Счастье квест

– А если в театре, на представлении трагедии актер так сыграет роль Эдипа, что повергнет зрителей в истинное горе и вызовет у них искренние слезы – скажешь ли ты, что это хороший актер?

– Да уж, если он заставит зрительный зал рыдать – значит актер гениальный.

– Но как же может быть хорошим оратор или актер, вызывающий у нас плохие эмоции? Разве не правильнее будет считать, что и печаль может быть хороша, если она уместна и прекрасна?

– Да, с этим можно согласиться.

– Теперь скажи, если на представлении трагедии в ответ на игру гениального актера один человек в театре примется радостно хохотать – будет ли это хорошо?

– Что же тут хорошего? Все решат, что он просто сумасшедший.

– Не значит ли это, что любая эмоция хороша, когда она уместна?

– Да, это действительно так.

– А скажи, может ли быть так, что какая-то из эмоций представляется уместной одному человеку и в то же время выглядит неуместной с точки зрения другого?

– Да это вообще обычное дело! Почти все мои конфликты с другими людьми получаются именно так. Им кажется разумным то, что, по-моему, просто нелепость.

– Но ведь иногда все-таки бывает, что личное представление об уместном одного человека совпадает с представлением других людей?

– Да, иногда такое случается.

– Можно ли сказать, что в такие моменты и эмоции этого человека могут быть уместными, то есть, хорошими с обеих сторон – с его личной точки зрения и по мнению окружающих?

– Разумеется, так и будет.

– Может ли быть что-то лучше, чем такое согласие, как в душе человека, так и в его окружении?

– Если в моей собственной душе эмоции согласны с разумом, да еще и окружающие люди настроены созвучно со мной? Да, пожалуй, это самое лучшее, что только может быть.

– Не должны ли мы назвать это состояние истинным счастьем?

Сократик с довольным видом откинулся назад, на свернутое одеяло и стал прихлебывать из своей деревянной чашки. Я погрузился в размышления, примеряя на себя определение истинного счастья. Действительно, за весь прошедший год я не смог припомнить случая, когда бы я не спорил с окружающими, не пытался удержать в себе неуместные эмоции или не боролся сам с собой еще каким-нибудь образом. Может быть, поэтому и возникло ощущение «года без счастья»?

– Скажи мне, друг мой, – снова заговорил Сократик. – Верно ли будет сказать, что все люди имеют некоторые различия между собой, так что не найти и двух людей, полностью одинаковых во всем?

– Ну и вопрос, – отозвался я. – Очевидно, что в каждом человеке есть что-то неповторимое и уникальное, тут и спрашивать не о чем.

– А не ошибусь ли я, если скажу: неповторимая часть личности каждого человека составляет его самую глубокую часть, его сущность?

– Да, и это верно. На поверхности всегда легко различимы те части, которые лишены уникальности и повторяются во многих людях. Когда приезжаешь в чужую далекую страну, в Азию или Африку, то сперва все местные жители кажутся на одно лицо. Только привыкнув и научившись отбрасывать типичные черты, начинаешь различать особенности каждого отдельного человека.

– Прекрасный пример. А верно ли будет поместить и образ истинного счастья каждого человека в глубину его души?

– Да, настоящее счастье всегда скрыто от посторонних глаз. Даже самому себе трудно объяснить, в чем же оно, мое счастье, заключается. Часто бывает так, что только через много дней или даже лет вдруг вспоминаешь – да ведь тот далекий момент и был переживанием моего истинного счастья!

– Не следует ли в таком случае признать, что и подлинное счастье уникально и составляет для каждого человека некую неповторимую сущность?

– Да, я готов согласиться с этим.

– Скажи, случалось ли тебе встречать людей гневливых, которые любят споры и раздоры не ради какой-то выгоды, а только за возможность пережить ярость и раздражение?

– Да уж, таких людей я встречал, и каждый раз получалось приключение.

– А доводилось ли тебе встречать людей, любящих рисковать, людей, охотно идущих навстречу опасности и даже устраивающих опасные положения для самих себя?

– И таких я встречал немало. Есть у меня знакомый дельтапланерист, для которого год пройдет впустую, если он что-нибудь себе не сломает…

– Верно ли будет сказать, что на свете существуют люди, получающие глубокое удовлетворение и от подлостей – мерзкие и отвратительные типы, которые презирают целый мир и самих себя?

– Увы, и такие люди существуют.

– Есть люди, чье счастье лежит в области печали – это унылые, тоскливые люди, которые не любят веселье и во всем видят лишь повод для горевания. Есть люди стыдливые и застенчивые, для которых счастье – чувствовать себя виноватыми. Есть иные, для которых счастье состоит в исполнении долга, люди чести и совести. Они иногда выглядят весьма нудными и требовательными, но больше всего они требуют от самих себя. Встречаются люди, счастливые в состояниях интереса, возбуждения и энтузиазма, как здоровые дети. Есть люди радостные и гордые, они бывают очень обаятельными, но иногда их стремление к гордости перерастает в гордыню и высокомерие. Некоторые счастливы переживанием сильных страстей, потрясающих душу до глубины, а некоторые предпочитают тонкие и едва уловимые оттенки переживаний. И при этом счастье каждого, даже если оно располагается в одной эмоциональной области с образами счастья других людей, все-таки остается уникальным. Так ли это, как я рассказал?

– В точности так.

– Можем ли мы представить себе государство, в котором для каждого человека найдется место в обществе, в точности соответствующее его личному образу счастья? Государство, в котором гневливые занимаются боевыми видами спорта, люди интереса – наукой, азартные и любящие риск занимаются исследованиями в новых землях, людям совести поручены общественные финансы, подлецы играют в политические игры, а люди застенчивые и печальные занимают самые скромные и незаметные посты. Возможно ли такое?

– Выглядит слишком хорошо, чтобы быть реальным. Пока в обществе одни эмоции считаются более ценными, чем другие – будет и стремление людей заниматься не своим делом. Сколько таких, которые занимают чужое положение, играют чужую роль, пусть даже она делает их глубоко несчастными. Они тратят много усилий и приносят большие жертвы, чтобы занять важное место в обществе, хотя это место принесет им больше страданий, чем счастья. Но так происходит потому, что именно это дело или пост считаются престижными.

– Ну что же, тогда нам остается надеяться на лучшее будущее и стремиться к нему, не так ли?

– Хорошо, – сказал я. – Будем считать доказанным, что эмоции не принадлежат к области разума. Кстати, в нашем веке эту область часто называют когнитивной. Но они так же не относятся и к области вожделений, вроде голода или подобных ему телесных потребностей (такие влечения еще называют драйвами). Мы также пришли к выводу, что эмоции сами по себе не бывают хорошими или плохими, это зависит от их уместности. Уместные эмоции помогают человеку, а неуместные – вредят, мешают ему жить среди других людей. Я даже готов согласиться, что состояние согласованности между эмоциями, когнициями и драйвами как в личном плане, так и в социальном – это и есть счастье. И с тем, что состояние счастья во всех его тонких подробностях уникально и неповторимо, а повторяться могут лишь общие черты различных индивидуальных образов счастья.

Но мы так и не выяснили, что же такое эмоции? Какова их природа и откуда они берутся?

Тут, к сожалению, моя самодельная машина пространства-времени закапризничала, из нее посыпались искры, запахло горелой пластмассой, и я оказался совсем в другом месте и в другое время.

2. Византиец. Пять слоев счастья

Я оказался в низенькой и тесной комнатке с покатым потолком, и мне тут же пришло на ум слово «келья». Впрочем, келья была уютно обставлена и хорошо освещена – в высоком окне я заметил настоящие, хотя и волнистые стекла в мелком переплете. Я понял, что нахожусь в средневековой Византии.

Византийская культура просуществовала тысячу лет. Она наследовала приемы рассуждений греков и римлян, но противопоставила им новый способ изучения мира – способ интуитивного прозрения. Логика и рассудок должны были отступить перед приемами внелогическими. Вчитываясь и вдумываясь в священные тексты Библии и писания отцов церкви, византийские философы ждали божественного озарения. Только посланный свыше свет мог, по их мнению, прояснить и бытовые вопросы, и самые общие проблемы бытия. Задай вопрос и жди ответа: если ты веришь искренне и ждешь со смирением – ответ придёт. Возможно, он придёт в форме абсурдной и нелогичной. Так и должно быть. Ибо истинные послания высших сил строятся не на человеческой, а на высшей, божественной логике.