Сильные мира. Сборник рассказов

«Я ведь хочу, чтобы в моей жизни был ты, но такой, который удобен мне, которого я себе придумала и которого не существует. Как вы создаете себе ручного бога, а потом разочаровываетесь в придуманном христианстве. Разница в том, что сатана охотно подстраивается под образ придуманного бога и взимает плату за свое актерство. Реальный человек на это не пойдет, если нет личной выгоды. Тебе, конечно, была бы, но и роль непосильная. Проще найти другую публику. Может, удалить тебя из друзей и не видеть в новостях, какой порнографией ты питаешь душу? Что мне за дело, обидишься ли ты? Нет, конечно, есть дело – даже по-христиански. Если есть у кого обида на меня – это моя проблема. Тяжело от несказанных слов, или от сказанных не так, как нужно было. Но раз Господь это искушение попустил – должна справиться».

Илья встал, прошелся по огромной кухне. За окном хмурится, темнеет. А с утра было так хорошо! Допил оставшийся в рюмке коньяк, нашел в холодильнике лимон. Ломтик получился кривой и тощий.

«Господи мой, Господи, сколько раз Ты спасал меня, и чем я отвечаю, как благодарю? Ненавижу себя и все равно думаю о нем. Полный боли взгляд, увядающее лицо, чуждое улыбке – такое… неуместное на фоне цветущих двадцатилетних. У Джульетты был день рождения и, разумеется, фотки. Комично. Гротескно. Он как отец ей. И зачем понесло на ее страницу? Испортила себе Рождество, которое он не празднует. Правильно, как его праздновать, если не в храме? Зато с нового года стандартные фотки застолий с елками. И этот человек учил меня жизни! Видно, как классно ты живешь, солнце. А она пишет на стенке под фотками его щенка – сегодня будем спать с этим зверем. И про любимое тело, в котором нет запретных мест, оно бесконечно желанно. Смотрите, как надо жить! И вряд ли знает, что за две недели до их знакомства писал такой же бред на странице бывшей жены».

Странно, что она пишет то «ты» то «он», но всегда понятно, о ком речь – другой «Ты» и «Он» тоже вопросов не вызывает. Отодвинув папку, Илья закрыл руками лицо. Увядающее, неуместное. Сама ведь говорила, что он хорошо выглядит. На тридцать два, не больше.

«У Гришковца услышала, как впервые, в спектакле „Плюс один“ – я всегда любил жизнь и хотел жить. А я не любила. Вам дано все, чтобы быть счастливыми, а не умеете. Еще про боль понравилось – слов не найдешь для ее выражения, не донесешь, не объяснишь, как тебе плохо – тогда и становишься плюс один к человечеству. Дело не в людях, которые не хотят слышать и понимать, не в поверхностном общении, которое многие считают нормальным, и, дескать, потому есть самоубийцы, что их никто не услышал и не понял. У каждого – своя боль, надо учиться жить и справляться с ней. Не ища виноватых. Их нет – мы пленники в башне. Я бы тоже хотела докричаться хоть до кого-то, да не знаю, как, не нахожу слов. Хотя начать стоило с того, что не ведаю, как живут без Бога. Я бы повесилась или спилась. Кто бы удержал?»

Сколько смертей было в прошлом году! Молодые ребята, чуть за тридцать накладывают на себя руки, а мужики чуть за сорок умирают от сердечного приступа. Девушки, которые существуют только в книгах – бросаются под пули… Докричаться?

Зазвонил телефон, но Илья проигнорировал его. Налил себе еще, хотя и так тьма в глазах. Кто торопит? Дочитай завтра. Зачем себя мучить? Но не оторваться. В сердце проснулась боль, которую перестал чувствовать, казалось, навсегда.

«Я вычеркнула тебя из жизни не потому, что надо учиться жить без тебя, а потому, что больно смотреть, как живешь ты, не в силах что-то изменить. Будто роешься в помойке, а потом не можешь избавиться от вони, словно пропитался ею. Говорят, фраза „я сделал все, что мог“ характеризует не верящих в свои силы. Я ничего не сделала, только отходила от шока: мечта сбылась, ты рядом. Ты – тот самый, подумать только! Я не умываю рук, есть в чем упрекать себя. Но главным остается наше произволение, а видя его, Господь создаст условия жизни по вере. Твоего произволения не было, а значит, я поторопилась вламываться в твою жизнь».

Поторопилась, девочка моя, разумеется. Не оклемался после развода, ничего вокруг не замечал. Такой несвоевременный подарок…

Она мечтала? О нем? Но как это возможно? Первые письма – вовсе не ему! Или тому, каким был когда-то и которого давно никто не замечал…

«Если правду сказали – благодари. А если нет – беспокоиться не о чем, не про тебя же.

Правда в том, что недооценили, какая ты чистенькая и уникальная. Банальное самомнение и гордыня. Да еще поучать пытаются неудачники и безбожники.

А если неправда – блаженни есте, егда поносят вам и изженут и рекут всяк зол глагол на вы…

Он не враг, никто тебя площадной бранью не осыпал, не бил тростью по голове, не плевал в лицо, и даже клеветой это не назовешь. А тебе уже обидно, ишь, какая цаца. Радуйся и веселись.

А раз не получается – значит, правда и все о тебе…»

Илья схватил пустую рюмку и размял ее в руке. Боли не ощутил. Подошел к раковине, смахнул осколки с окровавленной ладони.

Первый раскат грома вдали – глухой, утробный.

В этих записях Бога больше, чем его. И Лена – такая непривычно говорливая, последовательная и воинственная. Мир, который так и не узнал. Который мог стать и его, Ильи. Но поздно. Нить оборвалась, и рука, тянувшая его к свету, тлеет в могиле. Господь забирает лучших. А вы, оставшиеся, мучайтесь чувством вины и горечью жизни.

«Великий четверг, страстная седмица. О другом надо думать. А может и нет… не внушить себе, что забыла, а растравить душу и впрямь излечиться? Или это прелесть и непосильный подвиг? Мне всегда надо чувствовать, а не понимать. Не просто верить, а знать, почему. Не система запретов, а опыт страданий и покаяний. После Пасхи будто лопается болезненный волдырь, и можно начать все с чистого листа. Постное странствие вот-вот завершится, и вернешься к привычным делам и пище. К чему была дорога? Что приобрел? Кого победил? Где мои чудовища морские, где дракон? Пусть лучше сидят в глубинах сердца, я не готова к встрече. Я трусиха».

Хлынул дождь. Порыв ветра со звоном распахнул форточку. Илья вскочил, подлетел к окну. У соседей свет. Несколько фигур в окне. Сын закатывает жалюзи. Машет Илье рукой. Реакция заторможена, но с ответом справился. Навалился на форточку, еле закрыл. Надо смазать шпингалет, плохо поддается…

Взял коньяк, папку и поплелся наверх. Сейчас сядет у камина, как барин в большом пустом доме, и погрузится в чтение. Последняя исповедь. Правда о нем. Теперь с ней не поспоришь. Не оправдаешься. И, наверное, Господь расскажет Лене, какой след оставило ее короткое появление в чужой изуродованной жизни. У них теперь целая вечность.

Длительная выдержка

В кои-то веки дела у Артема пошли в гору. В успех не верил никто – ни родители, ни друзья, переставшие мечтать и занявшие свои места в этом мире, ни возлюбленные, которым оказалось трудно поладить с творческим человеком. Даже коллеги по группе – кто-то играл еще в пяти командах, кто-то занимался сольными проектами, кто-то выпивал, кто-то осчастливил Артема только для развлекухи – играют же люди в футбол после работы, почему бы в рок не поиграть? Когда Артему это надоело, он стал подбирать музыкантов не по дружбе, а по профессионализму. Худо-бедно пошло-поехало. Только сайт хромал.

– Некоторые особо одаренные с него начинают, а ты все в соцсетях сидишь, – говорил Женька, лучший друг и программист, – разгребусь со своими делищами, возьмусь за твою визитную карточку.

Артем не торопил.

– Фотки нужны козырные. Волосатые стильные дядьки в героических позах. Ну, понимаешь…

Знакомый фотограф у Артема имеется.

– Извини, старик, я пока занят, – вздохнул Кирилл, – кину ссылку, обратись к одному человечку. Не откажет.

«Человечек» оказался миленькой девушкой. Студии у нее нет, снимает дома. А лучше выбрать пасмурный день и пофоткать на природе.

Артем не стал пугать девушку, явился один. Идея отчаянно ему не нравилась – он все-таки музыкант, а не рок-звезда. Если бы в наше время можно было зарабатывать продажей дисков, он закрылся бы в студии и химичил со звуком до одурения.

Девушка одета как парень: кроссовки, джинсы, огромный рюкзак, штормовка и бейсболка. А он-то вырядился в кожаный френч, распустил вихры, грохотал штиблетами по сухому асфальту!

– Пойдем лучше в парк, – предложила Надя, – волосы твои с кирпичной стеной сольются.

Об этом он не подумал. Впрочем, пусть профессионал голову ломает.

Благо в парке в будни народу мало, но те, кто был, смотрел на парочку с любопытством. Надя потратила несколько секунд на настройку, сделала пару пробных кадров, пока Артем гулял по дорожке, потом попросила обернуться, снять плащ, закинуть его на плечо, сесть на лавку…

– Да просто двигайся, я тебя поймаю.

– Признаться, перед такой техникой я теряюсь. Не мужское это дело.

– Девчонки тоже теряются. Сначала да, окей, позинг будет зашибись, а на деле – как перед расстрелом.

Фотограф с ним на одной волне – общительной ее не назовешь, и Артем чувствовал, что девушка делает над собой титанические усилия, чтобы расшевелить его. Однако вскоре творческий процесс ее увлек: в ход пошли анекдоты и «представь себе» – то полный зал, то летящие не сцену лифчики, то контракт на пару миллионов.

– Ладно, что-то да получится, – вздохнула Надя и, опустив фотоаппарат, стала разминать руки, – пришлю на электронку результат, может, плеваться будешь.

Вечером Артем получил несколько фотографий. Надо же, а он ничего! Ни красавец, ни урод, ни румян, ни бледен. Лютой обработки не заметил. Все реалистично, стильно, ничего лишнего. Он набил письмо, полное искренних благодарностей и напросился на студийную съемку. Надя согласна принять его одного.

В «живом журнале» девушка разместила портфолио – пейзажи, портреты, натюрморты. С этими ссылками Артем ознакомился в первый же вечер переписки. Но там еще много интересного: Артем прочел небольшую рецензию на незнакомую ему группу, а дальше – зачитался. Оформляло рецензию фото как из музыкальной студии – цифровое пианино, огромные колонки без сеток, ноутбук. Все это громадье живет в Надиной квартире. А в противоположном конце – торшер-«софтбокс», лампа на прищепке, белые зонтики, полиэтиленовые пленки, разноцветные ткани…

– Кофе сварить? – голос хозяйки вернул его в реальность.

– Не откажусь.

Пока она возилась у плиты, он ходил по единственной, но большой комнате, и разглядывал каждый предмет.

Кофе оказался классным. Он привык к растворимой бурде, а варить у самого почему-то не получалось.

– А ты, значит, тоже играешь? – кивнув в сторону пианино, спросил Артем.

– Бывает. Для себя.

– А по жизни чем занимаешься?

– Давай не будем о грустном.

Забавно это – сидеть в чужом дневнике ночь напролет. Незнакомый человек, параллельный мир. Причем такой, которым он и не думал увлекаться, но вдруг нашел столько созвучий.