнями, некоторые даже понял, как делать. Не в силах сдержать эмоций, позвонил Линде, разбудил ее, но она меня тактично выслушала и обещала помочь, чем может. Она может! Кто кроме нее?!

Вечером, как обычно в воскресенье, вся тусовка собралась у меня. И Катя пришла, одна. Сеня хитренько так заулыбался, а у меня аж сердце зашлось. Видно, не получится с Лин пообщаться – она явно что-то заподозрила, даже не подходит, не навязывается якобы. Эх, до чего ж проницательный человек! Лучше б она у меня на шее повисла.

Когда все начали дозированно расходиться, осталась в числе немногих Катя. Так, ночевать надумала. Лин и Сеня ушли вместе – значит, Астахов расскажет ей все по дороге. Вскоре об этом будет знать весь институт (хотя, там моя личная жизнь никого не интересует) и ребята в гараже у Данчера – те судачить начнут. Если б Катя была из музыкальной среды или знакомой чьей-нибудь – так нет, приблуда какая-то! Да если б я ее любил – не волновало б ничье мнение.

Когда мы остались вдвоем, не она стала мне рассказывать о проблемах – сначала высказался я. Сказал, что не хочу продолжать наши отношения, что все произошедшее – случайно и т. п.

– Я так и поняла, не маленькая уж, – кивнула Катя.

Помолчали. Я не знал, что сказать, а Катя сидела с подавленным и отрешенным видом.

– Ну а сегодня переночевать у тебя можно? – спросила она. – А то отец опять нажрался, как свинья – противно домой возвращаться…

Ну что тут скажешь? Она осталась – я же добрый, как заметил Сеня.

18 марта, пон.

Утром она свалила на работу, а я все-таки пошел в институт ко второй паре. Отсидел на двух семинарах, поболтал с Сеней и Лин в столовке – ненавижу их заговорщицкие взгляды и то, как Лин опускает глаза и улыбается, когда спрашивает: «К тебе можно зайти-то?». Раньше заходили без приглашения, хотя у всех мобильники. Мы жили по старой моде, когда в гости к друзьям ходят без предупреждения.

Видимо, перетерли они с Астаховым вчера меня и Катю. Боже мой, я до сих пор не знаю, где эта Катя работает, какая у нее фамилия, что у нее с семьей! О чем Сеня с ней говорил – ума не приложу. Он, без сомнения, болтливее меня. Вот вчера Катя рассказывала о том, как сдавала экзамены, как прошел выпускной в школе – воспоминания свежи, а для меня школа – нечто далекое и мелкое. Никогда ее не любил и надеялся поскорей смотаться оттуда. Если б я ей рассказывал про то, как сдавал экзамены в институте (а приколов можно вспомнить немало) – она бы до утра не заснула. Но эти темы исчерпываются за один-два разговора.

Домой не хотелось. Я шлялся по городу бесцельно и почти не различая дороги. Зашел в гараж, от которого у меня есть ключи – Данька доверял как самому дисциплинированному. Он знал, что мне не придет в голову устроить там оргию или переломать инструменты.

Удивительная атмосфера в этом гараже – уютная, спокойная. Торжественно блестит Сенькина установка. Данькина басуха в черном чехле, а Дэнова гитара – в джинсовом. А вот и моя темно-синяя старушка «Aria Pro-2», как всегда, без чехла – вечно как попало бросаю, не дорожу милым сердцу старьем. Не раз Данька мне говорил об этом – мол, надо гитару в чехле держать, мало ли что… все без толку. Мама всегда говорила, со мной невозможно.

Я вскипятил незаменимый электрочайник и сел на диван. Давно не был здесь один. Забыл, как тут здорово. Можно даже ночевать остаться – Катя, небось, придет. Не дал ей дубликат ключей. И не дам.

Выпив чай, я прилег на диван – старый, но удобный. Эх, Данька, пропадут твои таланты руководителя с такими оболтусами! Ты б за собой полмира повел – их только накорми и создай условия для работы, а уж они для тебя что хочешь сделают. Не приказывай, а попроси по-хорошему – вообще на руках носить будут. И знал это Данька получше моего да умел как никто найти подход к человеку, сам при этом оставаясь человеком, ни под кого не прогибаясь, не подстраиваясь. Умница малый, что сказать…

Неудивительно, что Энди не хотел уходить. Нет, не надо об этом думать! Только не сейчас!

Незаметно я задремал. И дивные сны мне снились! Весна, лес, зеленое все вокруг, яркое. Солнце меж деревьев лучами путается, сияет, зовет куда-то… Я шел за ним, шел – только руки свои вижу, как ветки отодвигают, не со стороны, а будто наяву. И вдруг вышел на поляну, а на поляне той – озеро. Вода синяя, как лепестки васильков, чистая, как хрусталь. И хотел я прыгнуть в эту воду, да заметил вовремя, что на солнце она как-то странно блестит. Подошел, посмотрел и ужаснулся – вода покрыта тонкой корочкой льда. Так я и сел на берегу, изумленный диву неслыханному – как же так, все цветет, а вода замерзшая, да под самым солнцем? Провел ладонью по ледяной пленочке – и обожгло руку холодом, ясно почувствовал, хоть и во сне. Не играли лучи в волнах замерзших, а отражалось в воде солнце, как в зеркале – неподвижно и мертво.

Я проснулся внезапно и резко. Хорошо, в воду не прыгнул – расшибся бы в лепешку!

Ключ повернулся в замке. Данчер явился.

Мы попили чая, поболтали. Ни про Питер, ни про Энди даже не заикнулся, хотя Данька очень располагал к откровенности. Он умел слушать и давал советы, только если его об этом просили. Полгода назад ребята приняли меня в тот же гараж, в ту же теплую компанию, будто ничего не произошло – будто не было ни Энди, ни моего кидалова. Сам никогда не решился бы прийти.

Кому нужно, чтоб его целиком понимали? Любой здравомыслящий человек знает, что это невозможно. А вот чтоб принимали – желание реальное. И меня принимали. Таким, каков есть —угрюмым молчуном, амбициозным и вспыльчивым, с переменчивым, как апрельский ветер, настроением.

Через полчаса пришли остальные, включая Сеню. Он покосился на меня, но я отвел глаза. Небось, волнуется, что я его Даньке заложу! Чудо в перьях. Концертов в ближайшее время не предвиделось, поэтому играли для себя – что хотели, то и воротили. Свое и чужое, старое и новое…

Когда я возвращался домой, Катя ждала меня на лавке у подъезда. Видно, придется дать ей дубликат ключей. Жаль ее. Хуже нет, когда в семье проблемы – сам знаю. Я вдруг поймал себя на мысли, что отношусь к ней, как к ребенку или к младшей сестре. «А зачем спишь с ней?» – спросил внутренний голос – моя совесть и мораль, еще не до конца потерянные. «Зачем? Как зачем? Козе понятно, зачем, да и всего пару раз…» – это был явно не ангел-хранитель.

Мы поднялись ко мне. Поужинали. Готовить для себя несложно – я не прихотливый, а вот что с Катей делать?

– Кать, ты вообще у меня надолго? – прямо спросил я.

– Ну, не знаю… а на сколько можно?

Понятно, хоть навсегда. Такой ответ не порадовал. Ладно, если что, выгнать я ее всегда смогу – это просто, когда не любишь.

1 апр., пон.

Любимый праздник нашего населения. Давненько ничего не записывал – нечего было сказать. Катя жила у меня все это время. Сейчас ушла – сказала, что жить со мной не так легко, как она наивно полагала. Ежевечернюю тусовку, частые визиты Сеньки, гитарный рев и настройки, проигрывание одних и тех же минусовок по сто раз – не каждая выдержит, хоть и назвалась готической чувихой. Как я и думал, она оказалась человеком незамысловатым. Кроме теплой постельки общение с этой девушкой не дало мне ничего.

Долг за квартиру повис за два месяца – зачастую мне удавалось платить аккуратно, а тут пришлось купить микрофон, будку и поп-фильтр для записи вокала. Миди-клава настолько раздолбанная, что выжать из нее нечто пристойное трудно. Ударные все-таки решил записывать сам, на компе. В идеале доверить бы Сеньке, но соседей жалко и технически сложно дома, а на студию денег нет.

Я ознакомил Линду с материалом моего будущего мега-хита, изложил свои соображения. Она принесла басуху, поселила у меня синтезатор – говорит, на моей миди-клаве далеко не уедешь – и даже флейта осталась у меня. Единственная комната теперь завалена так, что к кровати не подберешься.

Из гаража не ушел, но совмещать оказалось труднее, чем я думал. Изначально решил так: играть свои песни в группе не хочу – надо скинуть груз с души, а не реализовываться, утягивая команду на дно хилыми текстами. Но потом у меня словно третий глаз открылся. Я стал думать о таком, что раньше было для меня непостижимым – об аранжировках собственных песен. О том, чего хочу я, а не команда или заказчик минусовки. У нас все партии писал Данька, аранжировки мы просто обсуждали, но в итоге и над ними корпел Черкасов. А тут – все мое и только мое. Только так, как я хочу. Мне снесло крышу. Я бежал домой из института, чтобы повозиться со своим творчеством. Играя с ребятами, я расслабился до наплевательства: у меня появился надежный тыл. Мне больше не хотелось спорить и что-то доказывать, отстаивать свое видение, экспериментировать. Я легко соглашался на то, что предлагают ребята, и с удовольствием играл. Практически превратился в сессионного музыканта.

Разумеется, великий Данчер не мог этого не заметить. И я раскололся.

– И как ты, бросишь нас?

Я горячо заверил, что нет. Данька предостерег, что сольными проектами хорошо бы заниматься, когда в основной группе затишье или дела идут плохо. Я вспомнил об Энди и пообещал, что мои сольные амбиции никак не отразятся на творчестве группы.

– Что мне лезть, Дань? Ты молодец и все делаешь классно. Я всегда доверял твоему вкусу.

– Так и я всегда дорожил твоим мнением. А теперь его из тебя не вытащишь…

Он все понимал, будто пережил на собственной шкуре. В который раз поражаюсь. Он понял, как мне важно разобраться со своими демонами и как в этом помогает творчество. Понимал и то, что свое так захватывает, что чужое становится неважным. Понимал, видимо, и то, что не стоит обижаться на меня, дурака, но это было выше его сил.

2 апр., вторн.

Ладно бы я химичил в одиночку – нет, у меня же мини-группа собралась! Сенька, в отличие от меня, не тяготился игрой на два фронта и пообещал взять ударные на себя.

– Дронов, неужто ты думаешь, я позволю тебе записывать этот тыц-тыц, будто школьник бьет по кастрюлям?!

У Астахова в момент сформировалось грандиозное видение: и арт обложки, и выбор лейбла, и организация концертов, и рассылка демо-версий на радио…