Эсхато. Бешеные

Он постоянно отрывал руку от руля, вытирая лицо. Глаза не моргали, сосредоточившись на дороге впереди. Он надеялся, что не пропустит тропинку, ведущую вглубь леса, за которым его ждет жена и маленькая дочка. Он повторял вслух все, что хотел сказать Диане, если доберется, только самое важное и необходимое, а затем даст ей пистолет и попросит ее об услуге… Если она откажется, он сделает это сам, уйдет в глубь леса и пустит себе пулю в лоб.

В очередной раз протирая лицо тыльной стороной ладони от пота он с ужасом обнаружил на ней кровь. Вновь посмотрев в зеркало заднего вида, он увидел, как красная дорожка крови начала свой путь от левого глаза и шла к уголку рта. Он нервно протер ладонью свое лицо, хотя знал, что в этом нет никакого проку: кровь по-прежнему продолжала выступать из-под глазниц. Затем подступил тяжелый и сухой кашель, заставлявший постоянно подставлять кулак ко рту. До хижины оставалось чуть меньше часа, но солнце вот-вот опустится за горизонт и оставит его во мраке, и тогда он точно не увидит съезд в лес.

Ты успеешь, успеешь.

И он успел. Спустя час появился съезд, ведущий прямо к хижине его отца. Он крутанул руль влево и заехал в голый лес, листья которого еще не успели расцвести. Во истину этот лес прекрасен летом, особенно, когда они сюда приехали первый раз и особенно тогда, когда он, вместе с отцом, ездил сюда охотиться.

Еще немного, немного…

Сейчас это были голые стволы и ветви деревьев с кучей грязи вокруг. Несмотря на отсутствие какого-либо намека на живописность, Алексей понимал, что видит он все это последний день и в последний раз. Больше никогда ему не почувствовать запаха елей, не услышать щебетание птиц утром, не ощутить прохладного вечернего ветерка.

Из-за грязи добираться до хижины было еще труднее. Машину то и дело покачивало то влево, то вправо. Благодаря такому веселому «аттракциону» его тошнота усилилась, и его стошнило красной жижей еще пару раз. Он переставал ощущать руль в руках, сиденье под ягодицами, и в конце концов в глазах его начало мутнеть. Он почувствовал подступающий постепенно необъяснимый гнев, ярость и что-то дикое, словно бы он становился животным, которое ничего не хочет, кроме как убивать. Изо всех сил он боролся с этим подступающим, необъяснимым чувством, крепко сжимая зубы и стараясь равномерно дышать.

Вдруг машина заглохла и медленно остановилась в вязкой грязи. Алексей посмотрел в сторону приборной панели, где значок бензоколонки мигал красным. Он нажал на педаль газа в надежде, что мерцающий значок ему мерещится, но машина не сдвинулась ни на миллиметр, а двигатель не издал привычного кряхтения.

Все вокруг расплывалось, глаза постоянно приходилось вытирать, уж очень они чесались. Он вышел из машины, забыв закрыв за собой дверцу, и пошел вперед, покачиваясь как пьяница из стороны в сторону. Он то и дело падал в грязь, лежал несколько минут в ней с мыслью не предпринимать более никаких усилий, но перед глазами вставало ее лицо и лицо его дочери. Они заставляли его вставать и идти дальше.

Сумерки понемногу опускались, делая комки грязи под ногами еле заметными. Идти было тяжело, а думать о предстоящем «преображении» совсем невыносимо. Коричнево-желтые стволы деревьев окрасились в ярко-оранжево от света заходящего солнца. Вечерний ветерок вышел на свое предстоящее ночное дежурство и принялся легонько раскачивать ветви.

Алексей продолжал идти, то и дело приговаривая.

– Еще немного, немного…

Диана оторвала взгляд от окна, когда услышала настойчивый топот маленьких ножек позади себя. Саша, по всей видимости уставшая сидеть на диване без дела, хотела обратить на себя внимание.

– Сашка, давай спать, поздно уже, – сказала мама. Она подошла к малышке, взяла ее на руки и понесла в сторону дивана. Она уложила ее в кровать и нежно погладила по голове.

– Тебе нужно выспаться, чтобы завтра у тебя было больше энергии донимать меня с отцом. – При этих словах она улыбнулась уголком рта. – Ты обещаешь мне, что не встанешь больше с кровати?

Ярко-голубые глаза девочки внимательно смотрели на мать, словно одобряя ее просьбу.

– Я люблю тебя, солнышко, – сказала Диана и поцеловала дочку в лоб.

Она укутала ее как следует, позаботившись, чтобы ножки и ручки были под одеялом, и направилась в сторону двери.

– Спокойной ночи, – сказала Диана.

Комната погрузилась в полумрак, когда она вышла из комнаты и вновь отправилась к окну.

Она волновалась, и явным показателем этого были ее ногти на руках, постоянно находящиеся во рту. На улице уже было так темно, что лес впереди виднелся одной огромной черной кляксой на фоне темно-синего неба. Она то и дело напрягала слух в надежде услышать звук приближающейся машины; вглядывалась в тропинку, ведущую в лес, в надежде увидеть там два желтых огонька от фар, но ничего этого не было.

Из окна потянуло сквозняком, и Диане пришлось накинуть на себя запасную куртку мужа. Она была готова к любым новостям, что он принесет, к хорошим или плохим, лишь бы он вернулся обратно. Она почувствовала запах от его куртки, и волнение заиграло в ее сердце еще сильнее. Она зависима от него, зависима от его присутствия рядом как героиновая наркоманка.

Она даже и не заметила, как задремала, сидя в кресле возле окна, пока ее не разбудили громкие удары в дверь. Диана открыла глаза и вначале подумала, что это продолжение сна, который ей снился, пока не раздался еще один шквал ударов, на этот раз заставивший ее вскочить с кресла.

– Лёша? – спросила она.

Нет ответа. Слышны были булькающие вздохи и какое-то бормотание.

Она решилась открыть дверь…

…и увиденное заставило ее ужаснуться.

Алексей, чья борода, глаза и вся куртка были в свежей крови вперемешку с грязью, стоял перед ней на коленях и тупым взглядом смотрел прямо на нее. Он покачивался, напоминая маятник, и со стороны это выглядело, будто пьяный муж вернулся поздней ночью после хорошо проведенного вечера в компании с крепким алкоголем.

– Г-господи, – еле выдавила из себя Диана.

Алексей упал лицом к ее ногам. Он тяжело дышал и не сводил глаз с потолка.

Диана не обратила внимания на его бормотание, но вот кровь на его лице заставила ее прийти в ужас. Она взяла его за руки и затащила внутрь дома, предварительно заперев дверь, после чего налила стакан воды, намочила тряпку, прихватила с собой пару антибиотиков – единственные таблетки, чтоб были в хижине – и вернулась к Алексею, мучающемуся на полу от неизвестной ей боли. Аккуратными движениями она вытирала смесь грязи, пота и крови с его лба, а потом одной рукой приподняла его голову на уровень своей вытянутой руки, в которой лежало две таблетки.

– Лёшенька, миленький, выпей слышишь?

Она вглядывалась в его глаза и надеялась, что они не превратятся в те самые, черные и бездонные, что она видела у соседки, которая чуть не убила ее полгода назад. Алексей лихорадочно кивнул ей в ответ и приоткрыл рот, в который она положила таблетки и вылила полстакана воды. Алексей закашлял, несколько розовых каплей вылетели из его рта вместе с кашлем.

Диана взяла его под руки, кое-как дотащила до дивана, аккуратно уложила его голову на подушку и принялась раздевать. Ей казалось, что его ранили и где-то там на теле она найдет глубокую рану и тогда пиши пропало… Медицинского училища она не заканчивала, а даже если бы и закончила, то помочь ему вряд ли чем-нибудь смогла: антибиотики и пары бинтов – это все, что было в доме. Раздев мужа полностью, она не обнаружила ничего, кроме небольшой ранки на левой руке. Она обработала ее спиртом и перебинтовала как смогла.

Скрипнула дверь, и из другой комнаты показалось личико Саши.

– Иди в постель! – крикнула Диана, перевязывая бинтами левую руку.

Девочка так и сделала, но не сразу. Дверь она закрывала медленно, надеясь увидеть, как можно больше, что же вообще происходит.

Диана увидела пистолет, выпавший из куртки на пол. Она взяла его и положила на тумбочку. В ее голове были подозрения на счет состояния мужа, поэтому пистолет она положила на расстоянии вытянутой руки, и в любой момент была готова схватить его.

Постепенно Алексей задышал все тише и тише, глаза его постепенно закрывались, и он…

Умер?

К глазам ее начали подступать слезы, но она тут же взяла себя в руки, пытаясь изгнать из головы все эти предположения. Ладонью она прикоснулась к его груди, а затем приложила туда ухо, и услышала отчетливое биение сердца и тихое дыхание.

Может, таблетки подействовали, и он попросту уснул? подумала Диана.

Алексей действительно спал, и выглядел так, словно бы испытал на себе в один день все муки человечества. Диана вытерла кровь и грязь с его тела, попутно гадая, что произошло с ее мужем.

Он точно не заражен, ведь, если бы это был вирус, он бы уже превратился в одного из них.

Утро.

Диана спустилась в подвал и нашла консервированные груши, которые очень любил Алексей. Осталось всего две банки, которые он берег для особых случаев. Она огляделась по сторонам, осматривая пару пустых полок, которые совсем недавно украшали стоящие друг на друге разнообразные припасы. Еда пропадала словно в предновогоднюю ночь, и ей пришла мысль снизить рацион еще сильнее. Как только Лёша очнется, она обязательно с ним это обсудит.

Диана прихватила с собой и пару бумажных полотенец, которых, хватило бы лет на десять. Огромная пачка размером со стол лежала в самом углу подвала, занимая большое пространство. Ей бы очень хотелось, чтобы вместо этой кучи ненужных полотенец лежала соизмеримая куча еды.

Она поднялась по ступеням, но дверь подвала закрывать не стала: вот-вот проснется Саша и попросит ее накормить. Сейчас Диана как никогда была благодарна судьбе за то, что ее дочь еще слишком маленькая для вопросов, которые посыпались бы из нее при виде отца, будь она чуть старше.

Диана придвинула стул к дивану на котором Алексей по-прежнему спал, тяжело дыша. Она провела ладонью по его волосам, мокрым от пота, и почувствовала, как горит его лоб. Она была в растерянности, не понимая, что ей предпринять, когда вокруг нет ничего, кроме проклятых бумажных полотенец и аспирина, которого осталось пару таблеток. Все, что ей оставалось, это сидеть рядом с ним, сжать его руку как можно крепче, и надеяться, нет, молить Бога, что он сжалился над ее мужем.

Она открыла банку с грушами, понюхала содержимое, посмотрела на мужа, веки которого дергались, а рот, порой, открывался, словно что-то бормоча во сне.