По лезвию струн. Ностальгический рок-н-ролльный роман

– Дружище, остынь, это некоммерческий проект. Никаких пряников не могу предложить. Кроме чувства неглубокого аморального удовлетворения.

Арсений и не нуждался в моих пряниках. Мне ж самому должно хотеться двигаться дальше, разве нет?

Я лишь вздохнул мысленно. Пока что мне хочется вот так же вздыхать – легко и свободно, чтоб сердце не щемило. И как ни смешно звучит, каждая песня, каждый стих, а для кого-то – каждая картина или книга – всего лишь пополнение кислородного баллона.

Я решил, что необходимо полное взаимопонимание в моей маленькой группе. Они имеют право знать факты из моей биографии, которые отражены в текстах хотя бы косвенно. Самое сложное было рассказать о Ланке. А еще сложнее – о том, как я по-скотски с ней поступил. Сеньке рассказать проще – он парень, поймет хоть как-то, а вот Лин… Я заранее настроил себя, что не буду оправдываться и пытаться себя обелить, что бы она ни говорила. Приготовился выслушать множество «приятных» слов в свой адрес, внушил себе, что это будет справедливо.

Лин слушала молча, не перебивая, не останавливая, ничего не переспрашивая. Я испугался, не заснула ли она.

– Ну что ты теперь обо мне думаешь? – завершив излияния, спросил я.

Помолчав немного, она ответила:

– Что ты очень тонкий и чувствительный человек, Вадим. Просто иногда слишком торопишься. Слишком импульсивно действуешь. Иной раз излишне много думаешь над вопросом, который того не стоит, а порой… не думаешь ни о чем – ни о себе, ни о других.

Я сидел, как пришибленный. Чувствительный, тонкий… я? Неужели обо мне она говорила сейчас? И ведь понимаю, что обо мне – кто б еще так четко сформулировал мое состояние и поведение? Кто еще так понимал меня?

– И ты не откажешься записывать альбом с такой сволочью? – почти шепотом спросил я.

Лин рассмеялась – звонко и заразительно.

– Дрох, я профессионал, понимаешь? Я могу работать с любой сволочью. Качество не пострадает, обещаю. Да и вообще, не очень врубаюсь, что ты такого криминального сделал. Я бы на месте твоей возлюбленной на тебя не злилась. Скорее, переживала бы, что ты из-за меня так поступил со своей жизнью.

Будто камень с души. И я снова начал переводить бумагу. Жизнь продолжается, рано гнить в хандре. Надо делом заняться. Серьезно и основательно.

3 апр., среда.

Мы с Лин пошли ко мне после института, работать с клавишами. Я уже записал ритм-секцию к паре песен. Синтезатор для меня – загадка, поэтому его я доверю Лин. Сначала, конечно, чаю попили, поболтали – никак не наболтаемся. О репертуаре моем говорили. Еще немного, и я перестану здороваться со всеми знакомыми. Лин активно растлевала мою душу похвалой – и стихи ей нравились, и музыка. И меня это удивляло – после ее сольника мои потуги кажутся плаваньем игрушечного кораблика в ванне.

– Дрох, в так называемом русском роке три темы: наркота, любовь и одиночество. Это так заколебало! А таких образов я уже давно ни у кого не слышала – это я тебе как филолог говорю.

Я помолчал, потом расплылся в улыбке. Приятно, конечно. Так важно, когда тебе не обрубают крылья, а наоборот – верят в твои силы больше тебя самого. Тем более, когда говорит об этом человек, который разбирается и в музыке, и в стихоплетстве. Мы с Лин давние друзья, поэтому она могла открыто сказать мне обо всех недочетах. Бывало даже, я просил ее исправить речевые ошибки в рассказах. Давно это было. Исправляла. Не так уж много было. А я потом хохотал – каким дураком надо быть, чтоб таких ошибок наляпать!

4 апр., четв.

Гитаристы празднуют день рождения Гари Мура в гараже у Данчера. Я присоединился, выпил пивка. Надо бы пойти домой, работать над записью. У меня куча идей, руки чешутся. Но я так прилип к уютному дивану в гараже, что не мог встать целый час. Соскребся кое-как и поплелся домой. По дороге напоролся на Лин с Дэйвом, вернул отвисшую челюсть в исходное положение и пошел дальше. Он еще здесь?! Он еще жив?!

Работа не клеилась. То ли воодушевление долго не держится, то ли я просто устал – играть и там, и тут, да еще учиться кое-как. Порой жалею, что не пошел на заочку. Нет, я ж крутой! Я ж поступил не по льготам, а по уму! Не абы куда, а в СПбГУ. Тут учиться в сто раз проще, а настрой давно пропал. Надо было что-то более практичное выбрать, вроде юриспруденции или экономики, а то выйду историком и что? Музыкант, историк… Перспективы головокружительные. От стакана к песне или голодать под мостом. И мостов не так много, как в Питере…

6 апр., субб.

Вчера зашел к своим, мама предложила остаться на ночь – отец куда-то смылся.

В кои-то веки нормально поел – мама приготовила завтрак. Давно забытый домашний вкус, приправленный заботой. Странно, раньше она не готовила – когда я тут жил, питались, как попало. Подростком я был вечно голодным, слабым и тощим. Только у бабушки отъедался и с дедом тренировался. Всегда так: стоит только уехать – жизнь в покинутом тобою месте налаживается.

Лин позвала на встречу с «настоящими людьми». Я согласился, до конца не понимая, зачем. Ничего нового, ни уму ни сердцу…

Сенька пришел с новой девушкой. Во, дает! Интересно, этой-то не нужна моя жилплощадь? Нет проблем в семье? На всякий случай я пошел на кухню к Маше и Володе, мы попили чайку, мило поболтали. Володя преподает химию в нашем вузе, на ЕНФ. Не встречал его там, хотя, неудивительно – ЕНФ в другом корпусе.

Чуть позже, наговорившись с супругами, я продрался сквозь толпу философов в гостиной, ловя обрывки фраз типа: «жизнь – это любовь и война: первое – её высший смысл, второе – её ярчайшая суть» или «интуиция есть метафизика разума». Нашел Лин и Дэйва, тихо попрощался – благо, не надо никого провожать. Поймал себя на мысли, что выискиваю взглядом потертую кожаную жилетку Энди. Он с ней не расставался, она стала его визитной карточкой. Впрочем, он парень большой и видный, не заметить сложно. Слава Богу, на сей раз его нет.

Как я и полагал, вечер прошел бездарно. Зачем я втискиваюсь в любую компанию? Ведь понимаю, ничего она мне не даст, а все ищу, жду чего-то… Как лишняя деталь любого механизма.

7 апр., воскр.

Хочется закрыться от всех и не выходить до самой весны. Уж солнце светит вовсю, и слышатся, пусть отдаленно, голоса птиц, что-то витает в воздухе, но зима так упорно сопротивляется крепкими морозами! Всю зиму не было, а в конце – ни дня без них.

Наступив на горло гордости, я позвонил Сене спросить у него номер телефона Кати. Она говорила, к ней можно обратиться, если захочу с ней переспать. Не прошло и часа, как она была у меня. Я сразу сказал ей, что она нужна мне только на эту ночь, а не на ПМЖ. Она не обиделась, не плюнула мне в рожу и не ушла. Сказала, что и сама не осталась бы дольше.

– А почему тебе плохо? – спросила она.

– А не знаю, – буркнул я.

– Может, поговорим?

Ну, мне хоть со стенкой говори, когда плохо. Я вывалил на Катю отрывки из своей полной приключений жизни, поделился бессвязными мыслями. Она оказалась прекрасным слушателем – кивала и не перебивала. Я знал, она думает о чем-то своем, не то, что Лин, но меня это мало заботило. Когда слова за душу не тянут, всегда легче.

На ночь она, конечно, осталась – избавила меня от мыслей о моем «духовном кризисе». Спасибо ей большое.

10 апр., среда.

Настроение – паршивее некуда. Ничего делать не хочу, даже записывать этот гребаный альбом. Дурацкая была затея. Переслушал то, что написал, и чуть не удалил безвозвратно.

Лин пришла часа в четыре и разубедила меня умело, в двух словах, как у нее одной получается. Иным людям требуются пламенные речи, чтобы донести до кого-то свои мысли, а Лин всегда хватало пары тезисов.

– Подумай, что твоя рана так и не заживет, если ты ее не промоешь и не перебинтуешь. Так и будет саднить, кровоточить, гноиться и смердеть. Вспомни свой зимний хандроз!

Значит, все-таки меня трудно было выносить даже ей? Хорошо, что прошлой осенью мы особо не общались – тогда я сам себе был противен. Отчасти потому и начал писать дневник, чтобы посмотреть на себя со стороны и посмеяться над своими проблемами. В письменном виде они выглядят мелко.

– Но если тебя и это не убеждает, задай себе вопрос: где ты будешь через десять лет, если сейчас не пнешь себя доделать начатое? В лучшем случае там же, где и сейчас, но зачастую мы откатываемся назад, когда не движемся вперед, правда? Потому что все вокруг-то движется!

– Убеждает, убеждает! – я примирительно поднял руки. – Рано говорить о демо, лейблах, концертах, деньгах и славе!

Лин пожала плечами – мол, как хочешь. Но потенциал есть!

– Кстати, у меня еще для тебя новость – собственно, я пришла тебе ее сообщить, а ты тут опять сопли жуешь…

– Все, прожевал уже, говори!

– Тебе нужен подержанный маршаловский усилок? Знакомый из универа продает, хочет себе процессор новый купить.

Черные мысли мигом вылетели из головы. Усилок мне нужен в принципе – свой я продал, когда вернулся домой, а в гараже играю на Данькином. Дома обхожусь как-то, то в наушниках, то в компьютерных колонках, пока не затошнит. Для записи он тоже не нужен, да и денег нет до отчаяния. Но… но, но, но!

Я помчался за блокнотом, чтобы записать номер этого парня. Позвонил ему и договорился о встрече, чтоб посмотреть и потестить это чудо с ламповым предусилением, якобы собранное в Англии. Чуть слюни на ковер не пустил, но виду не подал.

– А в рассрочку не отдашь? – обнаглел я.

– Можно.