Стая. Волки и гончие

– Не мели чепухи, – оборвал его Кельт. – Там вообще никто не должен лежать.

– Он сказал, я пойму потом… – вздохнул Макс, словно размышляя вслух.

– Что поймешь?

– Зачем он свою жизнь за мою попытался отдать.

– Не зачем, а почему. Потому что он тебя любит. – Кельт впервые за все это время не отвел взгляда, подняв глаза на «атамана». – Ты бы точно так же на его месте поступил.

Арго скорбно скривил губы, опустив веки, признался:

– Димка, мне стыдно и страшно. Потому что я не уверен, что смог бы поступить так же. Я не настолько силен духом, как он. Я слишком себя люблю, я жизнь люблю, я за нее цепляюсь всеми силами…

– А он, стало быть, – нет. Вот поэтому он и поступил так.

– «Тебе нужнее»… Точно, он так и сказал – тебе, мол, нужнее, ты поймешь. – Макс взволнованно распахнул глаза, начиная понимать. Но Кельт опередил его, просто, буднично напомнив истину, которую Арго напрочь позабыл:

– У тебя есть семья, тебя любят, тебе есть, для кого жить. А Костя ведь один совсем. Кроме нас у него никого нет. Да и мы в последнее время… никудышными друзьями ему были… – Кельт замолчал, опять начав корить себя за извечную грубость. Снова посмотрел на Арго и едва слышно прошептал: – Макс, что нам делать? А вдруг… вдруг мы его потеряем?

Глубоко вздохнув, «атаман» запрокинул голову, печально глядя в потолок, словно просил у невидимого отсюда неба поддержки. Выдавил из себя короткое:

– Доктор сказал, что не исключено…

Кельт тихонько выругался, достал из кармана сигаретную пачку, дрожащими пальцами попытался выловить оттуда сигарету. Макс выхватил ее из рук друга:

– Ты что, с ума сошел? Тут нельзя курить – больница!..

Отправив в пространство еще одно, более витиеватое ругательство, Кельт заставил себя сдвинуться с места и побрел вниз по лестнице, бросив на ходу вялое:

– Ну, пойдем, что ли?..

Глядя вслед огорченному другу, Арго вдруг подумал, что снова поступил не «по-атамански». Нужно было поддержать Кельта, убедить, что все будет хорошо – то, что они делали друг для друга раньше. То, что в последнее время старались делать только Марк и Клиф. Но Кельт – не из тех, кто верит в сказки. Поэтому Арго сказал ему правду: «не исключено». На убедительно-утешающую ложь у него самого не было сил.

Только откуда же берут эти неиссякаемые силы Костя и Марк? Почему из их уст даже самые наивные слова звучат по-прежнему правдоподобно. Как звучали в детстве слова самого Арго. Слова каждого из их команды…

Устыдившись собственной слабости, Макс догнал друга, на ходу ободряюще приобнял за плечи и как можно бодрее произнес:

– Дима, подожди меня в машине. Я парой слов с врачом перекинусь и вместе домой поедем.

– К тебе домой? – машинально уточнил тот.

– К нам домой, – поправил его Арго, уже на пути к кабинету зав.отделением обернувшись и подмигнув другу. Подтверждая, что сейчас, как и раньше, его дом – дом его друзей.

Отвернувшись, «атаман» уже не видел, как Кельт благодарно улыбнулся ему за это любимое слово – «домой».

– Наливай, – мрачно произнес Арго, уткнувшись подбородком в сложенные на столе руки и тяжело глядя в пространство.

Кельт, молча, в очередной раз разлил водку по рюмкам. Соболь негромко сказал:

– За Костю. Он выкарабкается, я верю.

Марк в распитии не участвовал. Лишь раз выпив за выздоровление Клифа, он сидел вместе со всеми за одним столом и тяжелым взглядом наблюдал, как одна за другой в гнетущем молчании вновь и вновь опустошаются рюмки.

Друзьям было страшно. Никто не знал, что говорить, и никто не хотел в эту ночь оставаться в одиночестве. Поэтому Арго, впервые за несколько лет сняв свой запрет, не позволил друзьям разъехаться по своим пустым квартирам. Парни с облегчением и радостью приняли это настойчивое приглашение остаться.

Выдумками, нелепостями и размытыми фразами они сбивчиво объяснили сестренке и маме «атамана», что произошло сегодня с Костей. Весь оставшийся вечер они нетерпеливо дожидались, когда встревоженное и расстроенное семейство постарается спрятать свои переживания во сне. И теперь, на полуночной кухне друзья молчали вместе, сидя порознь, но очень желая быть друг к другу как можно ближе. Тем не менее, не привыкшие показывать свой страх и стремящиеся быть взаимной непоколебимой опорой, они изо всех сил изображали стойкость.

Марк взглянул на Арго и с грустью вновь убедился, что у него это получается хуже всех. Поглощенный своими тяжкими размышлениями, он даже не смотрел на друзей. Те уже почти уверились в том, что он вообще забыл об их присутствии, пока тяжелое молчание не нарушил тихий, дрогнувший голос Макса:

– Парни, простите меня. Все беды у вас – из-за меня.

– Ну что за бред, атаман? Ты ни в чем не виноват, – горячо запротестовал Марк.

Но Арго будто и вовсе не слышал его. Не глядя ни на кого и понуро опустив голову, он тихо бормотал – то ли бредил, то ли исповедовался:

– Это я виноват. Это я затащил вас в этот омут. Я веду вас все дальше и дальше, а вы идете за мной, потому что… потому что вы же, как дети, в меня верите… Потому что мы всегда были вместе… А я завел вас в трясину…

– Глупости не говори, Макс, – строго прервал его Соболь, ободряюще похлопав по плечу: – Ты не виноват в том, что случилось. И то, что мы встали на этот скользкий путь, – наша общая ошибка, не только твоя. Ты наш атаман, но и мы не без головы. А, значит, и ответственность делим поровну.

Арго вдруг поднял на него серьезные, внимательные глаза, затем перевел взгляд поочередно на Кельта и на Марка. Губы Макса изогнулись в печальной улыбке, и он неспешно, будто задумчиво повторил:

– «Ошибка», значит. Выходит, теперь вы признаете наш выбор ошибкой?

– К чему ты клонишь, Макс? – непонимающе и поэтому настороженно прищурился Кельт.

Арго невесело усмехнулся. А затем медленно, тщательно подбирая слова, пояснил, переводя пристальный взгляд с одного лица на другое:

– Костя сегодня не только меня спас. Всех нас… Парни, вы же еще не знаете, что сегодня Скрипач сделал меня своим вторым заместителем. Поручил мне вести свои криминальные дела наравне с Барсом. Торговать оружием для головорезов. Наркоту продавать, которой молодежь сама себя губит. Провинившихся киллерам заказывать… И я поначалу согласился, понимаете? Испугался и согласился.

Друзья потрясенно молчали, ожидая продолжения. Арго залпом осушил рюмку и выпалил, до нервной дрожи сжав кулаки:

– А потом у Кости в палате с меня вдруг будто покрывало сдернули. И я прозрел. Неужели для этого я на свет появился? Неужели для этого меня мать наперекор всем бедам растила, а лучший друг жизнью рисковал? Неужели для того, чтобы я из страха и ради наживы губил чужие жизни? Да пропади оно пропадом, это богатство! Ни черта они теперь не заставят меня руки марать!

– Макс, ты что это задумал? – осторожно уточнил Соболь.

– Я ухожу из этого болота, пацаны. И вас забираю с собой. Я не позволю им вас погубить. И возражения больше не принимаются. Я вас сюда затащил, я и выводить буду.

– Макс, притормози. – Марк предостерегающе поднял ладони и пытливо взглянул в глаза Арго: – Как ты собираешься это сделать? Написать заявление об увольнении и хлопнуть дверью не получится, ты же понимаешь.

– Завтра я поговорю со Скрипачом. Может, найдем какое-то решение. Главное сейчас: это ваше согласие покинуть все круги ада и идти со мной.

Друзья растерянно молчали, застигнутые врасплох таким крутым поворотом.

– А на что мы будем жить, Макс? – тихо спросил Кельт. – Ты уверен, что мы сможем жить, выполняя обычную нашу работу, но уже за копейки? Марку придется вновь сбивать ноги из-за дешевых репортажей в местных газетенках, Олег будет гонять барменов в какой-нибудь забегаловке, а я – охранять круглосуточный магазин за углом, так? Кому мы нужны в том, другом честном мире? Мы ничем не выдающиеся личности. Там таких, как мы, миллионы, и далеко не все они нашли свое место.

Однажды этот разговор уже состоялся между ними. Три года назад Кельт сказал примерено то же самое, и Соболь и Марк встали на его сторону. И если в прошлый раз Арго и Клиф не смогли их переубедить, то сегодня у Макса были более сильные аргументы.

– А кому мы нужны здесь, Дима? – выпалил она. – Неужели сегодняшний день ни на что не открыл тебе глаза? Если ты еще не понял, здесь в любой момент за косой взгляд, по чистой случайности или за любой проступок могут пустить пулю в лоб. Тебе, мне – любому из нас!