Ванильные эклеры

Он подошел к столу и стал оставлять пометки. От нее приятно пахло цветочным мылом и какими-то легкими духами. Находясь с ней обнаженной так близко, по телу Кристофера побежала дрожь.

– Всё. Я помогу тебе слезть. – он придерживал ее за руку. – У меня одно просьба, не смотри на картину пока я не закончу.

– Хорошо.

– Я поставлю чайник.

Кристофер отодвинул мольберт ближе к окну и развернул так, чтобы со стульев не было видно набросок картины. Беата накинула на себя платье. Взяла две подушки с дивана и положила их на пол рядом со стульями. Поскольку стол теперь был занят, вместо него она решила воспользоваться стульями и сесть на подушку.

Когда Кристофер вернулся с чаем, то обнаружил что Беата ест уже второй эклер.

– Я так понимаю, ты их очень любишь?

– С детства.

Кристофер аккуратно уселся на вторую подушку, и подставил одну чашку на пол ближе к Беате.

– Расскажи про детство про родителей.

– Ты, наверное, уже догадался, что я русская по фамилии. Так вот, я из древнего и благородного дворянского рода, у нас был огромный большой белый дом, родители меня очень любили. Но сейчас их нет. Мне было 16 когда ночью отец велел собрать с собой те вещи, которые я смогу сама увезти. Меня направили к бабушке в Испанию. Моя мама оттуда. Вскоре до нас дошла новость, что их убили. Ну вот, собственно и всё про детство. Кстати, мои родители тоже целовались. И даже в ту ночь, мама решила остаться с отцом до конца.

– А как ты оказалась в Китайском квартале? Ты не похожа на других русских, которые, бежав от революции пытаются всеми силами закрепиться в лучших домах Европы. Прости, я не хотел никого обидеть.

– Ну ты и не обидел. Наша семья в России всегда казалась всем с чудинкой. Слава Богу мы не пыталась никому доказать обратное. Что касается закрепиться в лучших домах Европы. Ну, а что им делать если они привыкли к красивой жизни, а работать не умеют? Я не поддерживаю отношений ни с кем из русских. А до Китайского квартала, я еще получила экономическое образование и жила в Париже. Вернемся к творчеству.

Произнеся это, она встала и пошла к столу. Пока она снимала платье, Кристофер быстро поднялся, чтобы помочь ей залезть на стол и занять ту самую позу. Он почувствовал сильный прилив крови. Быть так близко с почти обнаженной желанной женщиной и ничего не чувствовать было бы странно. Он быстро удалился за мольберт.

– Расскажи про Париж. Почему ты оттуда уехала?

– Не всё сразу. Давай оставим это на следующий раз, когда я буду есть эклеры. Я добрею, когда ем. – она улыбнулась, Кристофер улыбнулся в ответ. – Давай лучше повыясняем про тебя. А какие у тебя любимые сладости, за исключением рождественского пудинга, его все любят?

– У меня? Хм.. яблочный пирог.

– Я ты ел штрудель с шариком мороженного?

– Нет.

– Да ты что!? Такие вещи надо исправлять не затягивая.

– Поможешь мне?

– Думаю, да.

Дальше они замолчали. Кристофер боролся со своим возбуждением и был не против помолчать, чтобы не ляпнуть ничего такого, что могло бы спугнуть ее расположение. Но конечно он не справился. Спустя часа полтора молчания, Беата спросила:

– А у тебя есть любимый цвет? Вот ты художник, какой цвет у тебя любимый.

– Думаю теперь зеленый? А у тебя?

– У меня белый. А почему теперь?

– Потому что у тебя глаза зеленые.

Беата замолчала. Это смутило её. Ей показалось это через чур.

– Я бы хотела закончить на сегодня. Я устала, – сказала она, слезая со стола и собираясь одеваться.

Кристофер понял, что смутил ее.

Она сухо попрощалась и ушла. Немного помедлив, Кристофер продолжил работу.

На следующее утро она пришла вовремя и долго стучала в дверь. Кристофер помчался к двери. Он проспал.

– Прости. Я проспал. Я рисовал ночью. Проходи, пожалуйста. Я сейчас, – и он побежал в ванную комнату привести себя в порядок. «Как хорошо, что я вчера купил много эклеров» – подумал он.

Пока Беата ждала его, она прохаживалась по комнате. Платье на ней сегодня было черное атласное с пышной юбкой чуть ниже колен. Она нашла его папку с рисунками, которые он рисовал в больнице и в период восстановления после травмы. Там были эскизы, сделанные карандашом: грибы, китайские фонарики, китайский чайник и чашки с зеленым по-видимому чаем, и дерущиеся люди без лиц. «Наверное, вот этот человечек с пучком волос это – я» – подумала Беата. Она и половины не успела посмотреть, как из ванной комнаты, вылетел очумелый Кристофер.

– Все я готов.

Глаза его были еще красные. Беата осмотрела его и решила:

– Тебе нужно позавтракать и кофе. У тебя здесь есть приличная одежда?

– Что-то похожее есть. Я вообще то не пью кофе.

– Очень интересно, конечно. Иди переодевайся!

– А куда мы пойдем?

– Пробовать яблочные штрудели и пить кофе. А то ты уснешь за мольбертом.

Сидя в ресторане, расположенном на 1 этаже одного дорогого отеля, находящегося не очень далеко от студии Кристофера, Беата диктовала заказ официанту:

– Нам, пожалуйста, одну яичницу с сосисками, две порции яблочного штруделя с мороженным, одно эспрессо и два капучино. Все можно приносить по готовности. Спасибо!

Она отдала меню официанту. Кристофер молчал. Внутри его все орало от счастья. Сколько раз лежа в кровати, он представлял себе, как они сидите вместе в кафе. Они оба молчали, пока официант не принес эспрессо, стакан воды и две чашки с капучино.

– Это тебе, – сказала Беата, подвигая ему одно эспрессо. – А это к штруделю. – указала она на одну из чашек с капучино.

Кристофер быстро выпил горячий эспрессо и запил водой. Дальше официант принес яичницу и 2 штруделя.

– Яичница, молодому человеку, – сказала Беата растерявшемуся официанту, указывая головой на Кристофера.

Кристофер приступил к завтраку. Он и не заметил, что оказывается был очень голодный, ведь вчера он последний раз ел как раз эклеры с Беатой. Беата спокойно и с удовольствием приступила к штруделю. После того как Кристофер доел яичницу и принялся за штрудель, он решил начать разговор.

– Ты сейчас должна стать добрее, может тогда расскажешь про Париж.

Беата улыбнулась.