Две секунды после

Дверь туалетной комнаты резко отъезжает в сторону.

– Какого черта вы здесь делаете? – В проеме возникает рассерженный отец.

Мой рот открывается и закрывается. В голове не укладывается, что он ворвался так бесцеремонно.

– У Белинды пошла кровь из носа, нужно остановить, – спокойно говорит Том.

– Митчелл, давай-ка проваливай отсюда. – Папа освобождает ему проход. – Справимся без тебя.

Отец испепеляет Тома взглядом, и это заставляет меня насторожиться. Не протестуя, Том выходит, не сводя с моего папы глаз.

– Перекись, – говорит он.

– Не учи меня.

Том сжимает челюсти, и я вижу, как тяжело ему дается молчание. Мы с отцом остаемся вдвоем, и он берет аптечку.

– Пап… между вами все в порядке? Вы ведь давно помирились, что происходит?

– Послушай, Белинда… – намочив ватный тампон, отец вводит его мне в ноздрю. Слизистую щиплет так, что слезятся глаза. – Ты знаешь, я не в восторге от того, что он втянул тебя во все это.

– Пап, не начинай…

– Скажу честно, я был категорически против вашего общения после твоей реабилитации. Я не изменил своего мнения, но подстроился под обстоятельства.

От его нравоучений хочется закатить глаза, но я стойко преодолеваю это желание.

– Не дай ему себя одурачить. Он ничего хорошего тебе не принесет. Том виноват в том, что с тобой случилось.

– Пап… – вздыхаю я. – Ты же знаешь – я так не считаю, мы с тобой обсуждали это много раз. Не волнуйся за меня. История с Томом давно позади.

Зубы сводит от своих же слов. Я даже не знаю, правда ли это.

– Я очень надеюсь, – отец поджимает губы.

И все-таки он что-то почувствовал. Неужели это так легко понять? Ведь никто не знает. Никто даже не предполагает.

Когда я возвращаюсь на свое место, Том спрашивает:

– Ну как, нормально?

– Да, нормально, – отвечаю я и отворачиваюсь к окну, не в силах отделаться от ощущения, что он смотрит на меня.

На самом деле, отец прав. В той части, где Том не принесет мне ничего хорошего. Но не только он, я тоже. Я не делаю его лучше, положительно не влияю на него, как и он на меня. Мы разрушаем друг друга, но…

Вспоминая вчерашний секс в подсобке, у меня срывается дыхание, и учащается пульс, отчего становится больно.

Секс без обязательств не для меня. Мне нравится Том, но не нравятся свободные отношения. Раньше я умоляла его быть со мной, но теперь не хочу спать с ним так, чтобы это ничего не значило.

Когда-нибудь это должно было случиться в моей жизни. Стоило попробовать, чтобы понять – мне такое не подходит. Секс – это важно. Важнее, чем я думала. Не придавать ему значения у меня не получится.

Самолет садится в Нью-Йорке. «Нитл Граспер» закончили все свои дела в Лос-Анджелесе, и теперь настало время пиар-кампании. Том закидывает гитару в чехле себе за спину и выходит. Я натягиваю огромную серую куртку и красную шапку (подарок от Джуди) и иду вслед за ним.

В Нью-Йорке мокрый снег и ледяной ветер. Поежившись, я схожу по маленькому трапу нашего личного джета и устраиваюсь в машине.

Доехав до зала прилетов, нас встречает охрана.

– У выхода папарацци, – предупреждает мужчина в черном и передает что-то неразборчивое по рации.

Меня охватывает волнение. Я не готова к съемкам. В огромной дутой куртке, с кровью на одежде и без малейшего следа макияжа.

Сначала выходит наша команда и мой отец. Следом группа, а мы с Томом остаемся последними. Понятно, что ждут они именно нас.

Мы беремся за руки, и ощущение, будто я схватилась за раскаленный камень. От его крепких рук меня передергивает.

Выйдя, мы сразу оказываемся под лавиной фотовспышек и криков. Прикрыв лицо рукой, я следую за Томом, который уверенно ведет нас к машине. Хочется улыбаться, но надо держать лицо. Черт возьми, безумие. Когда моя жизнь успела превратиться в это? Как такое вообще возможно?

Мы прыгаем в автомобиль, и охрана хлопает за нами дверьми. Вспышки летят даже сквозь салон. Я прикрываю окно ладонью, чтобы фотографии не получились, пусть оставят нас в покое хотя бы здесь.

Пока машина отъезжает, я наблюдаю, как папарацци следуют за ней. Оказавшись на дороге, мы, наконец, можем вздохнуть свободно. Хочется прийти в себя после тяжелого перелета, но на этот день еще запланировано множество дел.

* * *

В отель мы прибываем только поздно вечером, и у его входа тоже полно репортеров. Договорившись с охраной, нас заводят с черного хода. Гостиница находится в высоченном небоскребе посреди Манхэттена и занимает несколько верхних этажей. Когда мы добираемся до номера, я едва стою на ногах – целый день мы были заняты примеркой и подготовкой к релизу альбома. Я увидела финальную версию обложки, и на ней была та самая фотография, которую выбрал Том. Ее отредактировали, слегка затемнив, но кровь на лице сделали ярче – так, будто она светится.

Мы обсудили значимые даты: выходы синглов, клипов, альбома, интервью, телевизионных эфиров, наши появления с Томом. Я чувствовала, как адская машина под названием «Нитл Граспер» тяжело приходит в движение.

Все закручивалось. Ощущалось все больше и больше давления, но остановить это я не могла. Теперь только вперед, даже если мы несемся в горящее жерло.

Зайдя в номер, я останавливаюсь. Том замирает за моей спиной. Перед нами открывается вид на Манхэттен: огромные окна в пол наполнены темно-голубым небом и электричеством соседних небоскребов.

– Вау… – Я задерживаю дыхание и срываюсь к окнам, по пути задевая длинный черный кожаный диван.

По бокам от него – два таких же кресла, а в середине – кофейный столик из темного стекла. Лавируя между мебелью, я пересекаю белый ковер и подхожу вплотную к окну, касаясь его лбом.

Свет автомобилей с высоты, словно блестки, рассыпанные по улицам, переливается и сверкает.

– Боже, это что-то… – говорю я, слегка обернувшись, но не отводя взгляда от окна.

Том медленно подходит и слегка касается меня боком. Это заставляет все же посмотреть на него.

– Все, как ты любишь, – говорит он, разглядывая вид.

Позади нас лестница, и я догадываюсь, что спальни наверху. Поднявшись, я слышу, что Том идет следом. Открыв одну из дверей, я нахожу комнату на углу здания, две из четырех стен у которой стеклянные. Огромная кровать стоит напротив, а прямо у окон – ванная на небольшом пьедестале.

– Эта комната – моя, – быстро говорю я, опережая Тома.

– Без проблем, – усмехается он и пожимает плечами.