Приют горного странника

Приют горного странника
Константин Веснин

Гостевой дом «Приют горного странника» становится местом пересечения жизненных путей погруженного в творчество художника, одинокой женщины, нежно любящей друг друга немолодой пары хозяев гостевого дома, самобытного и эксцентричного старика, счастливой четы молодоженов. Происходит преступление… и за короткий промежуток времени у героев меняются взгляды на жизнь, рождаются и рушатся надежды…

Приют горного странника

Константин Веснин

Василию Васильевичу Шмурадко

с уважением и признательностью.

© Константин Веснин, 2018

ISBN 978-5-4490-1039-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Горы… уснувшие много-много лет назад громадные исполины… Что кроется на устремленных в небеса вершинах? Какие тайны хранят изборожденные бесстрастным временем седые каменные склоны? Что заставляет с замиранием сердца любоваться вашей суровой, монументальной красотой? Язык не в силах выразить словами грандиозность творения… Вершины, камни и снега – высочайшие ступени, последние еще подвластные человеку перед необозримым океаном небесной вечности. Человек всегда стремился в этот небесный храм, где нет места суетному миру, где под лучами солнца и светом звезд царствует вечное безмолвие…

Уральские горы, древние старцы, вам много миллионов лет, ваши хребты горделиво раскинулись от далеких северных морей до жарких южных степей. Холодные зимние вьюги надевают на ваши вершины волшебные снежные уборы, превращая поросшие лесом подножия и седловины в декорации величественной сказки. Низкое заходящее солнце набрасывает на вас оранжевые и желто-фиолетовые покровы, играя радужными переливами в ледяных панцирях, покрывающих крутые склоны.

Летом вы отряхиваете последние остатки зимней спячки, умываясь бурными речными потоками, и одеваетесь в безбрежное море цветочного разнотравья высотой выше человеческого роста. Ваши подножия обрамлены красавицами елями, а вершины, покрытые ветвистыми можжевельниками, пестрят ковром лишайников вперемежку с ягодниками брусники, голубики, черники, шикши.

Наступает осень, и невидимый художник раскрашивает золотисто-оранжевыми цветами травы и листья деревьев, добавляет ягодникам бурые оттенки…

Часть 1

– «Скажи, Лизетта, так же ль у тебя от счастья бьется сердце?»

– Лео, милый, подай кастрюлю с овощами.

– Пожалуйста, Лизи. «И если так же, найди слова, которых я лишен, чтоб выразить, что нас переполняет. Пропой хоть звук из хора голосов, которые бушуют в нашей встрече».[1 -

Здесь и далее по тексту, если специально не оговорено, герой романа приводит цитаты из драматических произведений У. Шекспира (прим. автора).]

– Ах, Лео дорогой, подай мне лече и на мгновение ротик свой закрой.

– Ну что же, придется спуститься с поэтического Олимпа в наше прозаическое бытие, милая Лизи. Прими от меня сей драгоценный дар небес – лече.

Такой, не лишенный легкого юмора и лирической окраски диалог, происходил утром, когда августовское солнце мягким светом будило еще спавший маленький поселок, ютившийся у подножия горного хребта. Небольшое озеро с прозрачной ледяной водой посеребрило свою гладь первыми солнечными лучами. Оно, как и хребет, носило название Медвежье.

На берегу озера раскинулся небольшой поселок Горный. Со всех сторон его обступал вечнозеленый хвойный лес, где на западе, над верхушками вековых елей, пихт и лиственниц вздымалась к небу седая вершина хребта Медвежьего, довольно часто укутанная белесыми туманами или темно-серыми грядами туч.

Почти все дома поселка были построены еще в первой половине двадцатого века. Некоторые из них покосились и вросли в землю, заборы обвалились, заросли бурьяном и крапивой. Раньше люди охотились на медведей, волков, лисиц, белок и перелетных птиц, но теперь прилежащие к поселку земли были объявлены заповедной зоной, и охота прекратилась. Ей на смену пришел туризм.

Поначалу первые энтузиасты совершали восхождения на хребет и пешие походы вокруг озера. Затем, когда туристический поток стал превращаться в многоводную реку, появился первый гостевой дом, затем – второй. Гостевой дом «Приют горного странника» располагался в начале главной улицы поселка с незатейливым названием Лесная.

Пройдя через калитку в металлическом заборе, вновь прибывший горный странник ступал на гравийную дорожку. По левую руку, вдоль забора, тянулись хозяйственные постройки, начинающиеся дощатым навесом, обнесенным металлической сеткой. Здесь обрел пристанище большеголовый мохнатый пес по кличке Буян. Он оправдывал свое имя – даже мышь не могла проскочить мимо, не будучи грозно облаянной. За местом проживания Буяна находился заброшенный загон, где ранее находили кров куры, козы и прочие деревенские обитатели, а теперь покосившаяся деревянная крыша и припавшая на бок ограда грустно взирали на новомодную соседку – обнесенную частоколом мангальную зону под свежевыкрашенной голубой краской металлической крышей. Двор был открыт не утихающим ветрам, да и человеческое небрежение сыграло свою роль – кругом благоухали заросли дикорастущих трав, цветов и кустарников.

Вернемся к нашему вновь прибывшему горному страннику. Будучи облаянным Буяном, он оказывался в центре двора и по мощеной гравием дорожке подходил к одноэтажному дому, внешний вид которого наводил на мысли о недавно проведенном капитальном ремонте. Крытую красной металлической черепицей крышу венчала круглая деревянная мансарда, в виде башни устремляющаяся вверх остроконечным шпилем.

Пройдя через террасу, горный странник ступал в небольшую прихожую, где его взору открывался просторный холл. Посередине, на мягком ковре, удобно расположились небольшой диванчик и стоящий перед ним столик. На лакированной поверхности столика можно было бы увидеть поле для игры в шахматы, если дать себе труд убрать постоянно находящиеся на нем газеты и журналы, претендующие на внимание своими яркими обложками. Подобранные в тон темно-синим обоям голубые занавески на окнах создавали приятный для глаз полумрак и ощущение прохлады.

Отсюда хозяйка гостевого дома могла провести горного странника в один из шести выходящих дверями в холл номеров или, по его желанию, показать ему путь в столовую, куда вела деревянная лестница со слегка поскрипывающими ступеньками. По ней горный странник, вслед за хозяйкой, спускался вниз. Его взору открывалась комната, где большой биллиардный стол и жавшиеся к стенам стулья с уважением взирали на картины с изображением морских пейзажей. Здесь царили полумрак да тонкий слой пыли, осевший на тяжелых рамах картин.

Побродив по биллиардной, где все дышало тишиной и покоем, проголодавшийся странник попадал в столовую. Здесь от полумрака не оставалось и следа. Струясь из множества ламп, свет отражался от белых панелей стен, играя и переливаясь на чинно выстроившихся в ряд чайниках, сахарницах, солонках и других столовых предметах рангом пониже. А хозяйка исчезала за дверью кухни, в которую можно было попасть только из столовой, откуда вскоре появлялась вновь с подносом блюд, манящих горного странника всевозможными ароматами. И именно в этой кухне и происходил описанный выше диалог.

Стояли последние деньки уходящего лета. Ночами уже примораживало. Утренний воздух приобретал тот неповторимый аромат и бодрящую свежесть, характерные для приближающейся осени. Где-то в дальнем конце поселка хрипло прокричал первый петух. Ненадолго воцарилась тишина. Но вот уже второй, а за ним и третий петушиный крик нарушили прозрачную хрупкость раннего утра. Петушиный хор поддержал короткий, отрывистый собачий лай.

– Буян проснулся. Может, кто-то приехал, Лео?

– Нет, милая Лизи. Выскажу гипотезу, что это Муза отправляется на травяное пропитание.

Глядя на свежее румяное лицо женщины, обрамленное светлыми волнистыми волосами, тонкую полоску губ, в уголках которых играла легкая улыбка, и большие выразительные серые глаза, трудно было поверить, что ей недавно исполнилось пятьдесят лет. Белый передник туго обтягивал голубую блузку и серую длинную юбку, подчеркивая все еще стройную фигуру. Она позволила себе только одну временную слабость: в отсутствии постояльцев или, как она называла их – гостей, надеть мягкие розовые тапочки.

Рядом с ней, за небольшим кухонным столиком, сидел мужчина, неспешными глотками наслаждающийся чашечкой кофе. Он еще не вышел из того переходного периода, который отделяет мужчину «еще ничего» от «уже пожилого человека». Для своих пятидесяти восьми лет он сохранил живое выражение лица. В его проницательных, с мягким прищуром глазах до сих пор искрился огонек любви к жизни, пронесенный через невзгоды и потрясения. Припорошенные сединой волосы, высокий лоб, горделивая прямая осанка… Когда-то он был красив. Сейчас же его внешность без сомнения можно было назвать благородной. Свою спутницу жизни он называл Лизи, слегка напевно, придавая голосу нотки мягкой задушевности. Она отвечала ему выразительным взглядом, в котором, в зависимости от обстоятельств, сквозили нотки иронии, укора или нежности.

С улицы послышались собачьи поскуливания, перешедшие в протяжные завывания.

– Лео, что-то Буян в последнее время стал вставать с петухами…

– Да… «стало неспокойно в Датском королевстве». Иду! Судьба меня зовет!

И Лео, а точнее Леопольд Фомич, хлопнув себя по коленям, решительно поднялся.

– Покормишь Буяна, отрегулируй водонагреватель. Сегодня потребуется много воды! – крикнула ему вслед Лизи, а вернее – Елизавета Капитоновна.

Покинув кухню, Леопольд Фомич прошел на лестницу, ведущую в холл. Он любил эту лестницу, по какой-то непостижимой случайности избежавшую руки плотника во время недавнего ремонта дома. Ее поскрипывающие ступени, перила, испещренные маленькими трещинками, навевали на него сладкую грусть, грезу о старом как будто бы их с Лизи доме, где живут тишина и любовь… Он всегда останавливался на этой лестнице, поглаживал рукой ее шершавые перила, принюхивался, вдыхая запах старого дерева… И в это утро его взгляд, пропутешествовав по перилам, остановился на паутинке. Он уже хотел смахнуть ее рукой, но ахнул, замерев: сквозь окно биллиардной солнечные лучи играли на сетке паутинки радужными переливами. Занесенная над ней рука опустилась, и Леопольд Фомич осторожно прошел мимо.

В прохладной свежести утра витал терпкий аромат покрытых росой трав. Обойдя дом, он очутился перед центральным входом. Завидев хозяина, Буян заскулил еще громче, отчаянно заколотил хвостом и, в порыве переполнявших его радостных чувств, навалившись передними лапами на сетку, гавкнул пару раз.

– Ну… ну, буде… буде… Ты у нас штатный работник, и рацион тебе положен по предписанию начальства.

Убрав засов и открыв маленькую калитку, Леопольд Фомич обхватил руками большую голову собаки и потрепал ее за загривок, потом повалил Буяна на бок.

– Ну… что, нравится?

Пес с удовольствием завалился на спину и приподнял лапу, позволяя Леопольду Фомичу похлопать и почесать себя. В свое время он взял его еще двухмесячным щенком, пузатым, неуклюжим. И теперь здоровый трехлетка алабай только Леопольду Фомичу позволял с собой такие вольности.

– Вот тебе… ешь, – Леопольд Фомич наполнил собачью миску кашей с мясом, налил воды. Пес начал жадно заглатывать еду, периодически посматривая на пакет в руках Леопольда Фомича. – Ешь, ешь, я подожду. Что, спрашиваешь, не забыл ли я десерт? Не забыл, сначала доешь кашу.

Но пес присел на задние лапы, отчаянно забил хвостом и заскулил.

– Все… ладно… убедил, получи, – Леопольд Фомич достал из пакета очищенный банан, но не успел кинуть его в миску. Пес подхватил банан на лету и, отойдя в угол вольера, зарычал.

– Все, все, ухожу, – Леопольд Фомич затворил за собой калитку и надежно закрыл засов.