Дисторшн

Но вернемся к плану – снимаем, значит, проститутку… Оплата? Черт, значит есть и второй серьезный минус данного плана, но ладно – наскребли бы, подарили же в конце концов на днюху родители деньги… В остальном план точно безупречен. Снимаем, платим, привозим… Ой! Куда везти? Минус. Думать о них больше не буду – все равно уже не выгорит. Так что буду только о плюсах… Хо-хо-хо. В общем, привозит один из нас ее на квартиру, а второй тем временем прячется в этой самой квартире – все равно где, лишь бы хорошенько. Так вот, когда первый сделает свое первое, а потому, наверняка, быстрое дело и сбежит, к примеру, в туалет, ванну или куда там можно после этого дела отлучиться; второй, как ни в чем не бывало, возвращается вместо него и реализовывает уже и свою мечту. А что? Разве не гениально? Две «мечты» за одну цену! После брата не так брезгливо, могу даже я вторым пойти, мне все равно (может быть оно так даже и лучше). Только как было заставить брата пойти первым? Хороший вопрос. Но, как я уже написал, о минусах больше не слова. На нет и суда нет. Даем волю рукам и дальше. Это, кстати, и был тот план, о котором я упоминал, когда писал о скейтах. «Дело на двоих». Один скейт на двоих – нет, одна на двоих проститутка – можно и прокатиться. Ха-ха.

Ладно, дело прошлое. А в настоящем… Я рассказал братцу о Спасителе и билетах. Неожиданно, но он поддержал идею воспользоваться этими билетами. «Почему нет?», – говорит. «Можно и сходить, подергаться». Не ожидал, что так быстро согласится – исключительно в силу перенесенного, но факт остается фактом. А значит – сходим. Через неделю вроде. Сейчас проверю. Ага, пятнадцатого. ДК им. Горбунова. Горбуха. Отлично. Black Day. Кто это? Не слишком ли мрачно? Металлюги? Без разницы. Сходим. Let`s Rock!

А снилось, что я – это я. Именно я. Такая вот простая реальность во сне. Когда происходит все то, что происходит в обычной жизни, без фантасмагорий, иллюзий, всяких нереальностей и прочих продуктов сна. Когда все, как всегда. И лишь какая-то маленькая вещь в какой-то момент, если до нее «доспишь» даст тебе понять, что это был сон. Сонная такая червоточинка, которая порой даже удивляет, причем прямо там, во сне, и там же ты и понимаешь, что это сон и успеваешь либо расстроиться, либо порадоваться.

Началось все во сне с вечера, хотя, может быть, я просто запомнил его именно с этого момента. Снилось мне, что все, как обычно, идет своим чередом, ничем особо не занимаясь, мы валялись с братом в своей комнате – брат что-то читал, как вон сейчас – водит носом между страниц, а я, что самое интересное, как и сейчас, в дневник что-то записывал. Надеюсь, не очень важное, потому что не помню что. Но точно не какое-нибудь научное или еще какое открытие – на сонные свершения я вряд ли пока способен – не забит «чердак» еще пока всем тем, из чего можно было бы что-нибудь хорошее сконструировать. А из «ничего» только ничего и может получиться. Поэтому, думаю, просто что-то записывал из глупых подростковых измышлений, хотя, конечно, не без претензии хотя бы на ту же подростковую философию. Такой вот сон. Там же во сне нас позвали родители ужинать. И мы ужинали. Кажется, я даже ощущал вкус жареной картошки с тушенкой, которую мы ели. Все было очень четко. Даже руки я мыл после еды – точно помню. Ничего не указывало на то, что это сон. Совершенно. Все чем-то занимались, что-то спрашивали, кто-то что-то отвечал. Ели, болтали, да-да – мыли руки, после чего все видимо разбрелись по своим делам. Я, как уже пару раз написал, помыл руки и пошел в нашу с братом комнату. Тот снова валялся на кровати, но без книги… Просто лежал и смотрел куда-то перед собой. Наверное, это первое с чего начинались сонные непонятности, потому как раньше я за братом не замечал каких-то подобных меланхолично-депрессивных поступков – нормальный он парень, ха, как я! А тут… в прострации. Я сразу обратил на это внимание и окликнул его. Он перевел взгляд на меня – одними глазами без участия головы и так знаете резко, как-то покадрово. Это вообще будет характерно для второй половины сна. Раз! И его глаза сверлят уже меня, а не пустоту. И противный такой взгляд – это мне запомнилось в первую очередь. Не его, не моего брата. Глаза его, а взгляд – нет. И не мой.

И вот стрельнул в меня братишка взглядом и замер. Ага, картинно так, как в немом кино. Я терпел этот взгляд не больше пары секунд, а потом говорю, ты что мол, в порядке? Что с тобой? Как вдруг он начинает приподниматься с постели, и снова какими-то рывками, как в дешевых, я их называю «ленивыми», мультфильмах, в которых художники про плавную анимацию и слыхом не слыхивали. Где, к примеру, взмах рукой или любое другое движение состоит лишь из трех кадров: нижняя точка, средняя и верхняя – могут и среднюю пропустить – низ и верх – на экране это смотрится ужасно. Так и тут. Брат поднимался с постели рывками, одновременно как-то странно выкручивая руки, ставя их то перед собой, то сбоку, то уводя куда-то за спину. Мне трудно это описать – это было и реально, и нереально одновременно, я еще не успел испугаться, не успел понять, что это сон, никаких эмоций – просто какое-то удивление, не больше, просто – как так? Что за…? И в следующую секунду – я понял – да, это сон. Но как проснуться? Команду я начал давать практически сразу, но нет. Ни в какую. Словно запертый один в кинотеатре – выход только после окончания сеанса. Точнее, я читал, точно – «Заводной апельсин» – кто-то из приятелей подсунул. Там главному герою прокручивали фильмы со всякими реальными и нереальными ужасами – и он не мог не смотреть. Примерно так себя ощущал и я в своем же собственном сне. Да, я командир, но всем плевать на мои приказы. И я смотрел. И вот вслед за телом, брат стал неестественно крутить головой.

Она рвано прокручивалась вокруг собственной оси, жутко гримасничая. А в какой-то момент лицо… Лицо перестало быть только лицом моего брата. Каждое мгновение, каждый кадр, оно трансформировалось в чужое, неизвестное мне лицо. Говорят, во сне не может быть ничего, что ты когда-нибудь не видел. То есть что бы ты не видел во сне – ты это уже где-то видел, но видимо просто не запомнил. Наверное, но многие лица, которые словно по щелчку менялись на, так сказать, голове моего брата мне были незнакомы. Я узнал только Жало, Спасителя и… куда же без него… утопленника. Именно его лицо пугало меня больше остальных, и именно оно было, как и лицо моего брата, в постоянном движении – лицо в этот момент искажали жуткие гримасы – кожа то растягивалась, то сжималась. Глаза вертелись вокруг своей оси, то встречаясь с моим взглядом зрачками, которые могли появиться с любой стороны глаза, то пугали белизной глазных белков. Губы, казалось, что-то шептали, но я не мог ничего разобрать. В общем, было страшно. Чертовски страшно. Я пытался вынырнуть из всего этого кошмара, потому что, повторюсь, я понимал, что это сон. Но не получалось. А когда брату, не смотря на все эти судороги и конвульсии, по-другому я даже не знаю, как назвать эти раскадровки, удалось встать с постели и двинуться в мою сторону (убежать или хотя бы отступить назад я тоже не мог – видимо в этом сне это было невозможно, не запрограммировано) я стал кричать. Пытаться кричать. Не получалось. Совсем. Я слышал какой-то истошный, но очень тихий писк и больше ничего не происходило. Сон продолжал держать меня в своих скользких и мерзких объятьях. И тут брат подошел вплотную.

Я больше не кричал. Даже во сне я понял, что это уже не имело смысла. Его лицо была прямо перед моим. В нескольких сантиметрах. И продолжало меняться. Только теперь более плавно, словно пульсируя. Все кроме глаз. Глаза смотрели на меня, куда-то внутрь меня. Как можно описать этот взгляд? Проникновенный? Убийственный? Да, наверное, как-то так. Не меньше. И смотрящий с ненавистью. Уверен. По чужому. Не по-братски, это точно. Как тот, что меня ненавидит и хочет моей смерти, причем долгой и мучительной. Дьявольский взгляд. И я проснулся… Что-то разрешило. Позволило. Вот, собственно, и все. Настроение ненадолго испортил, но что такого в сущности? Природа сна понятна. Приснился – да. Напугал – да. Но, как и все сны очень быстро растворился. Если бы здесь не записал, наверное, через пару дней и не вспомнил бы. Но рад, что записал. Хотя не очень рад, что приснилось. Ну да ладно, не бояться же брата теперь… Хотя как после любого просмотренного фильма ужасов некоторое время обращаешь внимание на какие-нибудь вещицы, на что не обратил бы ранее, ни за что не обратил бы – просто не подумал бы об этом. К примеру, та же «Детская игра» – разве стал бы я когда-нибудь куклы какой-нибудь бояться (слава Богу сестры нет – нет и кукол), но… посмотрели с братом в видеосалоне и через пару дней каждый из нас, причем не сговариваясь, куда-то подальше запрятал своего плюшевого медведя, который каждому был подарен в один из совсем первых дней рождений кем-то из близких родственников – легенда гласит, что братом мамы, и с тех пор с формулировкой «на память» (то ли память о самом факте подарка от брата мамы, так как он был единственным, если легенда правдива, то ли в память о нашем детстве в принципе, то ли еще о чем-то) восседающий каждый на своем (то есть на моем и на братовом) книжном шкафу. Я своего убрал первым, вспомнив, какие ему приходилось выносить пытки при игре «в доктора» в моем детстве (папина профессия привлекала какое-то время) – одни инъекции водой чего стоили, точнее их количество. Так что моему медведю точно было за что меня ненавидеть, и если уж кто-либо решил бы в него вселиться – вместе отвязались бы на мне по полной. Уверен. Я бы отвязался на их месте. Дети существа жестокие, особенно с теми, кто наполняет их мир. Например, с игрушками. Итак, сон я решил забыть. Потому и переключился на мысли о музыке. И брата нужно по максимуму успокоить, даже, если он будет против. Уж если мне такое снится, представляю, что в его башке творится. Так что, братишка, готовься! ПОНЯЛ?! (это я ему крикнул). Ха, сверкнул глазами как в моем поганом сне. Брррр…. Мурашки. ЧТО ЧИТАЕШЬ-ТО? К экзамену? Не слышит. Ага. Погружен. Ничего, выздоровеешь. Родителям мы ничего не рассказали. А смысл? Ладно, к черту эту историю. Пора забыть и не вспоминать. Живем дальше. Ага, музыкой. А что? Почему нет? Да потому что послезавтра очередной экзамен! Как ты будешь его сдавать, думая о чем-то другом? А концерт еще только через неделю. Делай выводы. Ладно, согласен. Пойду, что-нибудь перекушу и тоже нужно гранит науки погрызть, а потом может прогуляться сходим. Так что, думаю, до вечера – не раньше. Да, надеюсь, вернусь вечерком.

Пытались выдернуть Жало, но так и не дозвонились – наверное, махнул на дачу – хотя странно ничего вроде не говорил. Ну да ладно – объявится, расскажет. Так что мы вновь были предоставлены сами себе и были лишь друг с другом. Хотелось как-то многое обсудить, но как-то не получалось. Что-то все-таки этот проклятый случай поменял, конечно, ни в наших отношениях, но в нашей жизни. Надеюсь, временно, но все-таки. Брат был совершенно неразговорчив и витал где-то в исключительно своем собственном небе и со своими облаками в голове. Я долго ходил вокруг да около, намекал, выяснял, упрашивал, пока не пришел к тому, чтобы просто спросить: «Ты что, так сильно обделался?». И он ответил. «Да». И добавил. «Я представил себя на его месте. Я видел свое лицо. Я видел в нем себя! И мне стало страшно, и легче не становится. Мне кажется, когда я ложусь спать, что мое тело сейчас примет его позу и окоченеет так же, как у него, и я останусь внутри этой живой, но застывшей скульптуры».

Он вновь напугал меня. Мне мгновенно стало не по себе. И я сказал то, что в итоге напугало уже меня. «А ты не думал, что видел не свое лицо, а мое? Что это я могу быть на его месте?». Брат вздрогнул. И по этому движению я понял, что он не задумывался над этим. Но честно, не знаю, могло ли это его успокоить. Лично мне стало страшно теперь за нас обоих. Господи, надо же было произойти всему этому! А что касается его… Посмотрим. Этот разговор я закончил банально: «Давай забудем, а? Переживем как-нибудь. Договорились? В конце концов, я думаю, что подобная реакция как твоя или моя – это совершенно нормально для подобной ситуации. Как думаешь?». Он согласился. Мне это понравилось. На том и порешили. Забываем. Если что-то мучает – рассказываем друг другу. А как иначе? Мы же братья! После этого как-то стало легче – мне точно, брату, надеюсь, тоже.

Да и в конце концов секретов, в общем-то, нет никаких. Ну решил дневник вести, ну понравилось… Хочешь читай, хочешь свой заведи. Хотя читать, конечно, лучше не стоит, все-таки могу и что-то личное здесь закрутить, если еще не закрутил -половину уже не помню, о чем и писал. В общем, в ящичек стола я, конечно, дневничок приберу, а дальше уже на его, брата, совести. Но не думаю. Брат все-таки. Не должен. Я бы не стал. По крайней мере, без разрешения. Даже если бы хотелось. Но хотелось бы. Очень. А сейчас жрать хочу. Пора завтракать и за книжки. Все-таки экзамен завтра, поэтому пока все остальное по боку. Целая неделя впереди -экзаменационная. Учебники, тетради, шпоры и так далее и тому подобное. Даже не знаю, будут ли силы еще и в дневнике что-то записывать. А главное, будут ли события достойные записей? Не знаю. Не уверен. Вот концерт в «Горбушке», это да -событие. Но оно только в субботу, а до субботы нужно еще дожить, угу, экзаменационно. Так что как-то так. Посмотрим. А пока пора грызть бутерброды, а потом гранит науки. Первое набьет живот, ну а второе – голову. И то, и другое должно быть полным. И ни фига ни на половину. Только под завязку. Иначе счастья не видать. А счастливым быть хочется. Ой, как хочется. До шестнадцати были? А значит и дальше нужно стараться. А значит, будем! Все, поехали!

Хотел еще вчера ночью засесть за писанину, еле дотерпел, но вернувшись домой, с братом, получили от отца и… Я, кстати, был «уверен», что мы предупредили родителей куда пошли… Но на деле, конечно же нет, так как боялись не отпустят, и это могло быть действительно так, или отпустили бы, но с подпорченным нам настроением. Да-да, как-то такое уже было – Жало пригласил в МДМ на дискотеку (с полным, так сказать, гособеспечением – мог позволить, а мы по дружбе могли принять), и что вы думаете – мы к родителям, точнее к маме, отец был на сутках – мы думали это к лучшему, не тут то было… Мама нас выслушала, спросила с каких и до каких сие мероприятие, мы ответили почти правдиво, что с полуночи и до… Дальнейших разъяснений не потребовалось. Все было кончено. Нет-нет, «Нет» мы не услышали, мама как раз согласилась, но видя, чего ей это стоило, и, понимая, что будет твориться у нее в душе, когда за нами закроется дверь, мы поняли, что пойти попросту невозможно. Да, мы подростки, да, нам на все плевать, но только не на такой взгляд нашей матери. Потому и не пошли. И потому в этот раз пошли, ничего заранее не спрашивая. К тому же, мы ведь стали взрослее? Конечно. Думаете, аргумент? Конечно. Ха, сомневаюсь. Ну да ладно. Мы ничего не сказали и пошли. Последнее, что скажу в нашу защиту: МДМ – это до утра, вчерашний концерт до часу ночи с дорогой. Аргумент? Конечно. Ха-ха. Идем дальше.

Я охренел! Я никогда ничего серьезного не думал ни о каких концертах, ни о каких музыкантах, ни о какой музыке вообще. Серьезно? Серьезно – не думал. Да и с чего? Гитара дома? Есть, и что? Семиструнная. Отцовская. Баян вон тоже есть. И что с того? Если на гитаре отец нет-нет да играл, и не обязательно по каким-нибудь праздникам-застольям, то баян доставался исключительно в эти самые праздники, причем достать его из футляра, а затем засунуть обратно (это приходилось делать нам с братом) по времени выходило гораздо дольше, чем сам «концерт» – отец помнил один единственный вальс, названия которого мы так никогда и не узнали, и все. С баяном покончено. А с гитарой… Гитарный репертуар отца был конечно более разнообразен, к тому же он еще и пел под свой аккомпанемент, но все же несколько однобок – студенческие песни с некоторыми заходами в авторскую и эстрадную песню шестидесятых годов, думаю, как-то так. Хотя даже это пару раз заставило меня взять гитару в руки в надежде, что она сама по себе запоет в моих руках. Угу, как там было в мультфильме «Ну-ка чудо-балалайка плясовую заиграй-ка?». Хренушки, не заиграла. Не захотела. И даже то, что мы частенько слышали на улице всевозможные, так сказать, дворовые музицирования, а бывало даже и сами присутствовали в компаниях, где некоторые ребята, достаточно неплохо играли, как-то в итоге не зацепило. В общем, не думал я в серьез об этом никогда, чтобы играть самому, а тем более петь – никогда. А теперь думаю. Точнее думал всю ночь и сейчас тоже. И уверен, что не просто так. Зацепило. Так он, зараза, играл!

Да, зацепило именно это. Как солист, он же и гитарист, играл на гитаре. Не пел, именно играл. Я даже не думал, что гитара может так звучать. Как заведенный он бил по струнам вниз-вверх, вниз-вверх. Нет, я не про какую-то виртуозную игру, дело ни в этом. Я об общей энергетике – это было что-то неистовое простое и захватывающее. Два часа безумной энергии, которая пронзила каждую клеточку моего тела и теперь, кажется, нет возврата. И гитара являлась здесь главным. Она извергала из себя все это под ударами, которые безостановочно сыпались на ее струны, она словно просила пощады, но одновременно орала благим матом и на своего мучителя, и на всех свидетелей своего мучения. А мы (я был не один) как заправские садисты, как зрители гладиаторского боя, именно этими муками и наслаждались. И я просто влюбился, ага, как в девчонку, и теперь жажду этой энергии, словно вот-вот подступающего оргазма во время дрочки (прошу прощения за столь неважное сравнение, просто это единственное, но настоящее удовольствие, которое я испытывал на данный момент). Я… блин, я не знаю, как еще это описать.

С первых же аккордов я провалился куда-то глубоко и теперь не знаю, как оттуда выбраться, а главное и не хочу. Хочу так же, хочу так же, как они владеть этим, направлять это и добиваться власти над другими людьми посредством этого, но власти не плохой, не контролирующей, а власти, как бы сказать, душевной, повергающей на подвиги, стремления и достижения. О, как загнул! Брат вроде тоже заведенный, но не знаю, так же ли как я. Но узнаю, потому что он мне нужен теперь как никогда, он и так был и является моей плотью и кровью, но теперь должен стать еще чем-то большим. Не знаю когда, но знаю как. Должен. Обязан. И блэкдешники… Мне нужны их записи (одна уже есть – купил сразу после концерта – мучаюсь, хочу послушать, но брату по барабану – спит, как ни в чем не бывало, не понимаю как так можно, а плеера, блин, нет, только старый двухкассетник), их музыка, их энергия, их… Все, что есть у них должно быть предоставлено мне, чтобы я мог стать как они, чтобы я мог стать лучше. Черт, я даже подумать не мог еще несколько дней назад, что со мной случится нечто подобное! Что, дневничок, думаешь, как раньше – загорелось и погаснет? Не знаю, думаю, нет – надеюсь, что нет.

Но как много теперь мне необходимо. Гитара. Лучше сразу электро. Иначе как? Откуда взять тот звук, что до сих пор носится в моей голове, как лошадь по цирковой арене, не давая подумать о чем-то другом? Писать и то еле-еле получается – все внутри скачет, рвется и верещит. Итак, электрогитара. Далее… Ага, научиться на ней играть (ага, самое легкое… Блиииин!). Дальше… Угу, только сейчас пришло в голову, что нужна вторая гитара… точнее бас-гитара, так как просто гитара в любом случае за мной и уступать я не собираюсь, так что бас или барабаны. Последнее еще разорительней. Приехали… Где взять бабки? Гитара плюс бас. Или гитара плюс барабаны. Дешевле, конечно, первый вариант, но и это не спасает. Мы же, черт возьми, еще школьники! Откуда взять столько денег? А сколько это столько? Я не знаю. Но точно знаю, что это не дешевое удовольствие. Мало того, я даже не знаю где их можно достать эти гитары, не говоря уже о барабанах. Черт!!! Все, терпения больше нет, иду будить брата, надо что-то решать. Пока. Встретимся позже.

P.S. Убью за гитару!!!

И желания только прибавилось. Как у них это получается? Гитара, бас и барабаны. Все. Три инструмента. Три парня. И на тебе – музыка, которая зацепила, именно меня и именно теперь. Никогда такого не было. А главное, не могу сказать, что никогда не увлекался музыкой, ее прослушиванием, точнее настроением, которая она вызывает, наверное, так. Я к тому, что наш с братом магнитофон достаточно частенько натужно крутит своими усталыми внутренностями что-нибудь можно сказать из «классики». Конечно, это не «Весна 202» предшествующая этому SHARPу, та знавала все от Визбора до Тото Кутуньо, но все-таки. У него тоже было и есть несколько режимов. Родительский – это те же барды, любимые отцом, и возглавляемые, конечно, Высоцким – дурак тот, кто с этим поспорит. Мне самому нравятся многие из его песен. Например, «Я не люблю». Мне кажется, эта песня, независимо от возраста, может быть девизом или даже гимном как самого слушающего, так и его поколения в целом. Далее, возвращаясь к магнитофону, он имеет также гостевой режим – здесь представлено все, что может быть интересно любой категории гостей: от Пугачевой до более современных представителей поп-культуры. И есть, конечно же, наш с братом режим – подростковый, наверное, так его можно назвать. Здесь все, что совершенно не признается ни в каком виде нашими родителями. И, соответственно, «от и до» признается нами. И здесь есть много чего. Повторюсь, музыка занимает определенную нишу в нашей с братом жизни, но носит (носила!) больше развлекательный характер, потребительский. Есть и есть. А как иначе? Должна быть. К тому же, каких-то серьезных пристрастий в музыкальном плане у нас вроде тоже никогда не было, единственное, все-таки рок мы… ну ладно, я люблю больше, чем откровенную попсу. Хотя на разных этапах присутствовало и то и другое.

Лет в двенадцать я тащился от Майкла Джексона. Помню у Жало откуда-то была видеокассета с документальным фильмом о Джексоне. Так вот, я специально напрашивался в гости (в то время Жало был единственным обладателем видеомагнитофона – у него был AKAI – и это было очень круто), чтобы раз за разом пересматривать ее – смотреть клипы, слушать песни. Было классно. Почти также как смотреть порнуху, которую мы также постоянно крутили и ради которой, в данном случае была и полная поддержка брата, также напрашивались в гости к Жалу – тот однажды нашел «взрослую» кассету где-то в закромах своих родителей, когда, по-моему, искал подарки на новый год – искал и нашел, я уверен, он не променял бы ее ни на какие другие подарки. Это было круто. Вскоре мы знали ее наизусть и в своих фантазиях перетрахали всех тамошних баб, как и присутствующие там же мужики-актеры.

Что касается музыки… После Джексона я надолго увлекся Цоем – как без него – каждый уважающий себя рокер (теперь я готов называть себя только так, даже панк-рокер, ведь блэкдэшники, буду теперь называть их именно так – панки), русский рокер, не мог не увлекаться Цоем. И он действительно классный музыкант. А далее все как у всех: Наутилус, БГ, Агата Кристи, Чиж, Бригада С, Серьга и так далее, нет смысла продолжать список, так как он действительно достаточно банален, так как все эти песни звучали со всех сторон, из всех окон, на каждой дискотеке, и также без них не могла обойтись ни одна пьянка.

Далее начались вкрапления зарубежной индустрии. Я могу ошибаться, и наверняка ошибаюсь, именно, потому что, как я уже сказал, музыка была просто настроением, не более, а потому я не разбираясь в сроках создания того или иного альбома той или иной группы. Не знаю когда и как они встретились и когда все началось. Не знаю вообще ничего, кроме самих песен этих самых групп и то, на уровне «нравится» или «не нравится». И даже чаще мне не нравится то, что нравится многим другим или наоборот, начинаю чаще крутить какую-нибудь совсем неизвестную песню, пусть и достаточно известного исполнителя. Тоже и с иностранцами. «Металл» никогда не любил, ну может быть пара альбомов Metallica – это все мои накопления в этом направлении, что же касается Slayer, Anthrax, Megadeth и иже с ними – простите, не мое. AC/DC? Не, тоже не очень. Не знаю почему. Лучше отношусь к гранжу. Да, конечно, Nirvana. Обожаю. Но опять-таки все-таки отдельные композиции. Снова не знаю, как описать все это. Музыка всегда была частью моей жизни, но неосмысленной и примитивной. А теперь я хочу это исправить. И блэкдэшники первые, чей альбом я прокрутил полностью и уже ни первый раз. А если звезды зажигаются значит это кому-нибудь нужно (Маяковский -гений). Так вот, блэкдэшники, вы зажгли звезду в моей душе – и что? Кому теперь это нужно?

Кстати, я вновь упомянул о Жале, но так и не написал о нем еще ничего путного, одни какие-то обрывки, хотя он наш друг и, думаю, теперь ему так же должна быть отведена определенная роль, надеюсь, он согласится хотя бы со сценарием ознакомиться… Жало действительно нам нужен. Просто необходим. Он единственный у кого есть деньги. Хотелось бы, чтобы это была шутка, но это не так, пусть и меркантильно. А с другой стороны, почему меркантильно? Он же и впрямь друг, а значит должен быть посвящен в планы, а согласится он с ними или нет, уже вопрос второй. Но лучше бы согласился, конечно. К тому же он просто необходим нам как «агрессивный коммуникатор».

Даже если он не согласится быть в группе, он должен согласиться быть с группой. И это не обсуждается. Не знаю, как я это сделаю в случае его отказа, но как-то сделать придется. Но вообще, что сейчас об этом говорить, может быть, Пашка сразу скажет «Да» по всем вопросам и ничего тогда и делать не придется. Почему нет? Ну, правда! В общем, план на завтрашний день – обсудить все с Жалом. А дальше будем думать уже в зависимости от его степени участия в моей задумке.

Ладно, пора ужинать (мама уже достаточно бескомпромиссно и в который раз позвала нас с братом на кухню – в противном случае останемся без ужина, мало того, боюсь, даже путь к холодильнику за каким-нибудь бутербродом будет перекрыт), а потом заняться чем-нибудь, чтобы отвлечься, дневник стал достаточно существенной частью моей жизни, учитывая, что сначала я пытаюсь запомнить все, что происходило за день (это не получается на сто процентов, потому и пишу по несколько раз в день), а потом то, что удалось запомнить я пытаюсь изложить на бумаге, да так, чтобы это выглядело хоть как-то мало-мальски похоже, если ни на прозу литератора, то по крайней мере на приличное жизнеописание, иначе здесь был бы записан один мат перемешанный с кучкой примитивных словечек. И первое, и второе все равно протискиваются, стараюсь, чтобы исключительно для выражения некоторых эмоций или настроения в целом, потому что, повторюсь, я не писатель и не умею красиво и при этом понятно описывать, скажем, чувство, которое я ощущаю, когда хочу в туалет. Я, конечно, могу попробовать написать что-то вроде «я почувствовал некоторую тяжесть внизу живота, предвещающую неизменный поход в уборную, дабы привычным каждому человеческому существу способом справить физиологическую нужду». Но я, «А» – не уверен, что это опять-таки будет по-писательски, и «Б» – мне все-таки проще написать «я хочу поссать» – и проще, и время сэкономлю, в которое это самое действо я и смогу благополучно совершить. Вот. Главное, я стараюсь. Правда. И мне это нравится. А история идет сама собой, потому что это просто моя жизнь. Наверняка никому не интересная, потому как банальная, а для меня ничего так, особенно когда в ней стали происходить события, о которых я даже и не помышлял. И события, кажется, положительные. Поэтому жизнь идет, а я пишу. Здорово. И началось все после шестнадцати, как передача «До шестнадцати и старше». Было «До», а сейчас вот началось то самое «Старше». Не значит лучше, но в любом случае старше, а значит и мудрее. Ха, завернул, мудрец. Все, пошел есть.

P.S. Брательник-то, безобразник, отказался и от баса, и от барабанов. Нет и все. Не ожидал от него. Я, говорит, тоже хочу на гитаре. О, как! Только стал думать, что мы все-таки отличаемся, какой там, близнецы-товарищи. Ну все, пишите письма мелким почерком (я, кстати, именно так и пишу). Баста.

Это же наверняка что-то хорошее. Никто и никогда не планирует сделать для себя любимого что-нибудь плохое или заняться чем-то плохим с какого-то там дня? Разве не так? Ведь даже если кто-то решает с понедельника начать грабить банки, то это будет плохо только по отношению к другим, например, к жертвам этих налетов, но никак не по отношению к самим грабителям, потому что ими планируется получать некий куш с каждого ограбления с этого самого запланированного понедельника, а потому, даже в случае неудачи, это уже не будет иметь отношение к чему-то плохому для них, так как они этого и не планировали: ни в понедельник, ни во вторник, ни в какой-то другой день – это произошло незапланированно.

Нет, планируют всегда только хорошее, а потому я действительно не понимаю, почему человек планирует начать что-то хорошее для себя только с понедельника, если подумал об этом, скажем в среду? Зачем вообще ждать, чтобы сделать самому себе лучше? Не знаю. Но понедельники не люблю. И не по этой причине. Просто начало чего-то заставляет и тебя начать что-то, а это что-то может быть и является весьма хорошим для тебя, но определенно не легким. О, вот он и ответ. Зачем тогда спрашивал, лентяй? Если бы знать… В общем, не люблю я понедельники и все.

Но сегодня не тот случай. Сегодня именно тот понедельник, который приятен, потому что, во-первых, это последняя неделя с последним экзаменом и долой школу (нужно только как-то пережить выпускной… после такого последнего звонка, какой у нас выдался в наш последний год в школе – обязательно как-нибудь расскажу), а во вторых, то, что я запланировал, может сегодня же и начаться. И пусть это будет только первый шаг, в любом случае дальше будут другие, и все они в итоге к чему-нибудь да приведут. А вот к чему – я планировать не хочу. Все должно быть постепенно. Сначала одно, потом другое. Вот и еще один ответ. Чтобы начать что-то хорошее для себя и не волноваться о том, сколько сил это у тебя отнимет, это что-то должно быть действительно для тебя важным. Кручу-верчу-заворачиваю. Ха-ха, времени нет, а он, то бишь я, разошелся тут.

Итак… Это слово как понедельник, появляется тоже достаточно часто, и так же ознаменовывает начало чего-то. А началом я провозглашаю – встречу с Жалом. Я уже позвонил ему, он дома (почти в Москве), и сегодня мы встретимся. Ура! Это неплохо. Конечно, мы встретились бы в любом случае, так как он никуда не уехал, просто это могло бы быть не сегодня. А ждать я не люблю, также как и понедельники, особенно когда свербит. А сейчас свербит так, что мама не горюй. Я же уже упоминал, что я человек, загорающийся мгновенно. И вот уже больше суток я горю.

Человек-факел. Уххх… Значит, сначала Жало, потом… Кстати, еще я хотел переговорить с отцом. Все-таки он имеет музыкальное образование, играет хоть и на семиструнной, но все-таки на гитаре (кстати, сам не знаю откуда, но я давно и стопроцентно знаю, что если рок-музыка и вообще музыка современная, то это шестиструнки, а вот семиструнка – это Высоцкий и мой папа, по-моему так (смеюсь достаточно громко). Но, тем не менее, батя что-нибудь да подскажет. Он у нас мужик очень даже с головой. С детства знаем – есть вопрос – иди к папе. В девяносто девяти процентах случаев он ответ сообщал. Не мог ответить тут же и сам, ответит позже: либо проконсультировавшись с друзьями, коллегами, либо найдет ответ сам, перелопатив горы литературы, начав конечно же с энциклопедического словаря. БЭС – куда без него. Зачастую, я знал, что можно начать сразу с БЭС, чтобы и отца не донимать и время сберечь, но с батей интереснее. Серьезно. Он и объяснит интереснее, и вообще, папа же. Так что пока не решил еще с чего сегодня начнем. Придет отец с суток раньше, чем Жало позвонит – начнем с него. Жало ускорится – батя на потом. Маховик уже запущен. И без тормозов. Уже несемся навстречу к на скорую руку слепленной мечте. Почему нет? Открылись глаза. А значит нужно смотреть. Хлоп-хлоп. Не прощаюсь…

…раздался характерный звук совокупления ключа и замочной скважины, и именно по этому звуку, точнее по его характеру, я всегда угадывал кто же идет домой – мама, папа или брательник, если он умудрялся свалить куда-то без меня. Угадывал всегда. Ошибки не было ни разу. Вот и сегодня – гадать не пришлось, только констатировать: батя дома. Поняв это, я решил не откладывать разговор с ним в долгий ящик. Нужно было лишь понять в каком настроении Главный вернулся домой. Конечно, настроение для разговора с кем бы то ни было из нас у отца было всегда, но сутки могли оказаться достаточно тяжелыми, и в этом случае он обычно быстро что-нибудь съедал и отваливал на боковую, и все дела и нерешенные вопросы приходилось переносить часиков эдак на пять-шесть. Ну а если сутки были не слишком напряженными, можно было легко часик, а то и полтора отцу понадоедать (Гипнос в любом случае принимал его в свои объятья, но чуть позже). А потому я сразу выскочил из нашей с братом комнаты и сделал вид, что направляюсь в туалет.

Нужны некоторые уточнения. А именно: квартира у нас двухкомнатная, по метражу достаточно слабенькая, еще и проходная – комнаты смежные, но родители у нас, слава Богу, прогрессивные, и отдали нам в полное владение (хоть и не сразу, а когда нам исполнилось тринадцать лет) именно не проходную комнату – тупиковую, а сами ютятся в проходной, каждый вечер превращая раскладной диван в семейное ложе, а мы, как короли – каждый со своей кроватью, убирать которые периодически еще и забываем (со слов родителей – если такое будет повторяться, то в проходную переедем мы, но я-то знаю, и они тоже, что это просто шутка), но, тем не менее, мы благодарны им за их чуткость и понимание наших подростковых проблем. Да, это действительно так. К примеру, один наш приятель – не буду называть его имени, так как он даже не приятель, а просто знакомый и не имеет никакого отношения к моей или брата жизни, а потому не достоин находиться на этих страницах – упоминаю его лишь для сравнительного примера того, что нам с братом крупно повезло с родителями, так вот у этого самого знакомого квартира тоже двухкомнатная, но с раздельными комнатами: одна – спальня родителей, а вторая… Ага, шиш. Вторая – гостиная, в которой сынишка их словно гость. Там нет даже стола, за которым он мог быть заниматься – он делает уроки за кухонным, объясняя это тем (естественно первоначально сам получив такие же объяснения), что папа и мама все равно с утра до вечера на работе, а потому на кухне никого нет и стол может быть использован как угодно, а гостиная – она либо для отдыха всей семьи, либо для гостей, когда те имеют честь нанести визит. В общем, каждый правит как может, но наше правительство нас устраивает. И мы благодарны. Помню, как в той жизни – «проходной», то есть с нуля и до тринадцати, если удавалось где-нибудь, у того же Жало, в видеопрокате или кинотеатре, посмотреть какой-нибудь иностранный фильм о подростках или просто с показом жизни подростков, любой, к примеру тот же «Большой», где подросток превращается во взрослого, загадав такое желание на игровом аппарате (отличный, кстати, фильм), там есть моменты, когда показывается домашняя жизнь этих самых подростков, и мне она всегда представлялась какой-то сказкой, а обладание собственной комнатой просто пределом мечтаний. Смешно, за границей это саморазумеющееся, а у нас предел мечтаний такого же, в сущности, подростка, у которого такие же, как и у зарубежного аналога, родители, я имею в виду, занимают примерно соразмерные должности. Хотя моя мама часто говорит, сравнивая заграничную жизнь, что врачи там, конечно, намного серьезнее обеспечены, чем наши. Согласно их фильмам, это действительно так. Наш отец врач, и хороший – первой категории, а живем мы в смежной двухкомнатной квартире, у нас нет ни машины, ни дачи. Вот. Но у нас есть своя комната, а это я скажу вам уже очень даже неплохо. Вновь благодарю родителей за это.

Но я опять отвлекся… причем сильно и совершенно неуправляемо. Возвращаюсь к отцу и его приходу с работы. Итак, я вынырнул из нашей комнаты в родительскую, оттуда в прихожую, одновременно оцениваю отца, прямо впился в него взглядом, пока он там копошится: ставит дипломат, вешает пиджак, снимает туфли. Бросаю «Привет, пап», жду ответа. Слышу «Здоров, сын». Начало вроде бы бодренькое. Прохожу в туалет, закрываю за собой дверь, но не плотно. Стою в туалете. Дело не справляю, так как в общем и не планировал – ни для того пришел. «Как дела?» -продолжаю я. «Хорошо», – слышу. «Как сутки? Сильно устал?». Нужно успеть задать максимум вопросов за минимум времени. «Да ничего. Бывало хуже», – отец проходит на кухню. Опа, все, папа, слово не воробей… Поэтому можно было спокойно облегчиться, что я и позволил себе сделать – утро все-таки.

Далее все пошло как по маслу. Бросаюсь на кухню и сходу обезоруживаю вопросами. «Пап, мы решили на гитаре учиться играть, поможешь?». Честно говоря, отец был крайне удивлен, даже пытался что-то там бормотать по поводу того, что снег пойдет и тому подобное, но было видно, что ему приятна данная затея. Вкратце, я изложил отцу нашу идею. Естественно, пока только насчет игры на гитаре, ни о какой группе и тому подобном было говорить бессмысленно, только напугаю – подумает вновь пустая затея и так далее, знает же нас, что там говорить, уверен, даже лучше, чем мы думаем. На самом деле, я, в общем-то, не знал, чем отец может нам помочь, но хотелось обсудить с кем-то, тем более со взрослым, мало ли. Так что поговорили. Отец сказал, что идея ему нравится, лишь бы не на пару дней, потому что учиться в любом случае сложно, будут и пальцы болеть и вообще. Когда учиться чему-то было легко? Вообще, мне понравилось, как мы поговорили, было видно, что отец как-то оживился – разговоры про интересы его всегда заводили. Я же помню, как он пару раз говорил нам с братом, что чем по улицам бегать, лучше бы на гитаре играть научились (даже не помнил об этом, а сейчас на тебе – видимо заинтересованность обостряет все чувства и открывает, казалось бы, забытые каморки памяти, было бы здорово, если бы еще что-то вспомнилось, может мы уже учились, и уже умеем играть, просто забыли об этом? Ха-ха. Самый, кстати, сильный аргумент в пользу этого учения был таковым, что на гитару девки хорошо клюют, играешь ей, и она твоя. Но видимо на тот момент девки нас интересовали значительно меньше, чем игра, скажем, в футбол, поэтому аргумент был попросту отфутболен. А вот теперь он был, как говорится к месту, и я успел в красках представить себе, как после моей игры на гитаре, я играю уже в совсем другие игры. Ух ты, класс!

«Давайте я вас на семи научу? Какая разница-то? Показать аккорды?», – папа не желал отказываться и от этой идеи. Но я был непреклонен, хотя, честно говоря, даже не понимал, чем, собственно говоря, отличаются эти гитары кроме наличия одной дополнительной струны. Черт их там разберет. Повторюсь, знал, на семиструнке играют только русские барды, а все рокеры на шести. Все! Всееео! Поэтому пока я просто получил от отца благословение, ну и обещание помочь, чем сможет, если потребуется. Неплохо для начала. Далее нужно было готовиться к встрече с Жалом. Единственное, на что меня еще хватило относительно музыкальной грамоты, это спросить отца «Пап, а аккорды на шестиструнке другие?». «Да, там все по-другому. Сама гитара настроена по-другому. Дело не только в дополнительной струне. Можно сказать, что это разные инструменты», – таков ответ был получен. Я не знал, правдив ли он, но в целом, думаю, так оно и было. А, следовательно, обучение отцом как педагогом действительно отпадает. Жаль, я просто не знал с чего начать. Абсолютно. К Жалу! И мы пошли.

Жало. Снова нужны некоторые уточнения. Хотя, я не очень понимаю для кого их делаю, если это личный дневник. Я-то все про Жало знаю, зачем я постоянно делаю какие-то сноски и уточнения? Хочу ли я что бы кто-то это прочитал? Не знаю. Знаю, что точно не хочу этого сейчас, а потом… не знаю. Но мало ли. К тому же я сам не знаю, что это и зачем я это пишу, а потому пишу, как пишется. И, возможно, именно потому, что не собираюсь никому этого показывать и пишу, как вздумается. Люди, которые попали на эти страницы, имеют ко мне отношение, поэтому я и пишу о них. А уточняю, чтобы самому себе было понятнее кто они для меня и какую часть моей жизни занимают в действительности. Так вот с Жалом дружим давно (я уже писал) – мы из одной песочницы, а потому это что-то да значит. Для меня многое, для него не знаю, но думаю, мы тоже не последние люди в его жизни, хотя у него конечно же друзей (ну или знакомых) побольше. Как говорилось в фильме «Гараж» – «Богатых и знаменитых все любят» … Во! Из этой оперы. Паша, конечно, не богат лично – богаты его родители, и он не знаменит опять-таки лично, но знаменит его дядя – очень известный, я бы даже сказал катастрофически известный оперный певец, тенор.

Правда, что-то там в ветвях его генеалогического дерева понапуталось, и это что-то привело к тому, что племянник-то он племенник, но кроме как называться им, хотя тем самым, переводя себя в ряды элиты или даже богемы, он больше ничего и не может. Я хочу сказать, что Пашка при любом случае сей факт сообщает, а вот его дядя – нет. Думаю, даже скрывает. Но знаю точно, что денюжка от него Пашке периодически перепадает. И не только от него. Как я уже сказал, родители у Пашки также не лыком шитые. Папа дипломат (имеет какое-то отношение к Англии), ну а мама жена дипломата со всеми вытекающими отсюда последствиями. Спросите, почему тогда такие вот разтакие дипломаты-певцы или певцы-дипломаты живут во вшивой трехкомнатной квартире в каком-то Медведково? Отвечу. Не живут. Живет бабушка – познакомились мы с Пашкой, когда он был чинно передан ей на воспитание по причине отсутствия родителей «по работе» в нашей стране на протяжении нескольких лет – почему Пашку не взяли с собой, даже не представляю. Он не объяснял, а мы никогда не спрашивали. Хотя каждое лето его забирали в загранку на каникулы. А потому приезд его в конце лета всегда был очень нами ожидаем. С одной стороны друг вернулся – это было важно (правда), с другой – друг возвращался с кучей всякой иностранской всячины – это тоже было важно (еще большая правда – шучу). В общем, все у Пашки было отлично. А что касается конкретного местожительства, то это достаточно серьезный особнячок в ближайшем Подмосковье по Ярославскому шоссе (недалеко кстати от того же Пироговского водохранилища, где мы имели честь повидать утопленника – век бы его не видеть – кстати вспомнил, а думал уже забыл со всеми этими гитарами). В общем, жил он с бабушкой, так как здесь школа. Ну а выходные и каникулы (если не за бугром) проводил загородом в фамильной резиденции. Где имеем честь бывать и мы. Родители у Пашки отличные – нас любят, мы их тоже. Супер. Потому и говорю, что Жало нужен группе как кислород, даже если я и меркантилен. Плевать. Нужен и все. И родители его тоже, если когда-нибудь из нас что-нибудь да получится. Вот. Жало был на фазенде, но собирался сегодня приехать. Его и ждали. А потом раздался его долгожданный звонок. И мы с братом усвистели, оставив родителя одного, что, думаю, его очень даже устроило.

У ЖАЛО (звучит прикольно, потому так и оставил).

Говорить взялся я. Но брат, надо отдать ему должное, в нужных местах достаточно уверенно поддакивал, из чего я сделал вывод, что он тоже данной идеей заинтересовался не на шутку. Хотя, я понял это намного раньше по его глазам, когда только-только заговорил об этом в вагоне метро, возвращаясь с концерта. Потом вновь удостоверился, когда сегодня спускались к Пашке. Шесть этажей. Шесть мыслей. Но все об одном и том же. По три на брата. Ха, только сейчас придумал, но легло нормально сюда в дневничок. Мои были: обо мне, о брате и о Жале. А братовы… Не знаю, но одна из них правильная, потому что, когда он остановил меня перед Пашкиной дверью и задал вопрос, я понял, что мы точно в одной лодке. А спросил достаточно легко следующее. Дословно «Если он откажется, нас же это не остановит?». Я думал приблизительно об том же. Правда несколько в иной плоскости: если откажется Пашка, не откажется ли брательник? И если откажется, буду ли я делать что-то самостоятельно в этом направлении? И еще проще – буду ли я делать это один, если один в этом начинании и останусь? И когда я услышал этот его вопрос, мне стало легче. По крайней мере, один я не останусь, а где двое, там уже группа. К тому же братья. Как я без него?

И именно в связи с этим поганым вопросом мне почему-то вспомнился один сон. Часто, гад, мне снится. Даже не знаю почему. Он связан именно с Жалом. Точнее с его квартирой. Я думаю, что это потому, что на его этаже постоянно не работает свет. Это я, и правда, не знаю почему. Что мы только не делали. Приносили лампы с других этажей – да, забираешься на плечи друг к другу и как сапер, осторожно до крайности, сначала проворачиваешь, потом вынимаешь, потому осторожненько сползаешь на пол, держа в руках двухметровую белую «макаронину» – лампу дневного света. Потом повторяешь действия в обратном порядке уже на Пашкином этаже. Раз. Горит. Отлично. Потом два, максимум три дня и на тебе – вновь кромешная темнота в темное время суток. Что за ерунда, непонятно. Невезучий какой-то у Пашки этаж.

А сон, преследовавший уже меня, был в следующем. Всегда одно и то же. Я стою у Пашкиной квартиры, понимая, что я, то ли уже вышел из нее, то ли, что там никого нет, и мне пора валить домой. Я выхожу из квартирного холла на лестничную площадку. Темнота. Стало быть, вечер или ночь (об этом я, конечно, не думаю, просто соглашаюсь с темнотой). Становится не по себе (не по себе и в настоящей жизни, особенно, если один оказываюсь у Пашки на этаже). В общем, как в животе у крокодила: темно, и тесно (страшно), и уныло. А потому решаюсь лифт не вызывать, а быстренько махнуть по лестнице – на верхних этажах должен быть свет, но… взбегаю на следующий этаж, а света как не было, так и нет. Страшнее пока не становится, но как-то неприятно.

Ускоряюсь. Следующий этаж. Темнота. Холодок по спине. Следующий. Темнота. Коготки страха царапаются чуть сильнее. Снова вверх. Мрак. Еще. То же самое. Страшно становится уже прилично. Еще не так, чтобы проснуться, но на грани. Бегу. Нет. Уже должен быть мой этаж, там всегда есть свет. Нет, не он, не мой. Как же так? И тут я понимаю, что это все тот же Пашкин этаж, потому что только у него на этаже плитка на полу отличается и по укладке, и по цвету (это и правда так). На всех этажах в доме она белая вперемешку с коричневой, а на Пашкином – белая с бордовой, и уложена совершенно иначе. Понятия не имею почему. Никогда серьезно не задумывался над этим, но это так. Что делать? (это вопрос из сна). Решаюсь вызвать лифт – последняя надежда. И он приезжает. Причем практически мгновенно. Кстати, вот сейчас пишу об этом, а у самого мурашки по спине бегают. Этот сон действительно имеет какую-то мистическую силу надо мной.

И вот забегаю я в лифт. Жму на кнопку с номером моего этажа. Двери закрываются. Начинается движение. Здесь я немного успокаиваюсь. Но через несколько секунд страх возвращается. Я еду? Да, конечно же, еду. Но, мать вашу, почему так долго?! Шесть этажей, всего шесть этажей. Я вновь жму свою кнопку. Ничего. Жму на этаж ниже, в надежде, что лифт остановится, хотя бы не доезжая моего. Безрезультатно. Жму красную кнопку «СТОП». И… Слава Богу, лифт замирает. Несколько секунд ничего не происходит, а затем двери открываются. Я выхожу. Но это не мой этаж. Это что-то похожее на подвал. Везде какие-то трубы, вентили и решетки. Через которые, если даже рискнуть пройти, нужно буквально перелезать, нагибаться, проползать. И все это в той же поганой и страшной темноте. Я пячусь назад.

Оглядываюсь в надежде увидеть спасительную электрическо-солнечную кабину лифта, которая хоть и представляет собой весьма замкнутое пространство, но, по крайней мере, там есть свет. И я вижу ее. Кабина лифта стоит словно большая коробка посреди этого кошмара. Стоит, двери открыты или их попросту нет, но мне это не важно. Важно, что вот она кабина, и там горит свет. Но как только я делаю шаг в ее сторону, она, покачнувшись разваливается словно карточный домик. И свет гаснет. А самое ужасное, что ровно с приходом полной темноты я понимаю, что я в этом подвале не один. И тут я просыпаюсь. Черт, как же мне каждый раз страшно. И почему-то связано это с гребаным Пашкиным этажом, с Пашкиной квартирой? А бывают еще и модификации этого сна. Там полный п… Лучше и не рассказывать. Да и хватит уже. Снова хочу об одном, а примешиваю еще кучу всего.

Итак, по делу. Про гитары, про Жало, и про наши с братом надежды и опоры. Хотя нет, уже снова темная ночь, а я еще этот сон, как назло, вспомнил. Пойду отвлекусь, почитаю или телек посмотрю. Завтра допишу. Чао, дневничок.

P.S. Ха-ха… А модификации сна следующие. Либо после забега на следующий от Пашкиного этаж, оказываясь в той же темноте, я слышу какой-то вой или крик снизу, после чего раздается топот бегущего вверх нечто, сопровождающийся бормотанием таким, знаете ли, гнусаво-скрипучим и вроде бы ласковым голосом «Не уйдешь, не уйдешь… Все равно догоню…». Эта вариация сна до лифта не доживает, я просыпаюсь этажей через пять, когда этот голос звучит практически за спиной, и той же спиной, я ощущаю чье-то прикосновение к моему плечу.

Или другая, опять-таки спустя два-три подъема на верхние (как мне кажется этажи), я замечаю, что кто-то стоит в углу. Такая маленькая сгорбленная фигурка и что-то еле слышно шепчет. Объяснения нет, но я подхожу к ней, с явным желанием чем-то помочь или хотя бы поинтересоваться что случилось, что происходит и так далее. Но не успеваю этого сделать. Эта фигурка разворачивается, и я вижу отвратительного вида старуху с маленькими близкопосаженными глазками, которые словно иглы пронизывают меня своим ненавидящим взглядом, а рот, полный острых обгрызанных зубочисток-зубов, жадно щелкая, устремляется куда-то в меня, куда-то к горлу. Я просыпаюсь мгновенно. Голос и текст тот же что и в предыдущей вариации. Уффф! Давай, Читающий, спокойной ночи! Ха-ха. Не ложися на краю…

P.S.2 А пугает в этом сне на самом деле только одно… Почему я один? О, где же ты, брат?

Сначала думал вчерашнее полистать, не закончил мысль-то, про Жало так и не дорассказал, но увидел количество написанного за вчерашний день и послал все это подальше. Если я буду писать, а потом еще и перечитывать, то точно только этим и буду заниматься, а мне скоро и думать-то некогда будет. Так что из двух зайцев я выбираю одного, и это «написание», а не «чтение». Пусть так и будет. Что в башку приходит, то и записываю, а писал ли об этом уже или нет – мне как-то фиолетово. Буду надеяться на память. Все-таки шестнадцать, а не шестьдесят один. Так, что же дальше?

А дальше вчерашний разговор с Пашкой-Жалом. Да, да… Поговорили и обсудили, и как я вчера упоминал, брательник в этом сильно помогал. Пашка сначала смеялся. То ли от того, как мы все это преподнесли, точнее, преподносили, то ли еще отчего-то… не поверил, может быть, в серьезность намерений. А потом вдруг взял и со всем согласился. Басом, говорит, буду. Дядя – тенор, а я бас. И заржал, зараза, еще громче. А я только в тот самый момент и подумал, что раз дядя-то певец, пускай и оперный, знакомства наверняка разные водит, может быть и оттуда в итоге что-то перепадет, а? Но и об этом думать пока рано, но все-таки подумал. Хитрец? Конечно. А куда деваться? Связи в любом случае не помешают.

К тому же я уже встал на рельсы мечты. Мы встали. Я и мой брат. Машинисты вагонеток (может, так группу назвать? Ха-ха).