Последняя точка судьбы

– Лады!

– Ты лучше расскажи мне, как на эту сторону попал?

– Понимаешь, пацанов тут местных встретил. Вот они мне гать и показали! – Василий махнул рукой в сторону мари.

– Ты бредишь, Вась, какие пацаны?

– Я ж говорю, местные! Видимо тоже ягоду собирали! Четверо пацанов, маленьких таких!

Иннокентий странно посмотрел на Василия. Немного помолчал:

– Какую гать, сват? Какие пацаны? До Саратовки, если помнишь, километров тридцать по тропе. Да и не ходит сюда никто из местных! Говорил же тебе – много люду потонуло в этом болоте! И гати здесь никогда не было…. Куда её прокладывать, на сопку что ли?

Василий чуть не поперхнулся:

– А я кого тогда видел?

Иннокентий не ответил. А потом похлопал Василия по плечу:

– Ладно, пошли, таёжник! Только уговор – Варваре ни-ни!

Ягоду они всё-таки привезли. Сватья нахваливала их за столь удачную поездку, хоть и насобирали  всего половину из запланированного. Оба молчали о том, что это ягода, собранная Иннокентием. Молчали и о странном приключении Василия. Правда, сват, сажая его в поезд, почему-то ещё раз внимательно посмотрел ему в глаза.

И уже в поезде Василий, подумав, усомнился в реальности происшедшего. Может, действительно, от страха всё перепутал, а, может, газ болотный злую шутку сыграл…. Но ведь так реально всё было: и мальчишки эти, и гать! Только тогда, в Саратовке, узнали они со сватом, что несколько лет назад исчезла в тайге ватага местных ребятишек: ушли в тайгу за ягодами и не вернулись. Всем селом искали, милиция искала, спасатели. Даже вертолёт летал! Вот и решили потом, что детишки в болоте утопли. Хотя… в тайге заблудиться большого ума не надо, а здесь  дети….

Так закончилась история Василия Павловича. Хотел я ему свою рассказать, подобную этой, да передумал. Раз решил человек, что всё привиделось ему, так тому и быть! И думается меньше, и спится лучше!

Кондрашкино озеро

Велико Патомское нагорье! Непролазной дремучей тайгой отгородила Сибирь эти места от людских глаз. Валежником и густым кустарником скрыла когда-то проложенные тропы. То сойка крикнет, то кедровка поднимет шум где-то у горизонта! И тишина…

Аркадий  вздрогнул от шума открываемой двери. В купе почти бесшумно втиснулся маленький сухонький старичок. С облегчением положил на свободную нижнюю полку свою небольшую сумку и устало вздохнул.

– Гостей принимаете, люди добрые?– проворковал он, хитро посматривая на Аркадия.

– Отчего ж не принять? Присаживайся, дед!

Аркадий в купе был один. Прежние пассажиры вышли на предыдущей станции, поэтому «люди добрые» был он, Аркадий Вольский, писатель и журналист, который ехал в неизвестные ему края, повинуясь неистребимой жажде новых сенсаций и открытий.

Старик долго пыхтел, открывая свою видавшие виды сумку, но современную, пошитую из добротного и, наверное, дорогого материала. Достав, наконец, начатую палку копчёной колбасы, нож и пару кусков хлеба, обернулся к закрытой двери купе, а потом к Аркадию:

– А если мы с тобой, мил человек…

– Доставай, дед! – понял Вольский, улыбаясь обоснованным опасениям старика, – Мы ж тихо.

– Ну-ну, – старичок достал солдатскую фляжку, бултыхнул в руке и гордо прошептал,– Спирт!

– Пойдёт! – опять улыбнулся Аркадий.

Они сразу нашли общий язык. Голос у старика тихий, певучий. Настолько, что сразу располагал к откровениям. Вот и Вольский не смог удержать себя, и стал рассказывать в общем-то незнакомому человеку о себе, о профессии, которую выбрал ещё в юности, о мечте, которой не суждено сбыться, но к которой идёт всю свою сознательную жизнь.

Старичок, Кондратий Феофанович Сучков, ехал от родственников, у которых гостил где-то под Самарой. То ли гостил, то ли ещё что… Аркадий трудно запоминал незнакомые названия, старался их записывать, но в данной ситуации они, эти названия, не имели никакого значения.

– Так едешь-то куда, Аркаша? – ещё раз переспросил старик.

– Ой, далеко, дед, очень далеко! – попытался отмахнуться Вольский, не желая впутывать Сучкова в свои планы.

– А всё-таки? Чего юлишь?

– В Сибирь, Кондратий Феофанович!

– О, Аркаша! Сибирь большая, нет конца ей, матушке, ни на севере, ни на юге! Ты уж поверь, старому человеку!

– Сам-то бывал там? – вроде бы невзначай задал вопрос Вольский.

– Всю жизнь там живу. Много лет живу…– старик вздрогнул, словно сказал что-то лишнее, потом оправился и уставился на Аркадия своими бесцветными, поблёкшими от возраста, глазами.

– Слыхал что-нибудь про Кондрашкино озеро? – не надеясь на ответ, спросил Аркадий.

– Это на Патоме? – удивился Сучков.

– Да! – обрадовался Вольский, – Вот туда и надо попасть!

– Ну, это ведь нетрудно, Аркаша! А зачем тебе?

– Ладно,– Аркадий махнул рукой,– расскажу! Слышал про сокровища?

Старик усмехнулся. Только как-то неприятно, зло:

– И что там?

– Слушай! – Вольский достаточно опьянел, но уже не мог остановиться и выплеснул в стакан оставшийся во фляжке спирт, – Слушай! Лет этак сто пятьдесят назад была в этих местах золотая лихорадка. Десятки, а то и сотни фартовых людей потянулись в тайгу, чтобы поймать наконец эту свою птицу счастья, вырваться из одолевшей нищеты. Кому-то везло, кому-то нет, кто-то безвестно сгинул в таёжной глуши. А те, кто возвращались, рассказывали о неизвестном никому Кондрашкином озере, в котором дно, якобы, усеяно золотыми слитками да человеческими скелетами. Потому что лежали там пропавшие старатели, которые на беду свою встречали Хозяина этих мест.

– И что же это за Хозяин? –  после небольшого молчания спросил Сучков.

– Откуда я знаю, дед! Откуда я знаю… Вот и еду, чтобы узнать, увидеть! Я книгу напишу…

Поезд мерно покачивался на рельсах. Грохотали на стыках колёсные пары, а за окном проносились меняющиеся пейзажи Уральских гор, за которыми начиналась она, величавая и таинственная Сибирь, в бескрайних просторах которой хранились ещё никем не разгаданные тайны.

Знал Кондратий Феофанович и про Патом, и про Кондрашкино озеро, и про сокровища, что хранило оно в своих объятиях.

– Жил я там, Аркаша, живу! Проведу тебя заповедными тропами к этому озеру! Ох, и много чего интересного хранится в тех местах! – шептал старик подвыпившему Вольскому, а тот довольно улыбался и утвердительно кивал головой.

– Вот ты старый, вроде, а не пьянеешь! – удивлялся Аркадий, – Я пьяный, а ты нет. Почему? Ты в общем вагоне должен ехать, а ты в купе! Пенсионер ведь!

– Потому, милок, что воздухом таёжным пропитан. Вот и не пьянею! И пенсия у меня хорошая, северная! Вот и езжу в купе – не люблю духоты вагонной, расспросов всяких! Я тишину люблю – привык в тайге! А ты поспи, Аркаша, поспи! У нас столько с тобой ещё впереди, что некогда будет отдыхать! Спи!

Аркадию снилась громадная, нависшая над ним кедровка. Он закрывал голову обеими руками и пытался убежать от этой страшной птицы. Но не слушались ноги. Вольский пытался кричать, только вместо крика в ушах слышался тихий и успокаивающий смех Кондратия Феофановича…