– Стоит, наверное, за это выпить? – не так чтоб уж бодро, предложил Макс и кисло усмехнулся.
Нонремов не отказался.
– Знаете, Сергей Осипович, – смотря мимо собеседника медленно проговорил Максим, – что меня иногда пугает? Очень сильно.
И не дождавшись ответа продолжил:
– Мне становится интересно, в плохом смысле интересно, а каков мир на самом деле? Ладно все эти видения с Юлей, но вдруг это просто первый раз, когда я заметил что-то неправильное? Может быть, я видел какие-то другие события, которых не было, или наоборот – не видел происходящего. Воспринимал людей такими, какими хотел, не видя их реальные стороны. Да вообще вся моя сознательная жизнь, все что я приобрел как уже человек разумный, может быть поставлено под сомнения. И быть просто бредом сумасшедшего, – он запил эту мысль несколькими крупными глотками.
Нонремов уважительно покивал, с хрустом умял несколько чипсов и прихлебывая пиво прокомментировал:
– Ваши суждения вполне логичные и правильные, особенно с точки зрения философии. Может я ошибаюсь, религии не мой конёк, но, кажется, в буддизме считается, что вообще весь сущий мир – это лишь столб белого света и не более. И когда каждый из нас рождается, он преобразует этот свет в свои индивидуальные образы, то есть видит мир по–своему. Согласитесь, что особенно с нравственной или художественной, в общем, каких-то нематериальных сторон, эта концепция очень даже правдива. Например, кому-то нравится абстракционизм в искусстве, а другой считает это непонятной мазней. Сосед из одной квартиры поддерживает речь президента из телевизора, а сосед этажом ниже негодующе осуждает. Или приведу Вам интересную цитату, тоже религиозную, так уж получилось. «Мы смотрим в Библию весь день, ты видишь свет – я вижу тень». Уильям Блейк, если не путаю, поэт. Неважно. Да взять ту же «Матрицу», которая тоже очень явно заигрывает с такими концепциями.
– Но…это как бы не считается нормальным.
– Ну, то, что инакомыслящего сочтут дурачком – это само собой. Это уже переход из психологической сферы в социальную. Для общества главное определить, опасен данный индивид или нет. Если страха нет, то его как правило, ещё и жалеют.
– Доктор, если я схвачусь за топор, то очень постарайтесь убедить меня его бросить.
– Не сомневайтесь. Это же в моих интересах. Подлить вам еще пива?
Они немного поболтали о всякой ерунде, которую доктор умело подбрасывал в костер беседы. Бутылки с пивом пустели, время тоже утекало, оба собеседника, судя по мимике и развалившимся позам, чувствовали себя расслаблено.
– Ну что же, Максим, давайте, – улыбнулся Нонремов. На «ты» он переходить отказался, мотивируя, что такое сближение ухудшит качество наблюдения экспериментов. – Окунитесь в свои воспоминания.
Макс прикрыл глаза, погружаясь в себя. Это напоминало включение старого киноаппарата. Вот фильм начался. В первых эпизодах они с Юлей заходят в дом, осматриваются. Это было сразу после приобретения. В тот день они как раз завершили сделку и не терпелось тут же испытать чувство хозяйствования. Будучи даже лендлордом дачного масштаба, бывает смотришь на кусок земли, и тебя мягко возносит ощущение, что вот оно место, где будут только приятные тебе люди и вещи. Супруги прилетели на крыльях радости и не знали куда себя деть. Какие-то кадры выскакивают и повествование идет рывками. Они решают всё отсюда вынести и как следует убрать в помещении, вымыть полы и окна, почистить ковры и мягкую мебель. Далее действие переходит на кухню, где Юля критически осматривает древнюю электроплитку, немного брезгливо трогает ставшую липкой от старости скатерть. Затем, её внимание переключается на деревянный, с облупившейся белой краской, буфет. Макс возле колодца набирает два ведра воды. Вот они начинают с перемывания найденной посуды и поверхностей…
Макс плавно открыл глаза и увидел лицо Нонремова, на котором отражались изумление и напряженность. Он застыл словно кот, увидевший спящую впереди на пути собаку. Расспрашивать его о причинах такого состояния Макс не успел – со стороны кухни раздался звон упавшего стакана или чашки.
Оба мужчины встали и медленно пошли на звук. Макс уже приготовился увидеть Юлю, но кухня была пуста. На полу валялся невесть каким образом выпавший из того самого буфета стакан.
Нонремов покосился на Макса, как бы спрашивая: «И это всё?». Тот сам не до конца ещё понимал, является ли этот стакан каким-то знаком ли просто стечение обстоятельств. Говоря иначе – причастен ли Макс к этому событию? Разобраться не успели. Со двора донесся скрип колодезного подъёмника. Ноги сами понесли из помещения.
В этот раз Юля была там и Макс испытал облегчение. Ведь он звал и звал её и все–таки сумел докричаться до воспоминаний. Как и в прошлые разы, его жена подрагивала, будто голограмма. Она присела на край колодца, откинула с лица упавшие волосы. Макс не спеша, чувствуя себя ребёнком, крадущимся к бабочке, приближался к Юле. Психолог пока не двигался.
– Привет, – только и смог вымолвить Макс подойдя на расстояние не более десяти шагов. Юля ответила лёгкой улыбкой, которая могла обозначать тысячу разных слов, но все они были приятные. Все для него.
Максу хотелось просто стоять и смотреть на неё. В текущий момент из всех этих реальных и нереальных миров образовался тот, в котором ему нравилось, пускай он и ограничивался лужайкой возле дома.
– Помнишь, как я их забыла? – внезапно сказала Юля и внимательно посмотрела Максу прямо в глаза.
– Что забыла? – нахмурился он. – О чём ты говоришь? Юль, я…
Внезапно он понял, о чём речь. Воспоминания реконструировались с необычайной быстротой. В один из последних, или даже последний визит Юля забыла здесь папку с документами. В тот период завершилась долгая эпопея с получением Юлиного наследства. С квартирой вроде бы все шло нормально, но ещё оставался и гараж. Супруги долго советовались, ругали исполнительные органы, решали, как быть. Не раз мелькала мысль бросить этот гараж к чёртовой матери. Находился он далеко в кооперативе, за чертой города, не очень хотелось ехать из гаража домой на маршрутке. Но всё же терзало Юлю какое-то чувство и Макс это видел. Все–таки этот кирпичный бокс был для неё немного памятным, хранящим часть духовной энергетики родителей. Макс видел, как ей непросто от него отказаться и борьба продолжилась. В итоге административный бастион пал и Юля стала полноправной собственницей. Уголки рта Макса тронула улыбка от этих воспоминаний. Да, Юля забыла бумаги где-то в доме, кажется, в спальне.
– Помню, – продолжая растягивать рот в ухмылке, сказал он. – Я даже вспоминаю, как ты лихо так, по–хозяйски зашла и…
– Максим, осторожно! – раздался сзади крик психолога. – Бегите к дому! Скорее!
Макс удивленно оглянулся на Нонремова, отчаянно призывающего его взмахами руки. Перевёл взгляд на другую сторону и понял источник опасности. Участок окружал старый, покосившийся штакетник, в траве возле которого валялись двое граблей, вилы, лопата, тяпка и непонятный до конца инструмент, по–видимому мотыга. Эту инвентаризацию Макс провел наблюдая, как они поднимаются всё выше и выше. Это сильно смахивало на хитрый фокус с левитирующими объектам. Парень знал, что если это вновь изменилась реальность, то и фокус опасный. Макс рванул ко входу, успев бросить взгляд на колодец: Юля так и сидела с безмятежным выражением на лице, но её фигура стала чаще моргать, словно теряя сигнал. Они с доктором захлопнули за собой дверь и перевели дыхание.
– Ну знаете, – начал было Нонремов, но его прервал звон разбившегося окна, в которое влетела лопата. Шанцевый инструмент вонзился в экран телевизора. Однако окон в зале было два. Инстинкты тут же прижали тело поближе к стене, подальше от зоны поражения и не зря. Второе стекло сокрушила та самая мотыга и на излёте снесла стол с их ужином. Нонремов стоял ошалевший, не понимая, что делать. С улицы раздался высокий, распевающийся мотора, как бывает, если дают полный газ. Захлебываясь, невидимый аппарат резко приблизился к дому и в следующий момент входную дверь толкнуло так, что она сбила стоящего у неё психолога. В проёме краснела потертыми боками газонокосилка. Она тряслась от высоких оборотов и грозно порыкивала, пригазовывая. Макс тут же захлопнул дверь, но упрямая машина толкала её вовнутрь.
– Доктор, подоприте чем-нибудь вход! – крикнул он стоящему в прострации Нонремову.
Его вопль сумел отрезвить специалиста по психике. Вскочив на ноги, Сергей Осипович со скрипом подтащил кресло, упер спинку в дверь. Косилка продолжала ритмично штурмовать проход, но обе загнанные жертвы облегченно выдохнули.
– Вы знаете, – переводя дыхание сказал доктор, – впервые в жизни у меня накопилось столько вопросов к пациенту, что не знаю какой задать в начале.
– Успеете задать все, – Макс вдруг пристально посмотрел в разбитое окно и добавил, – если выберемся.
В пробитую дыру медленно, на манер ос, вплыли вилы и грабли. Зависнув над полом, они немного покрутились на месте. Оглядывались.
Взгляд Макса искал какой–либо щит. «Неужели наследие предков–воинов» мелькнула совсем некстати мысль.
– Валим отсюда! – крикнул Нонремов и потащил Макса за рукав в сторону кухни.
Сленг из уст доктора звучал как мат от школьницы – дико и забавно. Несколько шагов – благо не дворец олигарха – и вот кухня, в которой самое ценное сейчас – это дверь. Но, не тут-то было. Неведомая рука с силой вытолкнула холодильник прямо на проход, и бедняга психолог второй раз за вечер оказался откинутым на пол.
– В спальню! – скомандовал Макс, и они ринулись влево. Вход туда был закрыт, изнутри доносился грохот и скрип по полу. Макс плечом навалился на дверь – не поддается. Значит, там уже выстроена баррикада. Снова лишняя, но правдивая мысль о том, почему же хозяин не сделал двери открывающимися наружу. Вилы были уже маленьком узком коридоре. За ними зловеще покачивались грабли. Медленно они плыли на Макса, готовясь к решительному удару. Макс подергался чуть влево–вправо, и садовая утварь повторила его маневр. Они были зажаты в ловушку. Макс уже представлял себе, как будет уклоняться от укола или пытаться схватить этот острый кошмар руками.
Со стороны зала снова раздался хруст стекла и стук. Подкрепление? Ножи, пилы или что тут еще есть в дачном арсенале.
Секунду спустя в коридор ворвался Чернышенко.
Первым делом он схватил левитирующие грабли и со всего размаху обрушил их на вилы. Грабли сломались, но вилы выдержали. Не дав им опомнится, парень схватил их за держак и, собрав всю свою энергию, воткнул в деревянный пол. Его глаза горели огнём, грудь вздымалась. Макс давно не видел людей в такой искренней ярости, которая сжигала их страх и осторожность. Чернышенко схватил подрагивающий обломок граблей, выскочил обратно в зал. Вернулся с пустыми руками, улыбающийся.
– Не бойтесь, – он весело смотрел на обоих мужчин. – Остальных во дворе я кое–как утихомирил.
«А машинка», – хотел спросить Макс, но тишина подсказала ему, что и это уже не проблема. Он позволил себе расслабиться, опереться спиной на ту самую закрытую дверь и даже улыбнуться.
– Максим, я сейчас очень тщательно думал, – ожил рядом Нонремов, – какой же всё–таки Вам задать вопрос.
Он покосился на Чернышенко и перевёл взгляд на Макса. Тот, улыбаясь, вопросительно вскинул брови.
– Как вы отнесётесь к диагнозу, что у Вас есть сверхспособности?
Вся троица снова переместилась в зал, приведя его, насколько возможно, к первоначальному виду после всех событий. Кресла сдвинули, образовав нечто вроде кабинета Нонремова.
– Итак, уважаемый пациент, – начал спокойно Сергей Осипович, глядя на Макса и изредка на севшего прямо на пол Чернышенко, – что я могу сказать Вам по поводу произошедшего. Первое – это полное безумие.
Макс кисловато улыбнулся.
– Теперь второе, но куда важнее первого. Мне кажется, Ваше воображение имеет связь с реальностью. Когда Ваш разум входит в определенное состояние, то окружение меняется. Триггером к такому состоянию разума является Ваша личная трагедия, ведь именно воспоминания о ней порождают все эти…– Нонремов неопределенно помахал рукой, – явления. Еще важный момент: все Ваши же действия направлены против Вас самого. Если помните, я предположил, что это некая защита разума, предохранитель, который не дает Вам полностью заместить Вашу настоящую жизнь той, что вы создадите.
– И конечно, научного объяснения этому нет?
– Ну почему же. Околонаучное, как минимум. Что если Вы – очень мощный телепат. Настолько могучий, что воздействуете на всё в определенном радиусе. Точнее – на всех. Заставляя их видеть то же, что и ваши глаза. Может мы на самом деле сами бегали с вилами, но видели то, что видели.