Сильные мира. Сборник рассказов

– Малыш, ты уверена, что я именно тот человек, с которым ты хочешь связать судьбу?

Галя тяжело вздохнула.

– Степ, твое недоверие причиняет боль. Если ты этого не хочешь, так и скажи. Я уже все сказала.

Она, конечно, не могла не заметить, что с ним происходит. Но сколько ни пыталась ненавязчиво затронуть эту тему, он замыкался в себе. И с тех пор Галя действительно стала сомневаться в безоблачности их отношений.

– Я не хотел тебе говорить, но все-таки нельзя с такого начинать семью, – вздохнул в ответ Степа.

Тяжело понять волю Божию, даже если живем по вере и заповеди Его храним по мере сил. С появлением Антона у Степы душа не на месте. Не было у него намерений с кем-то советоваться или переваливать ответственность за свои поступки на прозорливых старцев, коих, говорят, на Руси и не осталось. Да ссудил Господь попасть в такое место, где один зажился. Попал туда Степа случайно и без Гали, всего на день. Толпы народу в храме – не то чтобы к старцу, но многие зачем-то подходили и что-то кратко спрашивали. Батюшке уже за семьдесят, он очень болен, еле ходит. Да еще каких-то тевтонских кровей, фамилия немецкая.

– Надо суметь вопрос покороче сформулировать, если есть что спросить, многим он помог советом.

Степан от услышанного отмахнулся и выпал из очереди. А через какое-то время увидел возле батюшки всего двоих, и тот уходить не собирался. Степа на ватных ногах приблизился к грузному священнику с почти белыми, но густыми волосами. Тот сидел у алтаря и смотрел куда-то вдаль. Степа не успел слова сказать, как батюшка взглянул на него и с улыбкой промолвил:

– Что, друг любезный, не знаешь, твоя судьба или чужое воруешь?

Степан опешил, а потом возмутился.

– Почему это я ворую, батюшка? У меня воруют, а я еще канителюсь!

– Эх… воруют у него! Собственность твоя как будто?

Степан потупился и не нашелся с ответом. Батюшка его и не ждал.

– А если правда изменился человек? Только мало дойти, надо удержаться, знаешь? А без нее он не удержится. Месяц-другой и привычка возьмет свое. С возрастом тяжелее меняться, тем более мужчине.

Степан снова промолчал, лишь выдохнул с усилием.

– А ты справишься, ты парень крепкий. Тебе бы кого подтащить к Христу, а то решил на лаврах почить.

– Батюшка! – Степа выпучил глаза и стал приглаживать проносящиеся в голове мысли в выражениях вовсе не церковных. Да с какой стати он должен уступать свое счастье какому-то проходимцу? Да вы не знаете, что это за человек, он только Галю измучает и ее за собой утянет! Она для него – такая же, как сотня других. Значит, мало его гада спасти, надо его еще за ручку тащить к Христу? Не много ли чести? А у него, у Степана в кои-то веки жизнь налаживается, и он должен отказываться от Божьего дара – ведь именно так он относится к Гале, пылинки с нее сдувает и на руках носит! И вообще, кто сказал, что этот батюшка прозорливый, что он вообще знает?

– Решать тебе, конечно. Вам, точнее. Но заметь, супружество – это вовсе не счастье. Бог соединяет здесь двух любящих людей для совместного спасения. А дальше в вечности – для духовного родства. Счастье, счастье… с частью, с причастием, значит, с Богом. Вдвоем в чем-то легче, в чем-то – наоборот, кому какой подвиг.

– А я значит, эгоист и гордец?

– Глянь, аж ноздри раздуваешь! – батюшка заразительно засмеялся. – А то нет? Тебе решать, но и о других забывать не надо. Господь никого зря в нашу жизнь не пускает. Иди, водички попей, воздухом подыши, от тебя пар идет, – батюшка был невозмутим.

Степан последовал совету. Вышел в притвор, потыркался с автоматом по выдаче святой воды. Полегчало. Во дворе нестерпимо ярко после храмового полумрака. Трава, как водится в июле, стала жухнуть, но жара казалась приятной. Солнышко отогрело трясущегося от негодования Степу.

Как он раньше посмеивался над кумушками, которые своей головой думать отказывались – батюшка, в какую столовую пойти? А теперь что? Галюш, выходи-ка ты за этого мастера-ломастера, его спасать надо, а я уж как-нибудь, чумовой такой, разберусь.

Походил по церковному двору кругами, успокоился. Гале решил ничего не говорить. Пусть на его совести грех останется, если это грех. Как у других все просто, а со своими завихрениями не разберешься хоть с когортой старцев.

Галя долго молчала, выслушав откровения жениха.

– Он тебе пишет, звонит? – спросил Степан.

Не надо уточнять, кто такой он. Антон стал третьим в их еще не сложившимся союзе.

– Не звонит. Пишет комментарии в соцсети, как и все. Ничего особенного.

– А ты за его жизнью не следишь?

– Мне это уже давно не интересно, – пожала плечами Галя, – еще до встречи с тобой не хотела ничего о нем знать.

– Тогда тебе было просто противно, – предположил Степан, – а теперь, быть может, у него другая жизнь?

– Не знаю. Надежды не так расстраивают, как реальность. Разумеется, я желаю ему всего хорошего.

– В твоем понимании.

– В правильном.

Он кивнул. У Антона есть блог, открытый для всех, и Степан об этом знал.

– Почитай, может и впрямь изменился…

– И что? Сделать ему предложение? – Галя не вспылила, не повысила голоса, однако и прежней улыбчивости не осталось. – Сказать, жених от меня отказывается, из христианских побуждений уступает слабому ближнему сильную невесту. Класс!

– Галь, ну зачем ты так? – Степан поморщился. – Мне самому больно. Не знаю, что делать.

– Тогда расстанемся. Просто, без всяких уступок. Я второй раз не собираюсь на грабли наступать.

– Он для тебя правда ничего не значит?

Галя устало закатила глаза.

– Степ, я не могу больше об этом говорить. Если ты меня и после свадьбы так будешь доставать, лучше и впрямь разойтись.

* * *

Галя едва удержалась, чтобы не отправить жениха куда-нибудь съездить. Отдохнуть и развеяться. Вовремя вспомнила, что он уже прокатился. Нашел приключений и на свою голову, и на ее. Стоит ли теперь ехать его тропами? Голова побаливает, в транспорте стало укачивать, чего раньше с ней не случалось, и она с трудом понимала, что чувствует подверженный этому человек. Но сколько раз проверено на себе, с Божией помощью все возможно.

Дорога выдалась нелегкая. Никто не знал, что Галя не на работе – взяла отгул за свой счет и ничего никому не сказала. Мама разволнуется, Степа вообще бучу поднимет, да ему и знать необязательно.

– Должно в семье быть равновесие, – смеялся папа, – один чумовой, другой спокойный.

В их союзе с мамой спокойным был папа. Мама нервничала по любому поводу и называла себя холериком. Легко теряла сон и аппетит, выходила из дома за полдня, чтобы прибыть куда-то вовремя, хотя езды минут двадцать. Почти всегда говорила на повышенных тонах, быстро и эмоционально. Степа не такой, но и не спокойный. Галю это порой раздражало. Она не верила в «своего» и «не своего» человека. У всех полно закидонов, просто с чем-то готов мириться, а что-то неприемлемо. Со Степиным крутым нравом она мириться готова, а раздражительность всходит на почве его вечной подозрительности или благодаря висящему в воздухе призраку прошлого. Галя корила себя за эти мысли, но порой они мелькали в сознании: лучше бы не лезла под эту раму. Глядишь, ничего бы страшного с Антохой не случилось, она же оклемалась? Такого лопатой не убьешь, только шишку набил бы.

Никогда в такие поездки одна не ездила. Да и вообще редко ездила куда-то одна, а очень хотелось порой. Особенно в этом году. Отдохнуть от всех, от родных стен и людей.

– От себя не убежишь! – говорила мама.

Галя устала от ее проповедей.

– Просто выслушать не можешь – сразу начинаешь пилить. Люди не все говорят, чтобы попасть на трехчасовую лекцию о том, кому на Руси жить хорошо. Зачастую нужно просто выговориться.