Стая. Волки и гончие

– Подумай над нашей просьбой: тебе ведь ничего не придется делать. Цель твоя будет достигнута: Збарский по заслугам получит. А ты останешься «чист»…

– В этом случае я готов и «запачкаться».

– Ты развяжешь войну! – предостерегающе произнес Павел.

– Не я ее развязал. Барс. Он свое за это получит. Ты что, предлагаешь мне наплевать на то, что он чуть не убил моего друга?!

– Ты тупой? – вмешался гневный Сергей. – Мы предлагаем не игнорировать! Мы предлагаем помощь!

– Мне не нужна помощь! – огрызнулся Арго.

– Да? Тогда выходи из машины! – рявкнул Молчанов, начав сбавлять хоть автомобиля.

– Сергей! – одернул его Литвинов.

Тот недоуменно возмутился:

– Что вы все его защищаете постоянно?! Он же наглеет на глазах!

Арго действительно стало неудобно: распаляясь в мыслях о новоприобретенном враге, он перестал следить за тем, что говорит и как говорит. Постаравшись унять клокочущую злобу в голосе, он произнес уже гораздо спокойнее:

– Простите, мужики. Я, правда, благодарен вам за то, что выручили с машиной. Но я настаиваю на том, чтобы эта помощь была последней с вашей стороны. Не ввязывайтесь в эту грызню – ее уже не остановить, а на рожон лезть вам резона нет.

– Ты можешь остановить «эту грызню», Макс. Просто доверься нам. Будь благоразумен.

Но для ослепленного жаждой мести Арго слова «благоразумие» сейчас просто не существовало. Павел понял это по полыхающей ненависти в глазах Макса, которая разгоралась все сильнее с каждой минутой.

– Макс, ты пойдешь по трупам. Нам придется тебя арестовать после того, как месть твоя свершится, –  заметил Литвинов. – Мы будем следить за тобой и за твоими действиями. А они будут незаконными. У нас будут все основания…

– Когда будут, тогда и поговорим, – прервал его Арго, больше ни на тон не повышая голоса.

– Ну не баран ли? – покачал головой Сергей.

– Может, и баран, – внезапно согласился Макс. – Но я уверен, что смогу найти Барса намного раньше вас. Вы только начнете поиски, а я уже доберусь до него…

– Так давай поможем друг другу. Ты будешь подсказывать нам, мы возьмем его, ты дашь показания…

– Ничего я давать не буду. И возиться с вами я не собираюсь – пустая трата времени. Я не оказываю вам помощи, я ее у вас не прошу. Мне все равно, как вы будете его искать, и будете ли вообще. Единственная просьба – не мешайте мне.

– Что это ты раскомандовался, щегол? – возмутился Сергей, Арго в ответ привычно-язвительно ухмыльнулся:

– Только давай без покровительственного тона, «отец»: ты старше меня от силы лет на десять…

– Как будто в возрасте дело! Ты объясни, с чего это мы должны тебя слушаться? – с вызовом спросил Молчанов.

– А с чего это я должен соглашаться помогать вам? – в тон ему отозвался Макс.

– Да мы же тебе жизнь пытаемся краше сделать! А ты никак понять не можешь!.. – Сергей вдруг оборвал сам себя, и с возмущенного крика перешел на глухое рычание хищника перед атакой. И эта тихая угроза в его голосе звучала куда более впечатляюще, нежели обычные повышенные тона: – Ну, вот что: делай, как знаешь, но я слово даю… Паша вот пообещал Барса поймать. Так я обещаю после всего этого поймать тебя! Потому что ты такой же, как все они: ни черта не ценишь чужие жизни, раз с такой готовностью собрался развязывать бойню, наплевав на остальных! Значит, будешь сидеть – это я тебе обеспечу. Ноги в кровь собью, а тебя достану, понял? Считай это моим делом чести!

И впервые нахмурившийся Арго не ответил Сергею обычной дерзостью, не попытался оставить последнее слово за собой,. Возможно потому, что машина уже подъехала к больнице. А может быть, оттого, что это последнее слово еще не было готово.

3

Соболь прекрасно знал место, где работала мать Максима Зорина. Знал время, когда заканчивается ее смена. Знал дорожку, по которой женщина ходила на остановку в окружении своих подружек. Поэтому Олег с уверенностью припарковал свой автомобиль неподалеку от территории хлебопекарного комбината и нетерпеливо взглянул на часы. До конца рабочего дня оставалась еще четверть часа, но Зорина могла запросто задержаться. Она любила свою работу, поэтому не спешила домой, пока не были завершены все дела.

Все двадцать минут, которые пришлось дожидаться женщину, Соболь провел, как на иголках. Он старался постоянно осматриваться в зеркала, чтобы отследить возможное появление неприятеля, но то и дело уходил в свои мысли. Снова и снова против своей воли он прокручивал в голове сегодняшние трагические события. Перед его взором стояло лицо Клифа, искаженное болью и страхом, в ушах звенел его вскрик, а в душе теснились чувства беспомощности и вины – не смог уберечь. Впрочем, вина была не только перед Костей…

Олег тряхнул головой, блондинистые пряди стегнули по щекам. Понимая, что теряет бдительность, он вышел из машины: так он точно не пропустит ничье появление. Понимая, что теряет самообладание, принялся искать по карманам сигареты, хотя курить бросил года три назад. Он был виноват… все они были виноваты перед женщиной, которая много лет назад стала им названой матерью.

– Любовь Ивановна! – Его голос дрогнул, когда он увидел ее, выходящую из дверей здания.

Сердце дрогнуло тоже, но на старательно бесстрастном лице Соболя не отразилось никакого волнения. Он давно научился скрывать свои чувства.

Женщина обернулась в его сторону, нашла Олега глазами. И даже стоя в отдалении, Соболь услышал, как взволнованно и радостно она выдохнула:

– Олежек!

Коллеги, веселой говорливой толпой окружавшие Зорину, внимательно взглянули на свою подругу. Потом – на странного бледного юношу, стоящего у дорогой машины. Снова уставились на женщину:

– Любаша, это к тебе?

– Ко мне, – подтвердила она и торопливо зашагала к Соболю, на ходу через плечо попросив: – Девочки, извините, идите без меня.

Олег уже торопливо распахивал перед ней переднюю пассажирскую дверцу, зорко оглядываясь. Дамы игриво кричали Зориной вслед:

– Любаша, а тебя не похищают, случайно?

– Нет-нет, болтушки, идите уже! – смущенно отмахивалась от них на ходу Любовь Ивановна. И перед тем, как сесть в машину, задержалась, чтобы внимательнее вглядеться в лицо смущенного Соболя с материнской лаской: – Как я рада тебя видеть!..

– А я вас, – прошептал тот в ответ. – Вы, как всегда, прекрасно выглядите.

– Неизменно галантен, – в свою очередь с улыбкой похвалила его женщина и села в машину.

Олег мягко закрыл за ней дверь и поспешил на водительское сиденье. Надо было как-то объяснить свое неожиданное появление. Лет пять он не казал носа, и вот явился. Но глядя в лучащиеся радостью глаза Любови Ивановны он, как и прежде, не мог сказать этой светлой женщине правду.

А она изменилась, вдруг понял Олег. Нет, он не солгал: Зорина, действительно, прекрасно выглядела. Все та же статная фигура, элегантный наряд, аккуратно уложенные черные волосы, открывающие лицо с легким уместным макияжем. Она всегда следила за собой и выглядела моложаво без пошлости и нелепости. Но сейчас Олег увидел на ее похудевшем лице новые морщинки, в глазах – затаенную грусть, в движениях – неспешную плавность взамен былой оживленной бойкости. И лишь сейчас Соболь понял, что пять лет – это прорва времени, которые он упустил, оставаясь без ее неиссякаемо щедрой материнской ласки.

Он упустил их не по своей воле, но по своей вине. В детстве он вместе с Димкой-Кельтом, Костей-Клифом и Марком едва ли не каждый день являлся в небогатый, но гостеприимный дом Зориных. Макс сам методично приваживал их, беспризорников, как приручают диких зверят, а чуткая, безгранично добрая и заботливая Любовь Ивановна всегда встречала их с радостью. Она была единственным взрослым человеком, которому было до них дело. Мальчишки дивились этому радушию, ведь все соседи отовсюду гоняли их и предостерегали Зорину держаться подальше от малолетних бродяг. А у той всегда были готовы добрые слова и угощения для каждого из пацанов. Потому что это были друзья ее сына, которые не бросили его ни в одной детской игре, ни в одной серьезной передряге.

Макс, его мать и его сестра спасали мальчуганов от черствости окружающего мира, с которым у мальчишек не заладились отношения с самого детства. Дом Зориных был единственным местом, где им были рады. Где брошенные дети могли почувствовать себя счастливыми. И в благодарность за этот уют и заботу, Соболь, Кельт, Марк и Клиф однажды, не сговариваясь, в порыве чувств, поклялись семейству Зориных в верности. И клятве своей оставались верны, ни разу не раскаявшись в произнесенных словах.

Правда, сейчас они старались не вспоминать о том, что увязли в криминальной паутине отчасти из-за своей благодарности. С детства они мечтали победить бедность, чтобы сделать счастливыми любимых людей, и выбрали для этого самый быстрый и самый простой способ. А теперь было стыдно смотреть в глаза. Деньги появились, но счастья от них ни у кого не прибавилось. Зато прибавилось тревоги, печали и замкнутости.

– Почему ты перестал приходить к нам? – бесхитростно спросила Любовь Ивановна, с легкостью выдерживая на себе остановившийся в задумчивости и растерянности взгляд Олега. – Как ты поживаешь, Олег? Как дела у Димы, Марка, Кости? Мы с Надей так давно не видели никого из вас.

Соболь стремительно перебрал в уме сотню отговорок: «Да как-то так получается, постоянно дела, времени нет… Мы больше не достойны вашего света… Макс никогда не подпустит бандитов к своей семье, а мы все теперь бандиты… Нет, все это не то, нельзя этого говорить…». Однажды Арго разочаровался в своих друзьях и запретил появляться в его доме. Это была слишком долгая история о том, как Макс и его вечные соратники неумолимо отдалялись друг от друга, становясь чужими, а чужим людям вход в дом Зорина был заказан. И история эта, как и правда об их криминальных делах, для мамы и сестры были тайной за семью печатями.

– Простите, – только и смог вымолвить Олег, опустив голову. – Я… я не знаю, как это получилось.