Мы – это мы

– Идет! – обрадовался Хэл. – Тогда до завтра?

Эдвард кивнул, но не двинулся с места. И когда Хэл обернулся в последний раз, прежде чем нырнуть в лесную чащу, все стоял и смотрел ему вслед.

Дружба, завязавшаяся довольно натужно, да еще таким странным образом, тем не менее сложилась и продолжилась. Хотя довольно долго, особенно в первое время, у Хэла было четкое чувство, будто он идет с завязанными глазами, а на дороге тут и там разложены сырые яйца.

Эдвард никогда не упрекал Хэла, если тот долго не появлялся, и был рад любой возможности пообщаться, но, беседуя, порой говорил что-то такое, что казалось обидным и даже оскорбительным. Произносилось все с одинаково непроницаемым выражением лица, и Хэл каждый раз готов был полезть в драку, но в конце концов сообразил, в чем дело.

Его новый знакомый никогда не общался ни с кем, кроме родителей, не имел понятия о многих вещах, с рождения известных каждому человеку, живущему в обществе. Кроме того, он явно из кожи вон лез, чтобы Хэлу не было скучно, во время беседы сильно волновался и допускал еще больше ошибок.

Родители Эдварда общительностью не отличались – отец в основном жил в городе, мать целыми днями возилась по хозяйству, а братьев и сестер у Эдварда не было. Хэлу было сложно такое представить – совершенно один в семье! Не с кем и словом перекинуться, а главное, работы-то сколько!

Зато стало понятно, откуда у Эдварда, его погодка, такая чудовищная сила в руках и плечах – с детства он фактически в одиночку выполнял всю тяжелую работу в доме. Таскал воду из колодца, рубил и носил дрова, чистил хлев – Райни не держали корову, только трех коз, но возни с ними было не меньше.

Времени, чтобы болтаться по лесу, как это привык делать Хэл, у Эдварда просто не было, поэтому как-то само собой получилось, что Хэл стал частым гостем в усадьбе Свершителя и, болтая с Эдвардом, помогал ему, чем мог. Не будешь же сидеть и смотреть, как друг надрывается!

Хозяйка, Альма Райни, как и Эдвард, смуглая и черноволосая и почти такая же крепкая, была явно не в восторге от приятеля сына, но ни словом не возразила против их дружбы. На почтительное приветствие Хэла обычно рассеянно кивала, ловко отворачивалась, взмахнув подолом домотканого платья, и снова работала, работала, работала.

Но жизнь Эдварда не состояла, как можно было ожидать, лишь из тяжелого каждодневного труда.

В одном из сараев-пристроек была оборудована небольшая мастерская, и, увидев ее через пару недель после знакомства, Хэл пришел в восторг.

– Ты все это сделал сам? – поражался он, рассматривая стол, заставленный прозрачной стеклянной посудой, шеренги пузырьков, бесчисленные связки трав под потолком, и особенно немного раскоряченное, с вылезающими кирпичами, но весьма крепкое сооружение в дальнем углу мастерской: – Это же стеклодувная печь, верно? Но как ты ее построил?

– По книге, – слегка смущенно пояснил Эдвард.

Он поманил ошарашенного Хэла за собой. Солнце опустилось за лес, воздух был прозрачен и холоден, с тем особым привкусом, который появляется только в преддверии зимы, когда по ночам уже подмораживает. Бледно-голубое небо еще светлело, но под деревьями воцарилась темнота.

Нана и Тор считали Хэла своим и даже не поднялись с теплой соломенной подстилки, когда мальчики прошли через двор к дому, лишь лениво проводили их взглядом желтоватых глаз.

Хэл вступил в узкую переднюю с некоторой робостью – Эдвард впервые предложил ему зайти в дом. Стащил сапоги и почему-то на цыпочках прошел вслед за другом в общую комнату. Просторная, с камином и яркими лоскутными ковриками на гладком деревянном полу, она ему сразу понравилась. Справа, из-за закрытой двери кухни, доносилось позвякиванье и вкусно тянуло тушеной капустой – Альма готовила ужин.

Эдвард приложил палец к губам и знаком велел Хэлу идти следом. Они поднялись по потемневшей от времени деревянной лестнице на второй этаж, в коридор которого выходило четыре двери – три с правой стороны и одна с левой. Эдвард подошел к самой дальней двери и открыл ее.

В лицо пахнуло теплом, запахом пыли и разогретой ткани. Жарко горел камин, хотя здесь явно никто не жил, и Хэл удивился подобному расточительству. Умирающий за окном осенний вечер делал комнату еще уютнее.

С двух сторон от камина стояли мягкие кресла, они так и манили сесть и понежиться в тепле, под толстым шерстяным пледом. А у стен расположились два объемистых шкафа, наполненных… книгами?

Хэлу захотелось протереть глаза – да, это были книги, они стояли ровными рядами, корешок к корешку. В это невозможно было поверить, целое состояние!

Ни Хэл, ни его домашние не умели читать и писать – никто, кроме Майло, у которого из-за болезни хватило времени овладеть этим непростым искусством. Но и он, хоть и пыжился, ни разу в жизни не держал в руках настоящей книги, а умение писать сводилось к способности с грехом пополам накарябать свое имя.

Созданные еще до Исхода, сохранившиеся от погибшей цивилизации, книги ценились очень дорого. Увидеть их так много в одном месте было равносильно шансу наткнуться при вскапывании огорода на алмаз с кулак величиной.